у всех его авторов, что
Слово человеческое
Даже поверхностное чтение Библии убеждает в том, что она не является результатом бесстрастной диктовки Бога или чем–то таким, что было ниспослано с небес на золотом блюдечке. Несмотря на многократно повторяющиеся в ней утверждения о Божественном откровении и священном авторитете, Библия представляет собой поразительный человеческий документ, точнее — шестьдесят шесть поразительных человеческих документов. Более поздние авторы канона цитируют более ранних, называя их по имени, и воспринимают многие из этих документов как творения известных исторических личностей, и мысли не допуская, что человеческое участие снижает авторитет священных текстов. Иногда ссылки на Ветхий Завет делаются на удивление неформально, например: «Напротив некто негде засвидетельствовал» (Евр. 2:6). Если мы хотим понять, как христиане должны подходить к Библии, то сколько бы мы не утверждали, что Писания представляют собой Слово Божье, бесспорный человеческий фактор нельзя оставлять без внимания.
С человеческим фактором связан ряд важных обстоятельств. Библия пришла к нам не сразу, она писалась на протяжении почти полуторатысячелетнего периода, усилиями множества людей, о которых мы порой совершенно ничего не знаем. Поэтому первое важное обстоятельство состоит в том, что Библия глубоко укоренена в истории. Различные авторы представляют конкретные культуры, языки, исторические события, идеи, фразеологизмы. Очевидная аналогия — аналогия, на которую часто обращают внимание, — это Бого–воплощение. Предвечный Сын, предсущее Слово становится плотью. Он и Бог, и человек. Классическая формула по–прежнему остается непревзойденной: предвечный Сын воплощается в истории; две природы, одна личность. Иисуса Христа невозможно по–настоящему понять и по–настоящему в Него уверовать, не признавая или недооценивая либо Его божественность, либо Его человечность. В некотором смысле Библия подобна Ему: по своему происхождению она и божественна, и рукотворна. Это и Божье откровение, и творение человека. Откровение, простирающееся вплоть до слов, идет от предвечного Бога, но запечатленное в истории, оно глубоко человечно; у этой книги две природы. Разумеется, эта аналогия не должна заходить слишком далеко. Иисус Христос — это и Бог, и человек, но никто не стал бы утверждать, что Библия как таковая — это Бог и человек; она не более чем инструмент в руках являющего себя Бога. Иисусу Христу следует поклоняться, но Библия сама по себе не должна быть объектом поклонения. Тем не менее, использованная в разумных пределах, эта аналогия будет полезной, если поможет нам понять природу Библии и побудит нас к смирению при подходе к Библии. Во всех наших исследованиях Писания мы не должны забывать о смирении — смирении перед Богом, Который милостиво отвечает нашим нуждам, являя себя в Слове воплощенном и в слове написанном.
Второе важное обстоятельство состоит в том, что откровение, запечатленное в Библии, — это не абстрактная система философского, этического или богословского характера. Буддизм, например, функционирует как система мировоззрения: если удастся доказать, что Гаутама Будда никогда не существовал, то религия, названная в его честь, не окажется под угрозой. Иное дело — христианство. Несмотря на все разнообразие литературных жанров, в целом Библия рассказывает историю, и эта история развивается в пространстве и времени. Вопреки благим намерениям некоторых ученых доказать, что библейская религия не должна становиться заложницей исторических изысканий, что–то подсказывает, что милостивое самораскрытие Бога, имеющее место в обычной человеческой истории (какими бы эффектными и удивительными ни были отдельные элементы откровения), не позволяет избежать исторических исследований. Христианство разрушится, если признать, что Иисус Христос никогда не существовал; что Он не умер на кресте; что Он не воскрес из мертвых. Сколько бы мы ни говорили, что средоточием христианской веры является Бог, эта вера будет непоследовательной, если, утверждая веру в Бога Библии, она отрицает веру в Бога, Который, согласно Библии, обнаруживает Себя в истории, по большей части доступной и поддающейся проверке. Другими словами, элементы крупномасштабной библейской истории составляют неотъемлемую часть христианского учения.
В–третьих, Библия неотразимо человечна; она включает в себя не только Божественное откровение, но и человеческое свидетельство о Боге. В Книге Деяний, например, описано немало эпизодов, когда апостолы мужественно противостоят властям, которые пытаются заставить их замолчать, и непоколебимая убежденность этих первых христиан связана с их верой в то, что Иисус воскрес из мертвых. Они видели воскресшего Иисуса; согласно Павлу, более пятисот человек были свидетелями Его воскресения (1 Кор. 15). Во многих Псалмах имеются волнующие описания того, как ведут себя в меняющихся обстоятельствах и житейских бурях те, кто верит в живого Бога. Совершенно очевидно, что жизнь многих людей, описанных в Писании или создававших Писание, тесно переплетена с жизнью их современников. Это не просто секретари, пишущие под диктовку. Невозможно читать о страданиях Павла во 2 Кор. 10–13, или о негодовании Амоса, или о душевной боли, отраженной в молитвах Аввакума, или о беспокойстве Иуды Маккавея по поводу уклонений от истинной веры, или о явной привязанности Павла к филиппийцам — и не признавать, что Библия изображает реальных людей и написана реальными людьми. В какой бы мере они ни использовались для передачи Божественной истины будущим поколениям, они свидетельствуют еще и о собственном глубоком постижении Бога.
Три этих обстоятельства соединяются в четвертом. Как мы убедились, авторы Библии принимают деятельное участие в истории; они вносят свою лепту в библейский рассказ; они свидетельствуют. Мы обнаруживаем, что поздние библейские авторы признают историчность не только крупнейших событий истории искупления (таких, как грехопадение, призвание Авраама и заключение с ним Божьего завета, исход и дарование закона, появление пророков, утверждение Давидова царства, служение, смерть и воскресение Иисуса), но и правдивость библейских рассказов о множестве исторических случаев. Приведем лишь несколько примеров: царица Южная посещала Соломона (Мф. 12:42; Лк. 11:31); Давид ел хлебы предложения (Мк. 2:25–26); Моисей вознес змею в пустыне (Ин. 3:14); Авраам отделил десятину от своей добычи Мелхиседеку (Евр. 7:2); восемь человек спаслись в ковчеге (1 Пет. 3:20); Валаамова ослица заговорила (2 Пет. 2:16). Один из самых интересных примеров приводится самим Иисусом (Мф. 22:41–46; Мк. 12:35–37). Иисус цитирует Пс. 109, который, согласно надписи, принадлежит Давиду. Важно отметить, что сила довода Иисуса целиком основана на допущении, что надпись верна. Если этот псалом не был написан Давидом, то Давид не говорил о Мессии как о своем Господе: «Сказал Господь Господу моему». То есть, если этот псалом сочинил какой–нибудь придворный, то слова «мой Господь» можно понять как относящиеся к самому Давиду или к одному из его преемников (как полагают многие современные критики). Но если мы вместе с Иисусом признаем, что надпись правдива, то какая–то форма мессианской интерпретации этого псалма будет просто неизбежной. Другими словами, исторические ссылки не только многообразны и взаимосвязаны, но во всех случаях, когда позднейшее Писание ссылается на более ранние примеры, оно не допускает и мысли о том, что древний рассказ неправдив, антиисторичен, справедлив только на богословском уровне и т. п.
Принимая во внимание, что Библия создавалась множеством людей на протяжении столетий, можно не удивляться тому, что она объединяет много литературных жанров. Поэзия и проза, повествование и рассуждение, пророчество и молитва, притча и сказка, пословицы и псалмы, история и богословие,
