нас конкретно, а мы лишь отбивались и оправдывались. Битву на два фронта не потянули, вот и получили... За грубую ошибку пришлось заплатить высокую цену. Уголовные дела окончательно закрыли к декабрю 99- го, с долгами ОНЭКСИМа разобрались лишь к июлю 2000-го. Правда, по всем обязательствам…
— Году в 92-м. После перехода в банк. Это же считалось модным. Хотя и тогда не воспринимал ребят как телохранителей. Скорее, использовал помощниками по хозчасти: принести спортивную сумку, встретить- проводить девушку… В общественные места никогда не ходил с охраной, оставлял ее на улице перед дискотекой или рестораном. Не понимаю людей, сидящих за столом в окружении автоматчиков. Ну ел бы дома, если так боишься за драгоценную жизнь…
— Я перебрался туда в июле 2001-го и сменил Джонсона Хагажеева на посту гендиректора компании. Нет, ничего особо экстремального не припоминаю. Ну уволил охрану на комбинате. Иного способа борьбы с воровством не было. Город-то маленький, все друг друга знают, тяжело остаться безучастным, когда одни тырят, вторые закрывают глаза на происходящее, а третьи торгуют краденым. Поэтому мы набрали бывших десантников и ребят из ЧОПов, и те работали вахтовым методом — месяц через месяц. Возили их с большой земли самолетами, поселили изолированно, кормили в отдельной столовой, чтобы максимально сократить контакты с местным населением. Это принесло результат, удалось выявить и перекрыть основные точки и маршруты хищений драгметаллов. Крик в городе поднялся! Мы ведь лишили людей реального бизнеса. Экзотические методы воровства случались. Стоит полярной ночью охранник на посту, кутается от холода в ватник и вдруг слышит какие-то хлопки. Смотрит по сторонам: вроде ничего подозрительного, а странные звуки продолжаются. Стали следить, засекли уникальную пневмопушку, сооруженную местными Кулибиными. Заряжалась она пластиковыми полуторалитровыми бутылями со специальным раствором из разведенного палладиевого концентрата. Этими снарядами и пуляли через ограждение с территории комбината. По другую сторону забора стояли люди в белых маскхалатах, встречавшие «посылки». Нашли мы и подкоп, в котором лежала отводная труба для шламов. Народ использовал любой способ, чтобы поживиться за казенный счет. Или другая схема бизнеса по-норильски. Комбинат за свои деньги пробурил артезианские скважины и подвел их к двум заводам — пивному и молочному. Одну скважину со временем заварили, а вторую отдали в аренду бизнесмену, состоявшему в родстве с замдиректора комбината. И он нам же продавал эту воду за полтора миллиона долларов в год! Человек так привык к сложившейся ситуации, что искренне возмутился, когда мы его тронули. Чтобы не поднимать очередную волну воплей об удушении норильского предпринимательства, я резко рубить не стал, через год снизил оплату до миллиона двухсот тысяч долларов, потом до шестисот тысяч, до четырехсот… По закону мог сразу прихлопнуть фактическое воровство, но люди не понимали, почему у них отнимают доход, вот и переучивал постепенно…
— Гендиректор в Норильске — второй после Бога. Рабочие, правда, как-то позвали в цех на откровенный разговор. Мне советовали не соваться от греха подальше, но я сходил и предложил желающим сразиться на кулаках, только по-честному — один на один. Добровольцев не нашлось…
Поначалу обострились отношения с профсоюзами, от которых я получил экстравагантное прозвище — Ужас, Летящий На Крыльях Ночи. Это же Заполярье, там по несколько месяцев солнце над горизонтом не поднимается… Хотя никаких ужасных решений я не принимал. Они не нравились лишь отдельным типам, занимавшимся политиканством и пытавшимся вставлять палки в колеса. Например, спецодежду для рабочих комбината стирали в оборудованных для этой цели прачечных. Если добавить в порошок больше соды, чем надо, воротнички курток грубели, вставали колом и натирали шеи. На ровном месте возникало недовольство, которое профсоюзные деятели старались использовать в своих интересах. Такая мелкая пакость. Пришлось нам открыть собственные прачечные… Потом мы начали шить спецодежду для разных профессий. Двадцать семь базовых комплектов! Показателем высокого качества униформы стало то, что вскоре она появилась на главной барахолке Норильска. Старую робу никому ведь не приходило в голову продавать, а эта оказалась удобна, практична, модна. Разработкой дизайна, кстати, частично занималась Оксана Ярмольник.
— Предприятия, конечно. Это как гимнастерка и сапоги для солдат. Они же не платят Минобороны. Пока не платят… Кстати, именно в Норильске я понял: проводимые изменения должны опережать сознание широких народных масс на чуть-чуть, на самую малость. Если сразу рвануть далеко вперед, даже лучшие начинания обречены на провал. Скажем, я продекларировал, что хочу сделать из компании мирового лидера отрасли. Работники комбината были акционерами «Норникеля», значит, имели кровную заинтересованность в высокой капитализации предприятия. Это в теории. А на практике? Простой трудяга в макроэкономике смыслит, мягко говоря, не слишком много, ему важно, чтобы зарплату платили вовремя и не напрягали сверх нормы. А тут, понимаешь, какие-то разговоры о повышении производительности труда… Словом, мы зашли с другого бока. Приходили в цех и раскладывали на столе картинки: смотрите, вот такими будут бытовки и столовки, а такими — душевые и спецодежда… Это понимали гораздо лучше. Через три года люди почти перестали задавать вопросы о повышении зарплаты, заговорили о капитализации и дивидендах. Более того, во всех норильских газетах на первой полосе обязательно печатался сначала прогноз погоды, а потом — курс акций «Норникеля». Многие горожане тогда реально стали миллионерами. Рублевыми, конечно… Так что не все в России обмануты ваучерной приватизацией. Есть положительные примеры, хотя их не столь много, как хотелось бы.
— Никак. Даже не получал его. В тот момент я уже был состоятельным человеком и не нуждался в подобных формах дохода. Деньги давно стали для меня универсальным мерилом успеха, не более. Когда начинаешь новый проект, думаешь ведь не о том, какую маржу снимешь. Увлекает процесс.
— Закон бизнеса: если прикипаешь к чему-то, это уже хобби. Предлагают хорошую цену — продавай без
