Новый Библейский Комментарий Часть 2 (Ветхий Завет)

Остальная часть поэмы посвящена ответу поэта на жалобы народа, изложенные в предыдущих стихах. Здесь вновь его собственные переживания символизируют страдания народа, причиненные врагом. Более того, в этом плаче есть определенная уверенность в том, что его вопли будут услышаны (56–60; 64–66). В таком случае, если поэт ожидал спасения от Господа, то его народ тоже может на это надеяться.

Образ человека, который был заключен в яму (53; ср.: Пс. 87:7) и воззвал к Господу, когда воды поднялись до его головы (54—55; ср.: Пс. 17:5—7), достаточно часто встречается в псалмах–плачах. Тем не менее, выражения из этого отрывка напоминают личный опыт пророка Иеремии. Он также был брошен в яму (Иер. 38:6); он знал о заговорах против его жизни (60; ср.: Иер. 11:19; 18:18); он также воззвал к Господу, чтобы справиться со своими личными врагами (64—66; ср.: Иер. 11:20; 18:19–23).

Не случайно, что спасение всего народа, обещанное в ст. 22–30, связано со страданиями одного человека, который терпит вместо них. Особый великий смысл заключен в том, что страждущий поэт (или пророк) выражал скорбь всех людей, даже после того как он пострадал от них. Здесь мы видим явную параллель с песней о Страдающем Рабе (Ис. 52:13 — 53:12). Мы видим также намек на оскорбления и жестокость, выпавшие Иисусу Христу от людей, которых Он пришел спасти, и особенно непростительно, что Ему пришлось принять их после того, как Он показал людям глубокое сострадание к ним Бога.

4:1—22 Ужасы осады

4:1–10 Люди, утратившие человеческий облик

Золото и драгоценные камни, некогда так ценимые иудейским народом, здесь показаны утратившими ценность (1); так и народ, некогда бывший драгоценным «уделом» Господа из всех народов (Исх. 19:5), теперь стал подобен черепкам глиняным, словно он ничего не стоящий (2). Хуже того, из–за страданий они ожесточились, утратили человеческий облик. Даже матери, которые часто служат символом человеческого милосердия, стали бессердечнее диких зверей (3–4; страусы вошли в поговорку из–за их небрежения о своих детях; ср.: Иов. 39:13–18).

Роскошь привыкших к богатству подошла к концу (5; ср.: Ам. 4:1—3; 6:1), излишества и извращения жителей Иудеи принесли плоды. (Слово наказание в ст. 6 подразумевает одновременно приверженность злу и естественный и неотвратимый результат этого.) Сравнение Иерусалима с Содомом (6) особенно поражает, поскольку бесчестие Содома и его справедливое наказание вошли в поговорку (см.: Быт. 19:1–29).

Отдельно рассматривается судьба власть имущих (6–7), некогда гордых и богатых, наказанных за свое нечестие. Изображение бедствий, голодной смерти завершается жуткими подробности о поедании матерями своих детей (9—10; ср.: Втор. 28:53–57).

4:11—22 «Наказание за беззаконие твое кончилось»

Теперь акцент повествования смещается в сторону Божьего гнева (11). Не только иудейский народ, но и другие народы (цари земли, 12), считали Иерусалим непобедимым, а один из мощнейших его противников, Сеннахирим, потерпел от него сокрушительное поражение, несмотря на численное превосходство (4 Цар. 18:13–19:37). Однако во всем этом, к сожалению, народ не усматривал намерений Господа проявить Свое правосудие, которое было одной из основополагающих частей завета (13).

Далее автор развивает тему псевдорелигиозности. На религиозных вождях лежала особая ответственность за ложные пророчества и отступничество, следовательно, их вина была больше. В следующих нескольких стихах поэт обличает их в выражениях, несколько напоминающих слова из Книги Пророка Иеремии (ср.: Иер. 23:9–40). Даже когда иудеи были рассеяны среди остальных народов, попавших в вавилонский плен, их духовные вожди должны были подвергнуться большему остракизму (15) и лишиться всех почестей, которые они считали своим неотъемлемым наследством (16).

Неустойчивость в вере проявилась также в союзе с другими народами (17), что повлекло за собой признание чужих божеств и нарушение верности Единому Господу. Доверие этим народам обернулось жестоким вероломством с их стороны (18–19). Опасность надежды на силу других народов хорошо показана на примере политики иудейского царя Ахаза, который обратился за помощью к Ассирии за поколение до того, как его потомок царь Езекия обнаружил, что Ассирии нельзя доверять (4 Цар. 16:7–19; 18:13–16).

Последним объектом обманутых надежд стал сам царь, помазанник Господень (20). Народ иудейский полагал, будто древнее обещание царю Давиду означало безусловную гарантию безопасности, несмотря на нечестие и беззакония народа.

Важным основанием для Господа уничтожить иудейское государство было намерение показать, что нельзя полагаться ни на кого, кроме Него Самого. Плач Иеремии свидетельствует о том, что, кроме Господа, не существует никакого другого источника надежды на спасение.

Тем не менее последние строки этой главы проникнуты надеждой. Хотя враги Иудеи на краткий миг могут восторжествовать, настанет день наказания и для них — как для Эдома, так и для других народов (ср.: Иер. 25:15,20; 49:7–22; Авд.). А наказание Иудеи закончится, и она снова познает милость Божью (22; ср.: Ис. 40:2).

5:1—22 «Вспомни, Господи»

Заключительная глава книги отличается от остальных как по форме (см.: «Вступление»), так и по видению будущего, т. е. отражает период, когда время вавилонского плена подойдет к концу. Тем не менее остались последствия поражения, проявлявшиеся в сложных условиях существования. Картина преодоления трудностей, изображенная здесь, — это патетическое противопоставление тому, какой должна быть жизнь по завету.

Земля, наследие от Господа (2; ср.: Втор. 4:21), теперь под властью чужеземцев, хотя некогда Господь вывел оттуда другие народы, чтобы отдать эту землю Израилю (основная тема Книги Иисуса Навина). Тогда вдовы и сироты были вверены особой заботе израильтян (Втор. 14:28— 29), теперь же весь народ уподобился бесправным сиротам, полностью утратив право наслаждаться благословениями земли и безопасностью от врагов и преследователей (4—5; ср.: Втор. 8:7—10; 12:29). Народ мог быть и был бы независимым, если бы только доверял Господу и слушался Его. Это требование доверия к Господу непреложно, и оно относится к современным читателям в той же степени, что и к читателям древности.

Мысль о том, что их страдания посланы за грехи предыдущего поколения (7), приводит на память Исх. 20:5. Правильней считать, что разные поколения последовательно согрешали против Господа, чем думать, что на нас нет вины и мы безвинно страдаем «за беззаконие их» (см.: ст. 16; ср.: Иер. 31:29–30; Иез. 18).

Дальше следуют картины бед и позора (11–16): женщины подвергаются насилию (и в результате становятся отверженными); юноши обречены на унизительную работу; люди старшего поколения лишены нормального общения и не могут больше исполнять свои обязанности в общественных делах (14а); ушла радость; умолкло пение (14б–15); мучают воспоминания о зверских расправах над вождями (12; ср.: Втор. 21:22—23 о позорности такой судьбы). И гора Сион опустела, что в целом дает представление о разрухе и хаосе жизни без Бога.