Стратегия победы в один тур могла бы быть вполне оправданна только в случае проведения популистской кампании в жанре «подвигов Геракла». Прежние выборы, в которых побеждал Путин, аранжировались именно так (война в Чечне в 1999—2000 годах, «война» с олигархами в 2003—2004 годах). Сегодня в стране достаточно авгиевых конюшен (коррупция, массовая иммиграция, организованная преступность), чтобы снять все вопросы о честности победы. А вот в рутинном сценарии, который пока что и реализуется, победа в первом туре становится менее вероятной.
Б. М.: Да, на выборах Думы больше половины избирателей проголосовали против статус-кво, олицетворяемого «Единой Россией». В этом суть выборов в слабый парламент: ты не власть выбираешь, а меню из нескольких блюд. «Пирог победы» можно разделить между несколькими игроками, пропорционально полученным голосам. На президентских выборах победитель съест весь этот пирог. Если не разумом, то «спинным мозгом» избиратель это чувствует: не хватает ему фантазии представить в роли президента кого-либо из противников основного кандидата. Однако уровень конкурентности выборов-2012 уже выше, чем в 2008 и 2004 годах. Хотелось бы надеяться, что это последние президентские выборы в России, на которых победитель известен заранее.
Д. О.: Путин никогда не отказывался от включения в правительство эффективно работающих людей, если они принадлежали к другим политическим партиям. Достаточно вспомнить, например, «яблочника» Игоря Артемьева, главу ФАС. Но должно ли правительство официально быть партийным? Я думаю, что Дмитрий Медведев, став премьером, не захочет формировать кабинет по коалиционному принципу. Тем более что и Конституция этого не требует.
В. И.: Нет не войдут. В своей недавней статье в «Известиях» Владимир Путин, говоря о том, что к власти могли бы прийти «лучшие люди», взял эти слова в кавычки. Лучшие для него уже у власти. Зачем ему кто-то еще?
М. Р.: Шансы войти в правительство есть у Михаила Прохорова. Разумеется, при двух условиях — победе Путина и относительно успешном выступлении на выборах самого Прохорова. Все годы правления Путина, как президентского, так и премьерского, экономический блок правительства был либеральный. Это важная часть созданной им конструкции власти. Сегодня прежняя конструкция может быть воссоздана уже в новом виде — в виде псевдокоалиционной модели правительства. Говорю «псевдо», поскольку если бы речь шла о реальной коалиции, то партнерами по ней могли бы быть только партии парламентской оппозиции. То есть в нашем случае левые партии.
Б. М.: В парламентской оппозиции скамейка людей министерского масштаба крайне короткая. У коммунистов возраст уже не тот, у жириновцев — разве что вернувшийся в их ряды Сергей Калашников, только в «Справедливой России» можно поискать. Будущее правительство, скорее всего, будет технократическим — фигуры типа Михаила Прохорова в нем возможны. Если будет на то «царская» воля.
Д. О.: Россия — страна лидерская и республика президентская. Это основано на многовековой традиции сильной власти. Я считаю, что в правящей элите существует консенсус по поводу сохранения именно президентской модели.
В. И.: Я не уверен, что полномочия президента нужно ограничивать. Президент должен ими пользоваться, но он не должен нарушать дух Конституции. Не должен баллотироваться на третий срок прежде всего. Не должен отменять выборы губернаторов, ограничивать число партий и свободу собраний.
М. Р.: Наиболее насущная задача в сфере реформы политической системы — усиление полномочий парламента по формированию исполнительной власти и контролю над ней. При этом возможно сохранение сильного института президентства, в известной степени стоящего над разделением властей.
Б. М.: Нужен и парламент, мужающий в дискуссиях, и выбранный губернатор, и независимый судья. Без них президентская власть на самом деле не сильнее, а слабее. Можно ли победить коррупцию без беспристрастного суда? Можно ли избежать деградации чиновного аппарата, который не зависит ни от чего, кроме начальственной воли?
Д. О.: А какую иную точку брать в качестве отправной? Владимир Путин стал лидером страны в 1999-м — тяжелом году, завершившем ревущие 90-е. Для любого публичного политика абсурдно не вспоминать такой старт, тем более в период выборов.
В. И.: Конечно, надоело. Это напоминает сравнение с 1913 годом в позднесоветской статистике. Между тем общество вступило в интересный период: подросло поколение, для которых 90-е — это время, когда им было от 6 до 15 лет. Они не помнят, как тогда было трудно. Они не знают, как тогда делался бизнес, строилась политика. Поэтому стращать их 90-ми сложно — «выстрел» не достигает цели.
М. Р.: К сожалению, лихие 90-е обсуждаются не только потому, что правящей элите удобно работать на контрасте,
