их полтора десятка, при мечах все и в доспехах к тому ж?
— Странные какие разбойники. В доспехах и с мечами. Ну-ка, куда вы их там стащили?
— Да вон туда, господин! Идем, сам провожу.
Петрей в сопровождении хозяина направился к сараю. Фульциний, все еще оглушенный внезапными новостями, вошел в дом. На лавке, той самой за которой они сидели за ужином, был расстелен плащ, а на нем лежал Сальвий. Его широко раскрытые глаза невидяще смотрели вверх. В груди зияла страшная рана. Фульциний сглотнул подступивший к горлу комок. Осторожно положил руку на его холодный лоб и медленно закрыл ему глаза. Навсегда.
— Прости, друг, — прошептал он. — Прости, что меня не было рядом.
Он немного постоял возле тела, чувствуя, как в нем поднимается волна ненависти и какой-то свирепой ярости. Хотелось убивать. Он быстро поднялся наверх, нашел отведенную им комнату — благо их было тут всего три — быстро облачился в лорику, прихватил шлем и доспехи Петрея и спустился вниз.
Центурион уже закончил свой осмотр и вернулся обратно к колодцу, возле которого застыл, сложив на груди руки, Утер. За все это время он не произнес ни слова. Рядом с ним стоял хозяйский раб, держа в поводу три лошади.
— Крепкие парни, — сказал Петрей. — И вооружены хорошо. А, вещички мои, смотрю, прихватил? Давай сюда. Не понимаю, почему они своих не забрали, даже снаряжение оставили… Видать, торопились очень. Не знали, когда мы вернемся.
— Если бы мы вернулись…
— Не болтай, Фульциний! Так боги хотели. Главное — живы они. Раз не убили их сразу, значит зачем-то они мерзавцам нужны. Может, выкуп взять хотят? Ну да с десятком разбойников мы и вдвоем с тобой управимся.
— Втроем, — сказал Утер, распрямляя плечи.
— А я думал, тебя тут оставить. Крассу ты живым нужен.
— Я не вещь, чтоб меня оставлять, центурион. Запомни это. Как я сказал, так и будет. Я иду с вами.
Петрей пожал плечами.
— Как знаешь. Втроем еще сподручнее будет. Эй, окорок! Куда они их повезли?
— Так а мне-то откуда ж знать? По дороге умчались. На запад.
— Ладно, найдем. Но, смотри, если ты меня обманул, я вернусь и тогда…
— Да что ты, что ты! — хозяин замахал руками. — Все до последнего слова — правда истинная! Чтоб меня Цербер сожрал, если хоть в чем я солгал!
— На коней, ребята! — Петрей вскочил в седло. — От нас они не уйдут.
Уже подъехав к воротам, Фульциний обернулся.
— А что с торговцем тем стало? С которым священник знаком оказался?
— Молодец, парень! — Петрей тоже остановился. — Забыл я. Ну, говори, жирнобрюхий!
— Так и его тоже забрали. Связали, да вместе со всеми и увезли.
— Ясно. Вперед, парни!
За воротами Петрей немного покрутился, свесившись с коня, потом махнул рукой, и все трое помчались по дороге на запад.
Часть четвертая
Лежавший с утра над рекой плотный туман рассеялся, открыв взгляду высокие стены и башни Аврелиана. Стоя у самого борта, Сидоний смотрел на город. Лигер неторопливо катил свои воды к Океану, неся по течению легкое суденышко. Епископ выбрал путь по реке, как более безопасный и быстрый в сравнении с обычными дорогами. И действительно — готов на реке не встретилось, не до того им было сейчас.
Аврелиан… Ключ к Лигеру и Южной Галлии. Это хорошо знал Аттила, осадивший город двадцать лет назад. Сидоний был тогда еще юношей, но хорошо помнил те страшные дни, когда все они жадно ловили каждую новость с севера. Под Аврелианом грозный вождь гуннов потерпел первое поражение. Да, тогда были совсем другие времена. Готы и римляне встали тогда плечом к плечу, сплотившись против общего врага. Они вместе стояли на стенах Аврелиана, отчаянно защищая переправу и мосты на Лигере. И, когда гунны уже проломили стены, по этим мостам переправилась на северный берег соединенная армия Аэция и Теодориха. Гунны отступили от города на восток, где чуть позже были разбиты в грандиозном сражении на Каталаунских полях. Галлия была спасена.
Сидоний вздохнул, подумав, как недолговечна людская память, и какие странные извивы порою делает бурный поток истории. Всего десять лет прошло с тех пор, как кровь готов и римлян смешалась на поле битвы. Тогда казалось, что два народа станут отныне братьями. Как бы не так! Десять лет спустя армия готов вновь шла на север, вознамерившись захватить римские земли. Но тогда жив был Эгидий, и здесь, под Аврелианом, в долгом и кровавом сражении его армия разгромила готов. Сидоний хорошо знал Эгидия, он был опытным полководцем, храбрым воином и дальновидным политиком — редкое сочетание в одном человеке! Ах, если бы он сейчас правил северными провинциями Новиодуна! Но, увы, теперь власть всего лишь в руках его сына.
С Сиагрием епископ не встречался ни разу. Знал о нем только понаслышке. Рассказывали, что он, хоть и молод, но чрезвычайно осторожен. Осторожен до нерешительности. Говорили также, что большое влияние на Сиагрия имеет епископ Новиодуна Принципий, человек большого ума и исполненный христианского благочестия. Это был, если можно так выразиться, советник по делам политическим. Военными же делами заправлял некий франк Хильдебрант, дядя юного правителя со стороны матери. Сидония всегда несколько удивляло положение Сиагрия. В отличье от отца, он не был ни римским военным магистром, ни комитом. И при этом, не имея никакого звания, правил северными провинциями, унаследовав их от отца. Впрочем, не все так гладко было с этим наследованием. Сидоний знал, что после гибели Эгидия правителем Новиодуна по праву стал комит Павел. Однако правителем он оставался недолго. Погиб при взятии Андекавора, во время войны с саксами, после чего Сиагрий и занял место отца. Ходили слухи, что Павла убил Хильдебрант с ведома короля Хильдерика, чтобы дать дорогу своему племяннику, родственнику франкам по крови.
Впрочем, сейчас все это не имело значения. Узнав, что Сиагрий прибыл в Аврелиан на границу своих владений, Сидоний немедленно отправился встретиться с ним и просить помощи. Экдиций скептически отнесся к его идее, но возражать против поездки не стал. Сам же Сидоний возлагал большие надежды на свое посольство. Теперь, когда он смотрел на приближающийся город и мосты через Лигер, надежда эта слегка пошатнулась. Даже с реки было видно, что вокруг города идут серьезные оборонительные работы. Сотни людей чинили старые укрепления, копали рвы и насыпали валы. Было похоже, что Сиагрий решил превратить правый берег Лигера в неприступную крепость. Тот, кто собирается перевести войска через реку вряд ли станет так поступать…
— Причаливаем, достойный Сидоний!
— Да, да. Я сразу отправлюсь в город. Велите приготовить лектику.
Сиагрий не стал заставлять его ждать. Аудиенцию Сидонию он дал в резиденции городского префекта. По обе стороны от правителя сидели Принципий и Хильдебрант. Обмениваясь приветствиями, Сидоний отметил, как этот бледный юноша с пухлыми щеками и бегающими по сторонам глазами отличается от своих советников. Особенно от могучего усатого франка, даже сюда пришедшего в кольчуге и с мечом у пояса. Да и Принципий, в своем епископском облачении, выделялся благородным римским профилем и колючим взглядом глубоко посаженных черных глаз. Эти двое и будут тут все решать, понял Сидоний. И не ошибся.
Принципий сразу пресек его попытку начать разговор издалека. Улыбнувшись одними губами, он поднял руку, останавливая заготовленную заранее проникновенную речь Сидония, и сказал: — Нетрудно догадаться, брат мой, для чего ты прибыл в Аврелиан. Эврих начал войну и ты хочешь, чтобы мы напали на готов. Так?
