А до 1921 года где он воспитывался? Он воспитывался у бабушки с рождения, с 1912 года, гибель отца здесь ни при чем, но ахматоведы без этого не могут. Вот разница между ложью и ошибкой.
* * * Владимир Георгиевич в Ленинграде. Он работает с 71/2 ч. утра до 11 ч. в. без выходных дней. Во время обстрелов и бомбежек читает лекции и делает вскрытия и вообще представляет из себя то, что принято называть скромным словом — герой. Тем не менее меня все неотступно спрашивают: «Почему ваш муж не может устроиться?»
Письмо из Ташкента 2 июня 1943 г. З. Л. Харджиеву. А. Ахматова. Собр. соч. в 2 т. Т. 2. Стр. 204 У Ахматовой во время войны овдовели два «мужа» — скончалась и жена Гаршина, и «Галя» Аренс- Пунина. Ее женской судьбы это не переменило.
* * * Комментарий Кралина в двухтомнике (А. Ахматова. Собр. соч. в 2 т. Т. 2. Стр. 367): Александра Степановна Сверчкова — сводная сестра Н. С. Гумилева. Шурочка была единокровной сестрой Николая Степановича. Сводные — это дети двух супругов от предыдущих браков, не связанные родством ни «по крови», ни «по утробе». Для меньшей громоздкости чаще говорят — сестра по отцу или по матери. А сводная — это сводная. В литературе об Ахматовой такая упрощенность, небрежность (неряшливость — или якобы неряшливость) встречается довольно часто. Родственные связи, обозначаемые специальными словами, немногочисленны, ученые исследователи их прекрасно знают и, в биографиях различных персонажей именно из научной корректности употребляя их, — употребляют правильно. С Ахматовой сложнее (или проще — или простоватее) — нужно использовать разговорную приблизительность, скороговорку — ах, оставьте, не важно! Ведь если проговорить отчетливо, что Сверчкова была единокровной сестрой Гумилева, как тогда этот исследователь посмеет написать, что Ахматова была вдовой Гумилева и вдовой Пунина? Ведь вдовами этих людей были совсем другие гражданки?
С детьми та же история, что и с женами. Вовсе не обязательно записываться — достаточно признать в той форме, в какой это признает общество. Назвал сына наложницы сыном — будут считать наследником. Установленное по исследованным из эксгумированных останков ДНК отцовство ничего, кроме факта, что видимый мир состоит из произвольно разбросанных во Вселенной ста четырех элементов, не подтверждает.
Что ей за падчерица Ирина Пунина? Ее тянуло в круг повыше <…> Мне иногда кажется, что ее отношения с дочерью Пунина обусловлены именно этой потребностью — смягчить прошлое, облечь его в умилительную рамку: падчерица, к которой относятся как к дочери. Из этого ничего не вышло, кроме абсолютного безобразия. (Н. Я. Мандельштам. Вторая книга. Стр. 351.)
Ирине Николаевне было 22 года, она была замужем и имела ребенка, когда умерла ее мать, к которой она была очень привязана, а с Ахматовой к тому времени ее отец уже почти десять лет как окончательно разошелся, имел другую гражданскую жену. Не была никогда и приемной дочерью.
Невразумительные комментарии Кралина: неточный или замаскированный под неточность намек: …и интимные письма к близким людям (В. К. Шилейко, А. Г. Найману), и дружеские <…> (письма М. Л. Лозинскому, Н. И. Харджиеву, Э. Г. Герштейн)… (А. Ахматова. Собр. соч. в 2 т. Т. 2. Стр. 364.)
* * * Отношения людей намеренно запутываются: вдовы, мужья, приемная дочь, сводная сестра и пр.
* * * Занимательная филология: «Вдова такого-то» — все понятно, звание, титул. «Вдовец кого-то», хоть какой самой знаменитой женщины — не говорят. Вдовец — это притягательное звание само по себе. Свободен! А уж чей он там был вдовец — не важно.
* * * Об Ардове Вы пишете, что в глазах «всех» — это был дом А.А. Для меня глаза всех — не довод; я знаю то, что знаю. В глазах «всех» Ирина — дочь А.А., а сероглазый король — лучшее стихотворение Ахматовой…
Л. К. Чуковская, В. М. Жирмунский. Из переписки (1966–1970). Стр. 449 * * * …Ахматова живала здесь (у С. К. Островской) целыми неделями. «Как поссорится с Иркой (Ириной Пуниной. — M.К.), так и перебирается ко мне, бывало, на неделю, а бывало, и на месяц», — говорила Софья Казимировна.
М. Кралин. Победившее смерть слово. Стр. 230 Такие подростковые штучки — поссорившись с «падчерицей» — соседкой по квартире — бежать к подруге.
В записных книжках Ахматова составляет свое «добротолюбие», что такое хорошо и что такое плохо. «Внучка» — Аня Каминская — навещает ее в Москве в больнице. Мне будет плохо без нее, но отрадно видеть такой пример душевного величия. Вся больница от нее в восторге. Не совсем так. Но не в этом дело. Падчерица очень холодно к ней относилась. Я наблюдала, как тихо, ласково сидели возле постели Анны Андреевны ее приятельницы, а эта «приложится» и сейчас же начинает рассказывать, как она устала, голодна, сколько у нее дел. (Н. Г. Крупецкая. В Боткинской больнице. Я всем прощение дарую. Стр. 81, 80.) Дело в том, ЧТО считать примером душевного величия человеку, который в величиях считается экспертом. Уж ведь не простенькое подчинение тому, кто уважать себя заставил и лучше выдумать не мог?
* * * Ко мне заходят моя приемная дочь и внучка… Это моя приемная дочь, но мы давно живем вместе, я ее вырастила, это моя семья.
М. Гончарок. По: Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 520 * * * «Падчерица» — уже не только Ирина Пунина. Дочь Ирины Анна Каминская — тоже «падчерица». А Лев Николаевич Гумилев — всего лишь «наследник». Она очень радовалась, когда ей передали (в последней больнице после инфаркта), что он к ней придет. Но друзья не допустили его к ней. Это было для нее большое огорчение. <…> Лечащий врач тоже находил, что волнение от встречи было бы для нее менее опасно, чем постоянная сдерживаемая тоска от того, что он не пришел. «Я считаю, что свидание с сыном было бы для нее очень хорошо», — говорил врач. Вот как серьезно подходили к такому удивительному случаю, врач не побоялся высказать свое экзотическое, необыкновенное, идущее вразрез со всеобщим мнением по данному вопросу. Как-то к ней пришла NN и долго что-то говорила, ходя взад и вперед по палате. Разговор все о том же — допустимо ли встречаться с сыном? Когда она ушла, Анна Андреевна сидела на постели и даже разводила руками: «Я не знаю, как они не могут понять, что он единственный мой наследник! Неужели это трудно понять?!» (Н. Г. Крупецкая. В Боткинской больнице. Я всем прощение дарую. Стр. 80.)
