— А мне бы твою недогадливость.
— Зачем?
— Чтоб хоть немного сравняться с тобой, — рассмеялся Гав. Пальчик — тоже.
— Да, ты знаешь, что со мной было на седьмом этаже! И он быстро рассказал, что с ним приключилось.
— Жаль, меня с тобой не было. Уж я бы показал всем твоим врагам, где раки зимуют! А, кстати, где они зимуют? — И тут же Гав раздумчиво произнёс: — Но, может, и хорошо, что я ничего не знал. Иначе бы я за тебя волновался.
— Гав, это хорошее чувство.
— Хорошее-то оно хорошее, да шерсть от него почему-то седеет.
— С тобой не соскучишься…
— Правда? — просиял Гав. — Когда я бродяжничал на седьмом этаже, об этом мне говорила каждая собака. Попутная, — уточнил он. — Весело было, незабываемые деньки!
— Я-то думал, ты по мне скучал, — уныло протянул Пальчик.
— А я что говорю? Им было весело, а не мне. И вот сейчас — я же вызвал побродяжничать не кого- то, а тебя!
Они пролезли в расщелину и, рискуя сломать шею, спустились по скользким валунам к воде. Влево и вправо тянулись полосы мелкой гальки, точно россыпи больших фасолин.
Пальчик зачерпнул горсткой воду и попробовал:
— Правда, безвкусная…
— Как у растаявшего снега, — кивнул Гав. — И куда нас занесло на твою голову и на мою башку?!
Позади них, на скалах, суровым полукольцом охватывающих бухту, торчали одиночные, похожие на арфы, розовоствольные сосны. За ними начинался лесной массив. Снизу он виделся только частыми верхушками деревьев: вероятно, дальше, за скалами, местность понижалась.
Высоко в небе бесконечно долгими кругами парила узкая чайка с красным коротким носом и чёрным хвостовым оперением, напоминавшая туго натянутый лук со стрелой.
Мимо них, не моргнув и глазом, низко пролетел лебедь — весь, как набитый ватой и застывший, и только лишь механически махал крыльями, словно их дёргал за неразличимые нитки невидимый кукловод.
Пустынно и тихо было вокруг…
— Надо бы запомнить место, где вход в пещеру, — озабоченно пробормотал Пальчик.
— Со мной это не надо, — безмятежно сказал Гав. — У меня чутьё.
— Но у меня-то его нет. Вдруг мы потеряемся…
— Потеряться можешь только ты, — самодовольно возразил Гав. — Уж тебя-то я найду. Жаль, конечно, что у тебя в кармане нет хотя бы завалящей котлеты, тогда мое чутьё было бы вдвое острее. Но на нет и суда нет. Народного, — уточнил он, — как говаривала буфетчица Оля.
— Заладил…
Пальчик всё же постарался запомнить две низкие сосенки у той пещеры, где был лифт. Отсюда её вход был совсем незаметен.
Они пошли вдоль подножия скал по берегу в поисках хоть какой-нибудь тропки, ведущей вверх.
Гав внезапно остановился:
— Пахнет пляжем.
— И полотенцем, — усмехнулся Пальчик. Всё-таки он был выше и поэтому увидал поодаль чьё-то забытое полосатое полотенце, прижатое камешками от ветра. Это невольно напомнило ему тот самый случай, когда он посрамил «нюх» Людоеда, первым увидев Пафа и Держихвоста.
— У нас зрение послабее, — ни капли не смутился Гав. — У любой собаки спроси!
— Спрашиваю, — улыбнулся Пальчик.
— А-а, на меня намекаешь… Хоть я и не любая собака, а особенная, — напыжился Гав, — отвечаю: ветром тянет в другую сторону, потому-то я и не учуял твоё треклятое полотенце.
— А как же ты учуял, что тут пляж?
— Ох, — вздохнул Гав. — Что я, пляжей не знаю? Да здесь под галькой повсюду целые залежи сливовых косточек, окурков, клочков газет, оборванных пуговиц — чего только нет! Ага, — встрепенулся он, — теперь ветер дует в нашу сторону. Вон за тем валуном — асфальтовая дорожка… Как лучше сказать: начинается или кончается?
— Начинается.
— Думаешь?.. Хотя ты прав. Для нас она начинается, — согласился он, сворачивая за валун и вступая на асфальт. — А вот чем закончится?
Они вдруг замерли, увидев электронное табло, укреплённое на стойках с боку дорожки. Горевшие цифры: 1.15.46 — наверняка показывали время. Цифры секунд, крайние справа, методично пощёлкивая, сменялись в своем квадратике. Причём эти странные часы отмечали отнюдь не время дня — судя по солнцу, было никак не больше 11, — а что-то совсем другое. Когда нащёлкало 60 секунд, минутная цифра «15» превратилась в «14», а не в «16». Значит, отсчёт шёл в обратную сторону.
— Понял! — догадался Пальчик. — Столько времени осталось до…
— До чего? — тревожно спросил Гав.
— Хотел бы я сам знать…
— Ну, про время мне кое-что известно, — сказал Гав. — Людям его всегда почему-то не хватает. Вот ты говоришь: осталось столько… Сколько?
Пальчик замялся, не зная, как объяснить.
— Солнце видишь?.. — наконец, нашёлся он. — Когда оно сдвинется в небе вот на столько, — развёл он руки примерно на полметра, — тогда и должно что-то случиться.
— Маловато. Но запасец ещё есть. Мне этого хватит, чтоб, в случае чего, вовремя смыться.
— Без меня? — в шутку спросил Пальчик.
— С тобой, — серьезно ответил пёс.
И они двинулись дальше. Дорожка то полого, то круто извивалась среди скал и деревьев. Через несколько поворотов появились другие электронные часы, по-прежнему отсчитывавшие время до… неизвестно чего. Затем встретились третьи часы, четвёртые… Загадочные табло равномерно возникали и слева, и справа на их пути, продолжая неумолимо сокращать цифры минут.
Неожиданно Пальчик заметил, что асфальт испещрён какими-то дырками, но не от женских каблучков — более глубокими. Словно их оставили мощные когти крупных неведомых зверей.
— Это не от когтей, — определил Гав. — Они пахнут железом. Ржавым.
— Утешил…
— Мы можем вернуться. — Он подвернул свой пышный хвост и удобно уселся на нём.
— Ну уж нет, — заявил Пальчик. — Что, трусишь? Слабо?
— Я бы на тебя так грубо не лаял, если бы ты предостерёг от возможной опасности.
— Прости, милый Гав. Но отступить, так ничего и не узнав, я не могу, хотя ты, наверно, сто раз прав.
— Сто! Я даже не знаю, сколько это. Умею считать до двух. Ну, до трёх. Во всяком случае, четыре кости от одной отличу. Но запомни: прав бываешь только раз. Или прав, или не прав!
И довольный своей речью, Гав продолжил путь.
Пальчик обернулся. Озеро-море виднелось отсюда лишь полоской на горизонте, над которым высились, будто на недалёком берегу, белые горы из облаков.
А лес вокруг был — не сказать чтобы простой. Скорее уж заповедный. Разлапистые южные сосны, замшелые самшиты, обвитые тонкими лианами, бархатистые буки, мощные грабы, пятнистые эвкалипты… Пальчик более или менее разбирался в породах деревьев. У них в приморском городе был «Ботанический сад», и он не раз ходил туда с папой.
Лес становился всё гуще. Какие-то птицы, быстро мелькая меж листвы, перелетали с места на место, голосили, пели, верещали. Шелест и праздничная птичья болтовня доносились отовсюду… Прошмыгнул дятел, вспыхнув красным охвостьем. Дикие голуби взлетали на солнечных опушках так взрывчато, что после
