Эзотерическое подполье Британии

восхитительным, но с моей сегодняшней точки зрения это абсолютный негатив. Конечно, панк изменил музыку, но подросткам ничего хорошего не принес. Я не знаю, насколько глубоко он на меня повлиял. Помню, как Sex Pistols пели „No Future!“ Когда вам 14, повесить себе на шею подобное ярмо и идентифицировать себя с такими словами — не самая лучшая ролевая модель, но, возможно, я слишком глубоко на это смотрю. Те годы быстро прошли и казались не слишком важными, но сейчас я знаю, что это время играет огромную роль в формировании взрослого человека».

Уменьшающийся интерес к панку заставил Кэшмора искать что-то более эзотерическое, и в процессе поисков он наткнулся на второй альбом Psychic TV Dreams Less Sweet. «Это оказалось очень важно, поскольку альбом был невероятно эклектичным, — с восторгом говорит он. — Музыка мне очень понравилась, особенно то, что она была не слишком структурированной. До тех пор я не слышал подобной музыки, поскольку не коллекционировал пластинки. Очень скоро я по уши погрузился в TOPY. До сих пор не знаю, что это такое было, но подобная неясность как раз и привлекает. Суть в стремлении собрать информацию о вещах, узнать о которых было непросто. В этом и состояла вся заманчивость — возможно, вполне сознательная с их стороны, — и тайна действительно притягивала. Я написал TOPY и получил от них кучу всего. Я исследовал влияния, на которые они ссылались, имена, приводимые в интервью, и это оказалось настоящим кладом. Мне нравилось, что музыка может быть чем-то большим, нежели кусок винила, который вы покупаете и ставите на проигрыватель. Я не слишком увлекался магией, но именно в то время у меня возник интерес к Кроули, и благодаря ним я впервые услышал о Берроузе. Он оказался настоящим открытием — его слова, идея электронной революции. Я создавал собственную музыку, используя магнитофоны, акустические инструменты, и Уильям Берроуз подарил мне кое-какие идеи в этой области. По сути, PTV говорили, что есть другие люди, которые думают так же, хотя выражают свои мысли иначе».

Закончив школу в шестнадцать лет, Кэшмор начал работать лаборантом в производстве оптики, где трудится до сих пор. «Я из тех, у кого нет никаких идей, — пожимает он плечами. — В жизни вообще и в карьере в частности. Их нет до сих пор. Никаких». И все же он продолжал свои эксперименты с магнитофонами. В отсутствии сэмплера он записывал музыку на маленькие красные и белые кассеты для автоответчика, затем перематывал пленку на катушки и растягивал ее. Под влиянием Current 93 он начал создавать сложные мелодичные гитарные партии на фоне полученных звуков.

«Live At Bar Maldoror — мое первое приобретение, — говорит он. — Я помню, как принес альбом домой и разрезал конверт, потому что его запечатывали наклейки. Помню, как вытащил из конверта диск, и этикетки на нем оказались пустыми. Возможно, причина была в стоимости, но тогда я подумал — именно так и должна выглядеть пластинка, без демонстрации эго работавших над ней людей. В то время для меня это было очень важно. Я хотел быть на этой пластинке. Даже в большей степени, чем PTV, Current 93 отражали то, какой бы я хотел видеть музыку. Мне хотелось слышать то, что не имело ничего общего с песенной структурой. Помню, как мы с приятелем покупали другой диск Current; он понятия не имел, кто они, и я сказал, что однажды буду играть в этой группе. Сейчас кажется странным, что я так сказал — не представляю, с чего вдруг мне пришло это в голову?»

В 1987 году Кэшмор писал музыку, назвав себя Nature & Organisation; словосочетание было взято из учебника. Ссылаясь на необходимость совета относительно того, куда лучше послать демо-записи, он написал Тибету и к своему удивлению получил ответ с просьбой позвонить — Тибету гораздо больше нравилось говорить по телефону. «Я ему позвонил, хотя ужасно волновался, — продолжает Кэшмор. — Послушав первый альбом Current 93, вы не представляете, каковы люди, которые такое записывают, кроме того, что они вполне могут быть ненормальными. Но я все же понимал, что должен это сделать, и очень удивился, поскольку человек на том конце провода оказался дружелюбным и вменяемым». Когда германский лейбл Cthulu предложил Nature & Organisation выпустить сингл, Кэшмор попросил Тибета записать вокальную партию. Тибет согласился, но когда они послушали «Hooves», то пришли к выводу, что песня получилась слишком хорошей, чтобы выпускать ее как сингл. В 1993 году она появилась на сборнике Current 93 Emblems: The Menstrual Years. После этого Тибет неожиданно позвонил и попросил Кэшмора сыграть вместе с Current в Амьене.

«Я приехал в Лондон, и Тибет ждал меня на вокзале Юстон вместе с Джеймсом Мэнноксом, который был тогда ударником, — вспоминает Кэшмор. — Моим первым впечатлением от Тибета было то, что он говорил точно так же, как звучал на пластинках; казалось, будто я слушаю его новый альбом. Он был очень дружелюбным, и мы легко нашли общий язык. На следующий день мы отправились в дорогу на микроавтобусе вместе с Sol Invictus. Впервые встретив Тони Уэйкфорда и Карла Блейка, я занервничал, поскольку на улице, когда автобус затормозил, они показались мне такими большими темными фигурами, и я подумал: во что я только ввязался? Но на самом деле они очень приятные люди. Я не слишком комфортно ощущаю себя в незнакомой компании и не могу сказать, что сразу почувствовал себя хорошо, но все было достаточно неплохо. Концерт прошел легко. Мы играли песни с предыдущих альбомов, которые я отлично знал. К тому же, впервые в жизни передо мной были люди, увлекавшиеся той же музыкой, что и я. Просто поразительно. Долгое время этот интерес оставался исключительно личным, и тут вдруг мы играем концерт, слушать который пришло столько народу».

На As The World Disappears, альбоме с амьенским выступлением, партия Кэшмора создает поразительный эффект, и вся группа начинает звучать более благородно и уверенно. Меланхолия, с которой Кэшмор исполняет даже простейшие мелодии, придает музыке естественную старину, а его развитая техника устанавливает для лирики Тибета четкое и лаконичное основание, которого прежде не было. Легкие арпеджио Кэшмора расширяли музыкальное пространство, делая вокал Тибета гораздо выразительнее. Концерт был длиннее единственного прослушивания Кэшмора, и в этот удачный момент возник новый звук Current 93.

9. О роза, ты чахнешь

«Я живу в прошлом с тринадцати лет, когда принял решение идти назад, а не вперед».

Дэвид Макдермотт

Coil — беззастенчиво наркотическая группа. Исследователи внутреннего космоса, они раскрывают свой интерес к химически измененным состояниям сознания в глубокой детальности создаваемой музыки и точных образах альбомных обложек. Эти обложки можно рассматривать в качестве вспомогательных средств, стартовых площадок. Хотя Бэланс и Слизи использовали экстази с 1981 года, задолго до того, как в середине восьмидесятых оно обрело массовую популярность, влияние наркотиков ярче всего проявилось в музыке с альбома Love's Secret Domain, выпущенного в начале девяностых. Однако их воздействие на память заявило о себе гораздо раньше. Девяностые годы помнятся Слизи и Бэлансу смутно, поскольку оба они поглощали невероятные объемы веществ и почти каждую ночь проводили в клубах. «В принципе, мы никогда не увлекались массовыми сборищами, — пожимает плечами Слизи. — Большинство мест, где мы бывали, это сомнительные клубы, открывавшиеся в пять утра и полные шикарных парней-проституток, которые целовались, продавали наркотики, болтали два часа без перерыва, а рядом сидел полицейский под прикрытием и не знал, что делать. Это совершенно другая реальность — меня не интересовали прыжки вверх-вниз в окружении десятка тысяч людей». Для Слизи его опыт с экстази выражался не только в уничтожающей память гонке. Это было иное состояние бытия, больше связанное с посещением пространств между жизнью и смертью, этим миром и тем. «Экстази влияет на то, как вы воспринимаете людей, место, где вы находитесь, цвет пейзажа, — объясняет Слизи. — Именно это я ожидаю увидеть после смерти, по крайней мере, в первые несколько минут. Если я приму экстази сегодня, то отправлюсь в те же края. Либо откроется временная аномалия, червоточина, и на секунду появится возможность перейти на другую сторону».

«Меня никогда не впечатляла клубная жизнь, — говорит Трауэр. — Я шел туда, находил себе кого- нибудь и поскорее сваливал, чтобы заняться сексом. Мне не близка танцевальная культура. Я воспринимал ее как нечто, возникшее вместо уличного поиска сексуальных приключений. Мне нравилось техно, если оно