замечали милиционера, мгновенно сметали свои вещички в большие сумки и стояли с независимым видом. Я пристроилась рядом с ними, разложила Дашины вещички, её беленькие с синим ботиночки, туфельки, из которых она выросла. Все проходили мимо моего товара, а одна женщина презрительно бросила: 'Ношеное продают!' Георгий устроился неподалёку на железной трубе и курил, курил без конца.
Вдруг показался милиционер, и женщины мгновенно упрятали свои товары, я же, растерявшись, продолжала стоять. Милиционер подошёл ко мне и сказал: 'Пройдёмте, гражданочка, в отделение'. И вдруг я взорвалась: 'Да, да, давайте пройдём! Только я не виновата в том, что меня довели до того, что я продаю вещи своей внучки, хотя имею высшее образование. А вон мой муж сидит, он — участник войны! Ведите, ведите нас в отделение!' Милиционер посмотрел на Георгия, на меня и пошел дальше. Женщины вновь разложили свои товары, а одна спросила меня: 'Ты что, сунула ему что-нибудь?' У нас всё-таки купили ботиночки и мы, радостные, кинулись в магазин, купили хлеба, масла, молока, колбасы и сигареты для Георгия. Когда пришли домой, девчонки кинулись к нам: 'Мам, что продали?' — 'Ботиночки'. В этот день у нас был пир на весь мир.
Унизительное чувство своей ненужности в этой жизни, которая выкинула тебя на свалку, охватило меня и долго не отпускало. И только творчество ещё держит, не даёт сдаться. Россия губит свой народ, вернее — власть, неумелая, бездарная, бесчувственная.
19 июня 1994 г. Мы познали самую настоящую нищету: больше недели вставали утром и не знали, на что купить хлеба. И тут я вспомнила стихи папы, написанные во время войны, в ноябре 1942 года, называются они
'Ущерб':
Оказавшись на фронте, папа продолжает волноваться о нашем материальном положении. В одном из писем он пишет маме: 'Мне стыдно здесь питаться, как в мирное время… зная, что ты с ребятами там голодаешь'.
Никогда не думала, что такое может повториться, да ещё в мирное время.
Мы с Георгием Ивановичем совсем оголодали, отощали и спали с лица. Хорошо, что Даша в яслях, хоть её там кормят. Отец её алименты не платит, собес куда-то переехал, Дашино дело затерялось, и мы живём на наши 150 тысяч (такие стали деньги) вчетвером. Наташа пишет статьи, но денег надо долго дожидаться, и платят гроши. Нас с мужем в это лето спасли грибы: было их в лесу великое множество. Мы жарили целую сковороду, а потом ели или с лапшой, или с кашей. Находила грибы я, а срезал их муж, осторожно, ножиком, чтобы грибницу не потревожить.
Я совсем 'охляла', как мама говорила, есть только одно желание — лечь на кровать и не вставать, а дел невпроворот. Встаю и делаю всё, что нужно. Тут у писателя Ивана Васильева прочитала: 'В магазинах пусто, российские власти грозятся через неделю отпустить на волю цены, и что нас ждет?' Действительно — что нас ждёт? Только одному Богу известно.
23 января 1995 г. Я где-то прочитала: 'Самый счастливый человек тот, который принадлежит себе'. Но не всем это нужно, некоторые не переносят одиночества. Я же много лет мечтаю о том, чтобы никому не быть обязанной, хоть недолго, хоть полгодика, но не получается, всё время что-то находится важнее моего творчества, моих стихов, прозы, моих панно, и я покорно, как лошадь, впрягаюсь в новый воз. Сейчас главное — Дашенька, её здоровье, её развитие и воспитание. Она уже в ясельках, дедушка приходит за ней, а она тащит ему маленький детский стульчик, чтобы он сел, дедушка объясняет ей, что он маленький, и тогда Даша несет ему второй маленький стульчик. Нянька смеётся, говорит: 'Даша — сто умов'. Так что этот человечек для меня самое главное на свете. И когда мы с дедушкой везём Дашеньку на саночках домой, я думаю о том, что наступит когда-нибудь лучшее время, когда мы сможем покупать в магазине самые лучшие продукты и самые необходимые для Даши вещи, и Даша пойдет в школу, а Наташа встретит свою любовь. Жизнь не может не измениться, а коли я живу, значит — не всё исполнила в жизни, что мне предназначено: работать мне ещё и работать, растить внучку, выпускать папины книги, издать мою книгу о нём, а может быть, и мой сборник стихов. Жизнь продолжается.
ВАРВАРА ЖДАНОВА
Павел Басинский 'Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Поло-винкина'. — М.: Вагриус, 2008; Илья Бояшов 'Танкист, или 'Белый тигр': Роман. — Спб.: Лимбус Пресс, ООО 'Издательство К. Тублина', 2008; Александр Иличевский 'Пение известняка': Рассказы и повесть. — М.: Время, 2008; Владимир Костин 'Годовые кольца': Повести и рассказы. — Томск: ОАО Издательство 'Красное знамя', 2008; Владимир Шаров 'Будьте как дети': Роман. — М.: Вагри-
ус, 2008.
Издания — финалисты Национальной литературной премии 'Большая книга' (2008 год).
А. Гайдар 'Голубая чашка'
'Чуден Днепр при тихой погоде', — когда-то заметил Н. В. Гоголь, описав далее природу со свойственной ему легкостью пера. С тех пор мастерство русских писателей окрепло и упрочилось, в чём легко убедиться, заглянув в нарядно оформленную книжку современного литератора:
'Теперь на реке мне покойно, и взор обращен напротив к верховью, к пониманию того, что река и года, и тысячелетия прежде так же текла в ровном бесчувствии, постигая забвение от края до края…' (Александр Иличевский. 'Пение известняка', рассказ 'Старик'.) Как будто не совсем грамотно. Пожалуй, редактор советских времён и не пропустил бы такое 'проявление индивидуального стиля'.
Из той же книги:
'В одном из мест я вышел на поляну, заросшую маками. Пространство пылало вокруг от этих нежных, уже отцветающих растений'. (Рассказ 'Горло Ушулука'.) 'Аркадий, не говори красиво', — предостерегал своего друга Базаров. А проза современного литератора пестреет яркими красками, как прилавок на барахолке.
В названных книгах преуспевающих нынешних писателей находим отсылки, декларирующие якобы преемственность по отношению к русской классической литературе.
Между тем свойство творчества современных авторов, которое можно назвать 'принципиальной дегуманизацией', означает потерю всякой сущностной связи с наследием классики.
