Крис, твои достижения бесспорны, но большая часть твоих возможностей еще в латентном состоянии, и надо их быстренько разбудить — это раз.
— А два?
— А два — это надо тебе еще и кое-что добавить.
— Чего еще добавить? — Удивился я. — Разве ОП не дал мне всего того, что надо или даже больше?
— Что ОП, просто игрушка. Нет, не спорю, — он поднял вверх руку, — свое дело он сделал, многое тебе дал, многое разбудил, преднастроил тебя. Но это был только начальный этап твоей перестройки, окончательно все освоить ты должен будешь здесь. Отсюда ты выйдешь настоящим Мастером, обещаю тебе, — потом как бы про себя пробормотал, — а может даже, еще большим, посмотрим. Давайте, ребята, располагаться. — И, предвосхищая мой вопрос, добавил. — О доме не волнуйся, мы вернемся в тоже время, обещаю.
И потянулись дни, недели, а может быть, и месяцы моего ученичества. Чудесные, скажу вам я, были деньки, те еще. Гонял меня Флейтист до седьмого пота. Часами сидел я погруженный в самого себя, пытаясь ощутить глубинное свое я. Нечто подобно на земле делали йоги, но это было не то. Подобное, но не то. То, что сделал со мной Оптимизирующий Процессор, походило скорее на чудо, чем на реальность. Я мог делать многое, но не все, и тогда Флейтист говорил мне: «Крис, твое тело — это колыбель твоего разума. Но нельзя вечно жить в колыбели. Выбирайся, выбирайся». Он повторял мне эти слова снова и снова, пока они не засияли ярким светом в моем мозгу. И я принял это и осознал. И тогда все вдруг встало на свое место. Мне было подвластно все: материя, энергия и даже само время немного склоняло передо мной голову. Крис умер на этой безымянной планете, и Крис заново родился снова. Мучительным было это рождение, долгим и болезненным. А когда я уже было думал, что постиг все, Флейтист неожиданно сказал:
— Ну вот, первая ступень тобой пройдена, поздравляю, Крис. Но ты все еще не Мастер, теперь осталось самое главное.
— Что же еще? — застонал я. — Что еще осталось такого в этом мире, чего я не могу?
— Да, ты можешь многое. Тело твое и разум твой отточены, как первоклассное оружие. Но осталось еще одно, самое важное — это твоя душа, Крис. Сможешь ли ты, облеченный такой властью и могуществом, понять и разделить боль простого человека, сможешь ли пожертвовать малым во имя большого, сможешь ли перешагнуть через личное? А сможешь принять или принести жертву?
Я задумался, а потом честно ответил: «Не знаю».
— Я тебе отвечу также честно, — сказал мой наставник, — я тоже не знаю. И никто не знает. Надо пройти через многое, чтобы понять это. Со временем поймешь и ты.
— Но если вы все ошиблись, и я не тот, кого вы искали, что тогда?
Он ответил не задумываясь:
— Это самое страшное, что могло бы произойти. Но это не так.
— Почему ты так уверен, — продолжал упорствовать я. — Вы могли ошибиться.
— Мы — да, но не процессор. Ты примерил корону, и она тебя не убила — это и есть доказательство.
— Но ведь был еще один, ты ведь помнишь, кого она не убила, что с ним стало?
— От ошибок не застрахован никто, — услышал я спокойный ответ. — Но время рассудит, кто прав. В тебе многое есть, еще большему ты научишься. Можно передать знания, но нельзя передать опыт, его ты должен нажить сам. А самое главное — нельзя переделать душу, она такая как есть!
— А если при этом я наломаю дров, тогда как? Не достанется ли этот опыт такой дорогой ценой?
Флейтист весело рассмеялся:
— Не тревожься. А мы, по-твоему, для чего? Поможем, подскажем, подстрахуем, в конце концов. Почему ты думаешь, что всегда будешь действовать только сам?
— Ага, значит, каждый мой шаг вы будете контролировать, так? — Моментально ощетинился я.
— Нет, только когда ты сам посчитаешь, что не справляешься с ситуацией. Только тогда.
Я согласился. Это было справедливо.
— Теперь еще одно, главное. Ты должен уметь слушать космос и определять то место и время, где должен произойти перекос. Вот это действительно неимоверно трудно, и научиться этому невозможно. Это умение либо есть, либо его нет. Я надеюсь, и у меня для этого есть все основания, что тебе это свойство подвластно. И я не буду тебя учить, а поведу рядом с собой, чтобы ты мог ощутить это, а потом и сам самостоятельно повторить. Не настраивайся на быструю и легкую победу, это по-настоящему трудно, но ты сможешь, я знаю.
Я поежился. Вот тебе и новое испытание. Только чего-то достигнешь, как тут же сразу на тебя выливают ведро холодной воды.
— Но это последнее или будет еще что-то? — все-таки поинтересовался я.
— Это последнее и самое трудное. Ты готов?
— Готов, — вздохнул я. А что еще оставалось делать?
И началось.
Меня словно распылили по всему космосу. Да что там, я и был сам космос. Во мне рождались и умирали звезды, меня всего пронизывали космические лучи, во мне вращались мириады миров. Я чувствовал биение сердца каждого живого существа во вселенной, каждая песчинка — это был я, каждый камень и каждый цветок — это был я. Я был везде. Странное, удивительное чувство сопричастности ко всему. Я чувствовал боль сломанной ветки на безымянной планете в Туманности Андромеды, предсмертный ужас страшного жуткого зверя с одной далекой галактики в Волосах Вероники, радость, боль всех живых существ мира и суть неживых. Я был везде. Я был всем.
И я был в этом мире не сам. Некто, такой же, как и я, был совсем рядом, еще один — немного другой — подальше. И далеко-далеко, на самом краю моего восприятия, так далеко, что я почти не мог до него дотянуться, был еще один. Я знал все это и попытался стать ими, проникнуть в их суть. И не смог. Меня это рассердило. Как это? Я, такой всемогущий, и вдруг чего-то не могу. Я сконцентрировался и попытался еще раз, в этот раз с некоторым успехом. Двух я смог идентифицировать — это был Флейтист и Лидинг, а вот третий упорно идентификации не поддавался. Да что там, я даже не смог приблизиться к нему, каждый раз меня легко отбрасывало назад, словно мячик. Снова и снова я пытался, но каждый раз терпел неудачу. Какая-то тревожащая меня мысль вспыхнула и, не удержавшись во мне, метеором сгорела во тьме. А потом я почувствовал, как некоторая сущность овладевает мной и заставляет меня изменить направление действия. Я вдруг понял, что не это главное, по крайней мере, не сейчас. Кто-то или что-то мягко подсказывало мне, что надо искать, что надо делать, и я прислушался к себе и ко всему, что делается в мире. Долго слушал, проникался, анализировал, пока вдруг не понял, что где-то там, может быть, далеко, а может быть, близко есть место как бы окрашенное болью. И даже не болью, нет, это определение сюда не подходило, а некоторой тенью, предвестником наступающей беды. И, едва я это понял и осознал до конца, как меня тут же выбросило из этого моего удивительного состояния.
Я опять оказался на безымянной планете рядом с Флейтистом, выжатый как лимон. Лео и Хеос тоже по-прежнему были здесь. Все было так же, как и до моего растворения в космосе. Прошли секунды, может быть, даже доли секунды, а я уже был совсем не тот, что раньше.
В этот момент я уловил на себе заинтересованный взгляд Флейтиста:
— Ну что, Крис, что скажешь?
— Не знаю, словами это не передашь, а эмоций не хватает. Я просто ошеломлен, раздавлен, потрясен. Что еще тут скажешь!
— Да-а, согласен, в первый раз такое проникновение потрясает. Но ты отлично держался и, я признаться, удивлен той быстротой, с которой ты адаптировался к ситуации, а она, как ты понимаешь, была далеко не такая простая. — Он улыбнулся и неожиданно спросил. — Засек нас?
— Ты о чем? А-а, три сути, в которые нельзя было проникнуть, да? Две из них — это ты и Лидинг, а третий, как я сейчас понимаю — Тот Кто Принимает Решения.
— Все правильно.
— И в этот раз мне тоже не удалось с ним познакомиться.
— Не спеши, всему свое время. И думаю, что это время наступит уже очень скоро. Он сам найдет тебя. А теперь скажи мне, почувствовал ли ты что-либо необычное в структуре космоса, — и он
