спустя графикмоих лекций стал излишне плотным, я часто задумывался надпоследнимисловамидоброго мудреца из Катерхэма. Эти воспоминания очень помоглимне в борьбе за разумное сочетание моих профессиональныхобязанностейс обычным наслаждением жизнью.
Раздумья о Шумахере
На обратном пути в Лондон я постарался осмыслить свою беседу сФрицем Шумахером. Как и я ожидал, прочитав егокнигу, оноказалсяблестящиммыслителем с глобальной перспективой и созидательным пытливым умом. Однако гораздо важнее то, что я был глубоко поражен его мудростью, его свободной спонтанностью, его спокойным оптимизмом и добрымюмором. За два месяца до визита в Катерхэм, во время беседы со СтэномГрофом, я понял одну важную вещь. Я увидел фундаментальную связь междуэкологическим сознанием и духовностью. Проведя несколько часов с Шумахером, я понял, что он дал реальное воплощение этой связи. Хотя в нашей беседе мы не говорили о религии, я несомненнопочувствовал, чтовзгляд Шумахера на жизнь — это взгляд глубоко духовного человека.
Но, не идеализируя мое восхищение Шумахером, ятакжеощутилзначительную разницу в наших взглядах. Вспоминая нашу дискуссию о природе науки, я пришел к выводу, что эти разногласия коренятся ввереШумахера в фундаментальный иерархический порядок, в то, что он называл' вертикальным измерением'. Моя философия природы была сформирована подвлиянием' сетевого' мышления Чу и в дальнейшем была усовершенствовананаучным монизмом Бэйтсона. На меня также сильно повлияла неиерархическая концепция буддийской и даосской философии. С другой, стороны Шумахер разработал довольножесткую, почтисхоластическую, философскуюсистему. Я был крайне удивлен этим. Я приехал в Катерхэм, чтобы встретиться с буддийским экономистом. Вместо этого я оказалсявтянутымвдискуссию с традиционным христианским гуманистом.
Джермейн Грир — феминистическая перспектива
В течениеследующих месяцев я много размышлял о жизненной философии Шумахера. Вскоре после его смерти была опубликована его втораякнига — 'Руководство для растерянных'. Это блестящее резюме мировоззрения Шумахера, по сути дела, итог его жизни. Вообще, Шумахер говорилмне, что он только что закончил важный для него философский труд. Поэтому, когда я читал эту книгу, то не удивился найдя там отчетливые иполные ответы на вопросы, которые мы касались в нашей беседе.'Руководство' подтвердило многие из моих впечатлений, что япочерпнулизвизитавКатерхэм. Наконец я заключил, что твердая вера Шумахера вфундаментальные иерархические уровни была тесно связана с егонегласным приятием патриархального порядка. В нашей беседе мы никогда не обсуждали этот вопрос, но я заметил, что Шумахер часто употребляет патриархальный лексикон — разум 'человека'*, потенциал всех людей и т. п.
(* В оригинале man — человек, мужчина, в отличие от более объемлющего human being — человек, человеческое существо).
Я так же почувствовал, что его статус и манера поведения в его большой семьесоответствовалироли традиционного патриарха.
К тому времени, как я встретился с Шумахером, ясталоченьчувствителен к сексизму в языке и поведении. Я подошел к осознанию феминистической концепции, которая в последующие годы окажет оченьзаметноевлияние на мои исследования новой парадигмы и на мое собственное развитие.
Впервые я столкнулся с феминизмом — или скорее 'женским освободительным движением',как его называли в то время, в 1974годувЛондоне. Тогда я прочитал классический труд Джермейн Грир 'Женщина- евнух'.Три года спустя после первой публикации, книга стал бестселлером. Ее приветствовали как наиболее ясный и откровенный манифест нового, радикального и волнующего движения — 'второй волны' феминизма.
Действительно, Грир открыла мне глаза на целый мир проблем, осуществовании которых я и не подозревал. Я был знаком с женским освободительным движением и его основными обвинениями: широкое распространение дискриминации женщин, ежедневная несправедливостьислучайныеобиды, постоянная эксплуатация в обществе, управляемом мужчинами. НоГрир пошла дальше этого. В своей острой проникновенной прозе, языкомсколь сильным, столь и изысканным, она проанализировала основные заблуждения относительно женской природы, что процветают в нашей культуре, ориентированной на мужчин. Глава за главой она исследовала и иллюстрировала, как женщин заставляют верить в патриархальные стереотипы, касающиеся их самих; смотреть на себя — свое тело, свою сексуальность, свое мышление, свои чувства, но всю свою женственность — глазами мужчин. Грир утверждает, что это изощренное и безжалостное давление искажает тела и души женщин. Женщина кастрированапатриархальнойвластью, она стала евнухом.
Книга Грир была встречена с гневом с одной стороны, исрадостью — с другой. Она провозгласила, что главный долг женщины — неперед мужем и детьми, а перед самой собой. Она призывала своих сестеросвободить самих себя, вступив на феминистский путь самопознания. Такой вызов был столь решительным, что его стратегия все еще до сих порне разработана. Даже будучи мужчиной, я был воодушевлен этими призывами, которые убедили меня в том, что освобождение женщин — это так жеосвобождение и мужчин. Я ощутил радость и возбуждение от очередной победы разума, и, действительно, Грир сама писала об этой радости в самом начале книги. 'Свобода ужасает, но она же и воодушевляет, — заявляет она. — Та борьба, что не радостна — неправедная борьба'.
Моим первым другом среди феминистов была Лин Гэмблс, английский режиссер-документалист, с которой я познакомился в периодчтенияДжермейнГрир. Я вспоминаю наши многочисленные беседы с Лин в разныхресторанах и кафе, что в то время расплодилось по всему Лондону. Линбыла прекрасно знакома со всей феминистской литературой и являлась ак-тивисткой женского движения, но наши дискуссии никогда не были антагонистическими. Она с радостью делилась со мной своими открытиями, и мывместе изучали новые типы мышления, новые ценности и новые взаимоотношения. Мыоба были чрезвычайно взволнованы освобождающей силой феминистского создания.
Кэролин Мерчант — феминизм и экология
Возвратясь в Калифорнию в 1975 году, я продолжал изучать феминистские идеи, в то время как мои планы исследования сдвига парадигмыпостепенно крепли, и я начал первый раунд дискуссий с моими экспертами. Оказалосьочень просто разыскать феминистскую литературу и вступить в дискуссию с феминистскими активистами в Беркли, который былиостается главным интеллектуальным центром американского движения. Среди множества дискуссий тех лет я особо выделяю беседы сКэролинМерчант, историком науки из Беркли. До этого несколько лет назад я встречался с Мерчант в Европе на конференции по истории квантовой физики.
Тогда ееисследованиякасались исключительно Лейбница, и наконференции мы несколько раз беседовали о сходстве иразличияхмежду' бутстрэпной' модельюЧу и взглядом Лейбница на материю, которые онизложили в своей 'Монадологии'.Пять лет спустя, когда я снова встретилКэролинМерчантвБеркли, она была воодушевлена своими новымиизысканиями, которые не только обогащали новыми идеями историю научнойреволюции в Англии XVII века, но также имели далеко идущие воплощенияв феминизме, экологии и во всей культурной трансформации.
Исследования Мерчант, которыеона позже опубликовала в своейкниге 'Смерть природы', касались трагической роли Фрэнсиса Бэкона, которуюон сыграл в сдвиге цели науки от мудрости к манипуляции. Когдаона рассказала мне о своей работе, я сразу же осознал ее важность. Занесколько месяцев до этого я
