переднем крае первейшее дело — это взаимная поддержка и выручка. Кто прячется за спину товарища, тот трус и должен получить свое тут же и незамедлительно. А мы в наших буднях как-то свыкаемся с трусливой нечестностью, непорядочностью, и даже находим ей оправдание: мол, «битие определяет сознание». Давайте же договоримся с самого начала не замешивать в нашу совместную работу ничего от лукавого.
Иван Иванович изучающе разглядывал главного конструктора, выслушивая его немного странную речь. Видимо, этот молодой да ранний конструктор еще не был в настоящих передрягах, когда бьют по- настоящему. Ну что ж, и то хорошо, что поначалу, пока не поднатореет, от него больших подвохов не будет.
— Это само собой. Именно вместе и по-солдатски честно и дружно. Так и будем держать. Только хорошо бы без горячки, без сверхсрочных времянок, а покапитальнее, посолиднее.
— Разве не строители придумали пословицу: «Нет ничего постояннее, чем временные сооружения»?
— А если без пословиц, по-честному: у тебя и в самом деле в этом году будет готова аппаратура для второй площадки? Не берешь ты нас, темных, на пушку?
— Обязательно будет. Наш министр Устинов лично следит за работами и на заводах, и даже в нашем опытном производстве. И потом, неужели я стал бы брать на пушку строителей второй площадки, которых и без того занесла судьба в сары-шаганское пекло?
— По пути в Тюратам мне с генералом Григоренко довелось побывать у Губенко в Сары-Шагане. И там меня генерал загнал в угол: мол, немедленно отправляй группу проектантов на полигон и там на месте рисуй все, что надо, передавай строителям из рук в руки, и чтоб не было никакой проектно-бумажной волокиты.
— У военных людей генерал всегда прав. А в данном случае это, пожалуй, единственно возможный выход на быстрый темп и широкий фронт работ. И если твоим проектантам у Губенко надо будет что-нибудь уточнить по технологической части — к их услугам всегда любые наши представители.
— Поначалу это не понадобится. Там нас захлестнут свои специальные проектно-строительные дела. А твоим людям пока придется плотно поработать здесь, в Москве, с моими, помочь нам быстрее разобраться в ваших бумагах.
Иван Иванович и главный конструктор не заметили, как от первой взаимной настороженности перешли на «ты». Но все это было еще очень хлипким, обговоренным словами, но не сцементированным в делах…
Между тем на станцию Сары-Шаган все чаще стали отовсюду прибывать эшелоны с обещанными генералом Григоренко пополнением, техникой и стройматериалами. Прибывающие батальоны прямо со станции, запасшись водой и сухим пайком, направлялись походным порядком на вторую площадку, по бездорожью на триста километров в глубь раскалившейся как сковородка каменистой пустыни.
Однажды Губенко побывал на очередной планерке у начальника строительства на второй площадке майора Задорина. В конце совещания Задорин, как положено, спросил у Губенко:
— Товарищ полковник, разрешите закончить.
— Нет, позвольте мне пару слов. Меня очень беспокоят вопросы быта. Личный состав у вас размещается в палатках. Сейчас, в жару, оно ничего. Но ведь скоро зима. Зимы здесь, сказывают, лютые. Как вы думаете готовиться к зиме?
— Поднажмем на сборные щитовые бараки СР-2, поставим двухъярусные койки — порядок. Нам не привыкать, товарищ полковник, — бойко ответил Задорин.
— Сборные щитовые… А разве вам не известно, зачем их сюда завозят? Одна — для аппаратного здания. Вторая — лабораторное помещение. Третья — общежитие для промышленников. Четвертая — штаб и казарма для полигонной войсковой части. Пятая — столовая.
— А для строителей? — почти выкрикнул Задорин.
— Аркадий Дмитриевич, помнится мне, что на фронте ты был мастак по части землянок. Неужели разучился? Пока не грянули холода, зарывайся в землю, как на фронте. Вот так это понимай сам и разъясняй другим: мы на фронте.
— Но дети, женщины… Я понимаю, приказ министра запрещал привозить их сюда, но где их могли оставить офицеры, прибывшие из тайги, с Крайнего Севера?
— Если ты это понимаешь — тем более поживей закапывайся в землю, не жди, пока ударят морозы.
— А дальше какие перспективы? Хотя бы для семей.
— С весны посоветуйте завести огородики. Здесь камень не везде голый, местами попадаются слои лессовой почвы. Если дать воду — все будет расти. К следующей осени семьи переведем с землянок в сборно-щитовые дома на полуострове. И вообще, здесь, на второй площадке, строители — народ временный. Закончим строительство — и уйдем. Скорее закончим — скорей оставим землянки…
Только в октябре Губенко смог выделить один батальон на временный городок строителей — площадку «4в», с задачей приступить к сооружению щитовых СР-2. Губенко лично с комбатом прибыл на полуостров Коктас в сопровождении проектантов, чтоб осмотреть привязку сооружений на местности. Один из проектантов, поеживаясь на холодном ветру, показал на каменистом бугре ранее вбитые колышки, сказал комбату:
— Здесь, товарищ комбат, вами будет заложен первый в будущем городке СР-2. По генплану это должна быть гостиница, но полковник Губенко и начальник полигона решили временно разместить в ней свои штабы. А вот здесь будет специальный СР-2 для штаба строителей и рядом — точно такой же — для штаба полигона. Из окон штабов будет открываться прекрасный вид на этот почти морской пейзаж. Кто-то сказал:
— А волна сейчас по морскому счету на верных пять баллов. Если смотреть только в «море», то полное впечатление, будто стоишь где-нибудь в Крыму.
Проектант ответил:
— А если оглянуться кругом, то полное впечатление Богом проклятого места: рядом с водой — одни голые камни, ни травинки, ни былинки. И будто в насмешку название этого полуострова — Коктас по-русски переводится как Зеленый Мыс. Или, как сказал один наш поэт:
Здесь полуостров — точно как в Крыму:
шумит волна, могли б цвести нарциссы.
И все-таки никак я не пойму:
какая б… срубила кипарисы?
— Молодец, поэт, — вмешался Губенко. — Но я вот тоже не пойму: как это вы ухитрились посадить этот СР-2 на таком горбатом бугре? Ты представляешь, какой здесь получится фундамент? Настоящий цокольный этаж.
— Так точно, товарищ полковник. Мы крутили и так и этак, но тут, сами видите, сплошные бугры, косогоры, один за другим. Всю местность будто шайтан исковырял. Зато мы этой гостинице придумали хорошее название: «Высотная». Почти как в Москве.
Дальше поэт-проектант показал в натуре колышки, обозначавшие привязку других СР-2: для штабов автобатальона и батальона механизаторов, для солдатской столовой.
— Вот что, комбат, — сказал Губенко. — Начинай с фундаментов под СР-2, что-нибудь с десяток фундаментов до наступления морозов. Оба штаба, две гостиницы, столовую, штабы для автобатальона и батальона механизаторов и еще вот эти четыре, — Губенко пока зал на планшете и на колышках в натуре. — И вовсю гони вот эту гостиницу под крышу. Пора нам с генералом Дороховым выводить свои штабы из землянок на свет Божий.
— А не лучше ли сразу вымахать наш штаб вместо гостиницы? — спросил комбат.
— Как раз это ни в коем случае нельзя делать, — ответил Губенко. — А почему — поймешь, когда выйдешь в большие начальники…
Генерал-майор Дорохов, назначенный начальником строящегося полигона, с первой же встречи начал нажимать на Губенко, чтоб тот построил ему штаб:
— Пойми, Александр Алексеевич: приедет мой главком, спросит меня: «Какой ты начальник полигона без штаба?»
