душе. Душевных ранений Арсений Петрович своим сыновьям не желал; к синякам на теле относился совершенно спокойно.
— Не поддавайся, Серега! Дай ему сдачи! — советовал Арсений Петрович, заслышав пыхтение младшего сына, затиснутого старшим в узкую щель между диваном и печкой.
Серега вообще-то не нуждался в советах. Он старался изо всех сил. Борис хорошо знал, что будет, если свернутого в крендель Серегу отпустить хоть на секунду. Серега извивался как змей. Даже в этом положении он умудрялся укусить брата за палец или поддать коленом в живот.
Иногда Серега делал вид, что сдается.
— Чур, — говорил он. — Больше не буду.
В первый раз Борис поверил ему. Он даже попытался проявить благородство и повернулся к брату спиной. Тут же он получил такой удар головой под лопатку, что не смог устоять на ногах. Серега смеялся. Но недолго. Спустя несколько секунд он пролетел над столом, грохнулся о диван и сполз на пол. Другой бы на его месте мог что-нибудь сломать или вывихнуть. Но только не Серега. Он скорчился на полу, закрыл руками лицо, и можно было подумать, что он потерял сознание. Когда же Борис к нему подошел, то увидел в просвете между пальцами хитрый Серегин глаз и едва успел отскочить в сторону.
Нога Сереги грохнула о ножку стола. Целил он, конечно, не в стол.
Укротить Серегу было невозможно. Иногда в безвыходном положении он мог состроить жалостную гримасу. Но верить ему нельзя было ни на копейку.
В последнее время Серега изменил тактику.
— Отпусти, писать хочу, — заявил он однажды.
И опять Борис поначалу поверил: а вдруг и правда?..
Серега выбежал за дверь. Но только для того, чтобы набрать снега. Твердый снежок, миновав затылок Бориса, влепился в стену, точнее — в то ее место, где висел фотографический портрет отца. Стекло в рамке разбилось — подлый Серега не только скатал снежок поплотней, но еще и намочил его в воде.
— Играть-то вы играйте… — сказал Арсений Петрович, очищая от снега свое лицо в молодости. — А вот вещи портить не надо. А ну, Сережка, убрать. А ты, Борька, в другой раз держи его крепче — пускай в штаны писает.
Как видим, Арсений Петрович не рассердился. Очевидно, он понимал, что сейчас собирает плоды с тех деревьев, которые сам же вырастил.
При всем при том надо сказать, что Серега без Бориса скучал. Это проявлялось в том, что Бориса он выслеживал чаще других и чаще расстреливал из своего автомата на батарейках. Да и Борис хоть и грозился разломать автомат, но всерьез об этом не думал. Отношения между братьями были очень простыми. Борис спокойно выливал воду из своего ботинка и отвешивал затрещину младшему брату. Младший брат спокойно принимал затрещину, спокойно попадал старшему ногой под коленку и наливал воду в другой ботинок.
При этом никакой злости друг к другу братья не испытывали.
Арсений Петрович хотел, чтобы сыновья росли мужественными и сильными.
— На одних стычках с Сережкой мускулов не накачаешь, — говорил он Борису. — Сколько ты раз подтягиваешься на перекладине?
— Нисколько.
— То есть как — нисколько?
— Не пробовал.
— А ну, пойдем во двор.
Во дворе, между двумя березами была укреплена железная труба, на которой по утрам упражнялся Арсений Петрович. Борис подтянулся два раза; второй — корчась от усилий и дрыгая ногами. Отец подтянулся одиннадцать раз.
— Мне мерзко на тебя смотреть, — сказал Арсений Петрович. — В лагерь. В спортивный лагерь немедленно!
Арсений Петрович все любил делать немедленно. Но до лета тогда было далеко, и Борис не стал спорить. Отец быстро воспламенялся, но быстро и остывал. Еще зимой он затеял обливание по утрам холодной водой. Он не стал приучать себя постепенно, а вышел во двор в трусах и вылил на себя подряд три ведра ледяной воды.
За завтраком он восхищайся:
— Хор-рошо! Вы не представляете себе, как хорошо! Каждая жилочка играет. А бодрости сколько, бодрости!..
Легковой машины на фабрике игрушек не было, и вечером отца привезли на самосвале: у него оказалась сильнейшая ангина. Обливания прекратились. Но вот о спортивном лагере Арсений Петрович почему-то на днях вспомнил.
— Кончатся занятия — в лагерь, — сказал он Борису. — Я уже договорился. Великолепное место. Тренировки. Вода. Воздух.
— Мне и здесь воздуха хватает, — заметил Борис. — Зачем мне туда ехать, если я не спортсмен?
— Будешь спортсменом! Там из тебя сделают человека. Пока десять раз не подтянешься, домой не возвращайся. И побольше синяков, шишек побольше. Не скули, если больно, не поддавайся, если трудно.
— И я хочу в лагерь, — заканючил Серега. — Я хочу с Борькой.
— Поедешь, — пообещал отец, — года через три. Даже заставлю тебя поехать, если будешь рыпаться.
Серега из угла полоснул отца автоматной очередью. Отец, конечно, остался жив, и Серега обиделся.
— А вот посмотрите… — пообещал он.
Серегину туманную угрозу никто всерьез не воспринял. И напрасно. Борис-то уж должен был знать, что младший брат ничего не забывает.
Борис мог от спортивного лагеря увильнуть. Отец пошумел бы, но справиться с ним можно при помощи мамы. Борис так и сказал Алексею Палычу. Но учитель посмотрел на дело совершенно иначе.
— Да это же то, что нужно, — сказал он. — Мы с тобой голову ломаем, что делать с Феликсом… А если вас вместе отправить?
— Его там сразу разоблачат, — засомневался Борис.
— Что значит «разоблачат». Кому в голову может прийти, что он
— Ничего себе особенность — не ест!
— Но ведь он может есть. Мы его предупредим. Он мальчик послушный. Если ты не согласен, предлагай свой вариант. Ты же сам понимаешь, что оставлять его в лаборатории нельзя. Вот тогда-то его наверняка обнаружат.
— Может, где-нибудь в лесу спрятать?
— Скоро дачники понаедут, грибы начнутся… Где ты спрячешь?
— Это верно, — согласился Борис. — Я в прошлом году два белых нашел… Маленькие совсем, думаю — пускай подрастут. Даже листком прикрыл. На другой день пришел — уже нет. Дачники эти везде шныряют.
— А главное, — сказал Алексей Палыч, — он должен быть среди людей. Я в этом совершенно уверен. Давай, Боря, думай. Если ты не согласен, я буду что-нибудь изобретать.
— Хорошо, я попробую. Только вы не обижайтесь, если не выйдет.
— Я не обижусь, — сказал Алексей Палыч. — Главное, чтобы он не обиделся.
Честно говоря, Борису ехать в лагерь совсем не хотелось. Спортом он не увлекался, без компании обходился довольно легко. На лето у него были другие планы. А теперь придется ехать с мальчишкой в лагерь и быть возле него чем-то вроде папы и мамы. Мальчишка, конечно, забавный…
Но ни сейчас, ни в далеком будущем не видать, какой от него может быть прок.
