ЛЕША. И тут я встаю и приглашаю ее на танец...
КАМИЛЬ. А музыка продолжает играть...
ЛЕША. Конечно, иначе под что мы будем танцевать?
СЛАВА. А знаешь, как бы все было на самом деле? Ты пришел с пляжа, такой в шортах и шлепанцах, в одной руке маска и трубка, в другой - двое детей, кожа на лице сгорела и слезает лоскутами, ты ее кремом намазал, а сверху песочек прилип. И тут лифт открылся, - а оттуда она в вечернем платье с мужиком таким... интересным, в костюме... а может быть, даже в смокинге...
ЛЕША. В моем смокинге?
СЛАВА. Ага, только на четыре размера больше, - идут на ужин. И ты так: «Ой, привет. - Привет». И все, они пошли... и вот что делать - догнать их и сказать: «Подождите, я сейчас переоденусь и вам на рояле поиграю?»
КАМИЛЬ. И жена еще спрашивает: «А кто это был?»
ЛЕША. Да, и мне бы, по идее, почувствовать послевкусие этой встречи, попереживать - то есть, в кино я бы долго брел по этому лобби, потерянный...
САША. Или ехал в лифте, глядя прямо перед собой, а жена говорила «Эй. Ты меня слышишь?», а ты бы сделал так: «А? Да, да, конечно...»
ЛЕША. А в жизни я говорю: «Я ее видел где-то... не помню, как зовут» и тут же перевожу тему, типа «а надо же деньги поменять, мы же еще на квадроциклах хотели...»
КАМИЛЬ. И дети хором - «ура, ура!»
ЛЕША. И толком даже пострадать не получилось.
СЛАВА. Но ты не расстраивайся, ты же им тоже прилично вечер испортил.
ЛЕША. Почему?
СЛАВА. Он же ей тоже начал вопросы задавать, ну...
КАМИЛЬ. ...«А кто это был»?
ЛЕША. Может, не начал.
СЛАВА. Ну, конечно. Вот, ты задаешь эти вопросы?
ЛЕША. Задаю.
СЛАВА. И я задаю.
КАМИЛЬ. И я задаю.
САША
СЛАВА. Вот видишь - все задают!
КАМИЛЬ. И вообще, конечно, мужчина хочет услышать от женщины правду. Но такую правду, которая его устраивает. В идеале хотелось бы услышать, что у нее до тебя никого не было, но все ж понятно, поэтому, когда она спрашивает: «А ты считаешь, я должна была ни с кем ничего до 30 лет, сидеть, тебя ждать?», ты делаешь над собой усилие и говоришь «н-н-ну... н-нет, конечно...». И это «н-н- ну... н-н-нет» означает, знаете что? «Да, дома сидеть, меня ждать, на мужиков вообще не смотреть, сам понимаю, что глупость, только плевать я на это хотел, сука, проститутка, трахалась до меня со всеми!» Вот что означает.
ЛЕША. А цель этого допроса знаете, какая? - ты хочешь услышать, что ты лучше. И при этом еще важно услышать, что он -хуже. Одновременно! Что ты лучше, а он хуже. Потому что это не одно и то же. Легко может оказаться, что ты лучше, и он лучше. Потому что от этих сволочей всего можно ждать.
САША. И пусть руки держит перед собой, а то я знаю это - пальцы крестиком за спиной...
СЛАВА. В общем, вопрос, конечно, задавать нельзя... ну, «кто это был?» Только как себя заставить его не задавать?
КАМИЛЬ. А никак. Если ты любишь - ты задаешь.
ЛЕША. То есть, нет варианта «сдержался и не спросил»?
САША. Есть. Сдержался, 15 минут ни о чем не спрашивал, зауважал себя за это время безумно, - ну, а дальше не выдержал, спросил, конечно.
СЛАВА. Потому что есть один нюанс - если ты перестал задавать этот вопрос, значит, ты действительно перестал этим интересоваться. И все кончилось. Во всяком случае - с этими отношениями... Ну, что, все про мечты?
ЛЕША. Не-не, у меня одна маленькая. Тоже, кстати, про рояль - я на какой-нибудь вечеринке сажусь за рояль и играю, но не что-то банальное, а романс...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ «О критериях в искусстве, или Дяденьки, простите засранцев!»
Звучит «Адажио» Альбинони. Камиль босой, голый по пояс, лежит, свернувшись калачиком, на авансцене в луче света. Вот он встает, заламывает руки, подпрыгивает на одной ноге, мечется и вообще, совершает различные телодвижения, принятые у людей, занимающихся т. н. «contemporary dance». В конце он прижимает руки к груди, а потом протягивает их к людям. Зрители бурно аплодируют. Камиль кланяется...
ЛЕША. Ну, как? Понравилось? Вы поняли, что мы хотели сказать? Поняли?..
СЛАВА. Нет. Это современный балет... про диссидентов. И это