Вопрос. Как в симбиозе?
Ответ. Да, как в симбиозе, а не как в паразитизме. И не только эта гибкость еврейского ума нужна как особая нить в ткани российской рациональности. Нужна и ее оборотная сторона — логическая жесткость. Талант русского ума поражает и восхищает, но когда речь идет о деле среднего размера, руки от этого таланта опускаются. Только о деле заговоришь, русский ум взмывает ввысь, из среднего дела выклевывается фундаментальное умозаключение. Когда рядом есть еврей, он загоняет это парение в рамки дисциплины. Он надсмотрщик логики. Неприятно, но необходимо. Конечно, и еврейство не приобрело бы его нынешней силы, если бы не росло, «обнявшись с русскими».
Вопрос. Что же обрело русское еврейство в процессе этих объятий?
Ответ. Тут — слово самим евреям: «Еврейский ум на русской почве обрел подобие души…» Ведь не дряблым потомкам французских рантье, растворившимся в гражданском обществе, было дано создать государство Израиль. Это делали выросшие на державности, на духовном хлебе России Моше Даян и Голда Меир. «Потомок богоизбранных евреев, питомец я России мессианской…» — сказал еврейский поэт.
Вопрос. Не таит ли такой симбиоз и свои опасности?
Ответ. Таит, особенно если у влиятельной части «партнера» есть соблазн и удобный случай превратить симбиоз в паразитизм. Иметь дело с «настоящим противником» непросто и опасно. Если зазеваешься, он может тебя и придушить. Вопрос в том, настолько ли ты ослаб, чтобы желать «освободиться» от противника. Иными словами, сегодня антисемит тот, кто желал бы полного Исхода евреев из России, именно «чтобы и духу их здесь не было», как молили об Исходе египтяне, радуясь даже тому, что евреи их при этом обобрали. Я этого не желаю, особенно чтобы обобрали. Я именно хочу, чтобы еврейский дух и ум оставались в России, продолжали со мной и диалог, и борьбу.
Вопрос. Но если к этому примешивается то, что люди считают «паразитизмом»? Можно понять логику обедневшего большинства: «Чуть ли не все банкиры — евреи. Откуда у них деньги? Нас обобрали!» Вот вам и зерно ксенофобии. Это же реальная коллизия. Что же, «бей евреев-плутократов!»?
Ответ. Вот это действительно актуальное противоречие. Оттого, что банкиры- евреи как будто нарочно злили людей, оно лишь разжигалось. Сейчас утихло немного. Думаю, разжечь на этом топливе пламя не удастся — люди обожглись на пожаре СССР. Но надо бы не потакать тем, кто придает этому социальному противоречию иррациональный характер, мистифицирует его. Это, прежде всего, СМИ, заговорившие на языке социал-дарвинизма. Бедные бедны потому, что ленивы и неспособны! Богатые богаты потому, что умны и трудолюбивы! Русские не имеют трудовой этики — и пошло… Надо удивляться тому, насколько русские устойчивы против этой большой культурной провокации.
Вопрос. Так в России нет антисемитизма?
Ответ. Нет. Нет его, как ни старайся. Русские голосуют за еврея Жириновского и еврея Явлинского, они радостно хохочут самым диким антирусским шуткам Хазанова: «Во дает!». У Хазанова уже глаза страдающие — ничем не может русских разозлить, ведь это такая драма для артиста. Да что говорить, русские всего лишь вежливо, но равнодушно выслушивают жалобы наших любимых писателей на русофобию еврейских борзописцев. «Спор о Сионе» и дочитать никто до конца не может, а если и дочитает, то через неделю все забудет — не трогает, все это и так знают. И ведь нет тут никакой апатии. Что за этим стоит? Видимо, неосознанное чувство, что евреи — это порождение самой России. Ее не всегда приятный, но неизбежный и необходимый продукт. Избавиться от него нельзя, да этого глупо и желать. Уедут, допустим, все евреи — завтра они сами зародятся в России. Перешла же в иудаизм какая-то деревня в Воронежской области…
Вопрос. А возможен ли в какой-то деревне Воронежской области еврейский погром?
Ответ. Уверен, что нет, — да и какие в деревне евреи, кроме уважаемого старого врача?
Вопрос. Но тогда откуда страх погромов у русских евреев? Ведь реально антисемитизма в России нет.
Ответ. Реально антисемитизма нет, но раз страх перед ним есть — значит эту реальность и нужно объяснить.
Вопрос. Вы можете объяснить?
Ответ. Это страх иррациональный. Сами еврейские ученые сегодня признают, что страх евреев перед погромами не соответствует реальной угрозе. Насколько я могу судить по моим впечатлениям, русский человек, этим страхом не затронутый, его не понимает и даже не замечает. Он оценивает угрозы адекватно и знает, что сегодня в России евреи, в общем, защищены от опасностей гораздо лучше, чем русские, татары, чукчи и т.д. Отсюда недоумение: чего же они бьются в истерике? Русский человек считает эту истерику неискренней и видит в ней какой-то глумливый хитрый замысел.
Вопрос. А вы как думаете? Замысел? Умысел? Или все-таки реальность?
Ответ. Нет, не реальность. Но восприятие часто важнее реальности. Я думаю, тут есть нерешенная проблема, хотя и не слишком актуальная. И, надо признать, есть непонимание с нашей стороны. Если поверить всей совокупности еврейских чувств (спектакль побоку), то выходит, мы жили бок о бок с народом, в культуре которого был заложен сильный, доходящий до мании страх. Он был глубинным мотивом непонятных нам обид, странностей и поступков. С нами жил народ с душевной травмой, к которой мы отнеслись, я считаю, невнимательно.
Вопрос. Так травма есть?
Ответ. Есть. Но травма эта, отложившаяся в исторической памяти, нанесена не в России, а на Западе. Нынешний иррациональный страх евреев перед погромами связан с коллективной памятью о средневековых избиениях евреев в Западной Европе. В первый крестовый поход были разграблены еврейские общины на Рейне и Дунае, во второй — разграблены во Франции, в третий — в Англии. Затем, в процессе становления финансового капитала, евреи изгнаны из Англии (1290), из Франции (1394), из Италии и Германии и, наконец, из Испании (1492). Бежали евреи в славянские земли, и в XIX веке более половины их оказались жителями России.
Вопрос. И давно прошедшая травма не изжита? Это нормально?
Ответ. Я приведу аналогию. Есть в биологии такое явление — анафилаксия. Некоторые вещества, попав в организм, вызывают у него, помимо краткосрочного заболевания (аллергии), последующую повышенную чувствительность к этим веществам. Организм хранит память о них. И если когда-то даже ничтожное, для других безопасное количество этого вещества вновь попадает в организм, происходит бурная, совершенно неадекватная реакция — анафилактический шок. Это — не защитная реакция иммунитета. Это «паника», которая потрясает организм и нередко является причиной его гибели. Я видел такой случай, это неописуемое зрелище.
Вопрос. И именно этим вы объясняете «панику» евреев при одном только слове «погром»?
Ответ. Да, так. Даже при «малых дозах погрома» евреи России испытывали анафилактический шок, который поддерживался средствами идеологии. От дозы его тяжесть мало зависела. Как это ни абсурдно, «дело врачей» вызвало потрясение, сравнимое с потрясением от Холокоста. Для русского это трудно принять за чистую монету, это выглядит каким-то издевательством. Но это, видимо, искренне.
Вопрос. Что же делать?
Ответ. Как минимум — понимать, что происходит. И снимать напряжение, действуя с двух сторон. Я признаю мой грех бесчувственности, но в то же время упрекаю еврейских ученых, например, Дмитрия Фурмана, многих других: они, понимая иррациональную природу этого страха, обязаны сделать усилие, чтобы перевести его в сферу разумного, в сферу здравого смысла — и тем его лечить. Вместо этого они лелеют этот страх и разжигают его, раздувая миф о «русском антисемитизме».
Вопрос. Вы имеете в виду недавние дискуссии об антисемитизме?
Ответ. Да, потому что «давние» вообще не очень убедительны. Аномальный страх перед погромами раздут средствами идеологии относительно недавно, после войны, когда реальное знание о погромах начала века было уже утрачено. Только тогда заинтересованные идеологи смогли
