вьются тучи мух, это похоже на черный туман, который не может рассеять даже свет фар.
Мухи. Забитые дерьмом канавы. Разлагающиеся под солнцем раздувшиеся мертвые тела. Что дальше?
Верно. Болезни.
А чего боятся люди с синдромом Гантоза?
Они боятся заболеть!
Страх гонит их дальше. Беженцы катятся на север, инфицируя одну страну за другой.
Как я уже говорил, природа любит шутить. Помните, как несколько лет назад поднялась паника из-за какой-то тропической лихорадки? Помните, как ученые предрекали, что она захватит всю планету? Потом они вдруг выяснили, что болезнь не распространяется естественным путем вне пределов тропиков. Так вот с синдромом Гантоза произошло примерно то же самое. Чума катила на север подобно приличной волне. Затем, перебравшись через Панамский канал, она почему-то пошла на убыль. На более сухой территории Мексики новые случаи заболевания уже не отмечались. Конечно, и здесь и там люди сваливались с температурой и прочим, но, как оказывалось, они подхватили хворь где-нибудь в Бразилии или Перу и несли ее с собой дальше. Более того, заболевшие не заражали мексиканцев. Те южноамериканцы, которые достигли Соединенных Штатов, не инфицировали ни одного из жителей этой страны.
Тогда-то и возник расовый вопрос. Один выдающийся эксперт-медик провозгласил, что все дело в крови. Большинство южноамериканцев имеют незначительную примесь индейской крови, наследие инков или ацтеков. Не знаю. Профессора довольно быстро выперли из университета, но многие уже поверили ему. Перед испаноговорящими закрывали рестораны и бары. Даже перед теми, чьи предки родились здесь сотню лет назад.
Между тем, как и следовало ожидать, болезнь истощила собственные силы. Инфицированные до того осмелели, что перестали впадать в безотчетную панику, когда слышали чей-то чих на противоположной стороне улицы. Но Мексика оказалась не резиновой. Нельзя запихать в страну черт знает сколько миллионов человек и рассчитывать, что она не лопнет по швам. Некоторое время держаться в границах помогала крупномасштабная программа помощи, но продовольствия на всех не хватало. Организации, занимавшиеся распределением и доставкой, не справлялись. В портах вырастали горы зерна, но до беженцев в глубине материка оно не доходило. Голод гнал людей все дальше на север, к границе США с ее ограждениями, заслонами и стенами, возникавшими на пути незаконных иммигрантов. Здесь, как говорится, неодолимая сила столкнулась с непоколебимым препятствием.
Вот еще одна газетная вырезка. В ней интервью с американским полицейским, несущим патрульную службу у мексиканской границы в день Прорыва.
Через некоторое время каждый штат принял определенное число мигрантов. А поток продолжал прибывать. Студенческие общежития, отели, армейские полевые лагеря, круизные теплоходы — все было забито под завязку. Вы могли придти в супермаркет в понедельник и обнаружить, что все в порядке. Но уже во вторник стоянка для машин становилась пристанищем полутысячи бразильцев, живущих в городке из картонных ящиков. То же творилось в городских парках. Палатки и навесы из палок и пластиковых мешков стали жилищами для миллионов беженцев по всей стране. Конечно, им всем хотелось есть. Всем требовалась чистая вода. Лекарства. Одежда. Обувь. Да, будь оно проклято, мы сделали все так, как надо. Мы старались их накормить. Но этих людей было слишком много. Полуживые, изможденные ублюдки — я не вкладываю в это слово никакого оскорбительного значения, поверьте, — заполняли улицы, прося хлеба. Ни угроз, ни насилия, ничего такого. Почти никто не говорил по-английски, поэтому иногда создавалось впечатление, что всем им по силам только одно слово — хлеб. Вы ходили по городу и всюду натыкались на молодых, красивых бразильянок или мексиканок (хлынувший на север поток, похоже, увлек за собой чертовски много мексиканок). Они смотрели на вас прекрасными карими глазами, в которых застыла мировая скорбь, протягивали руки и произносили только одно слово:
— Хлеба.
— Хлеба.
— Хлеба.
Вы отдавали им все, до последнего пенни, но при этом понимали, что сделали недостаточно. Потому что между вами и «Блокбастером», «Барном и Ноублом», «Макдоналдсом» или любым другим местом, куда вы направлялись, стояли еще десять тысяч человек, монотонно повторявших одно и то же слово: хлеб, хлеб, хлеб…
Вы ловили себя на том, что начинаете злиться на них, потому что в глубине души злились на себя. Такова человеческая природа: нам хочется помочь тому, что обращается за помощью. Но только ничего не получается.
Всем не поможешь. А доносящееся отовсюду слово звучит негромким пульсирующим причитанием.
Один умолкает, начинает другой. Хлеб, хлеб, хлеб…
Дело дрянь. После этого трудно проглотить кусочек и не подавиться.
Неудивительно, что вскоре явившиеся с юга незваные гости получили соответствующую кличку. Никто не называл их беженцами. Или «перемещенными». Или даже «жертвами». Они стали «хлебными бандитами». Не думаю, что ее придумали на радио или телевидении. Скорее всего, какой-то мальчишка обозвал какого-то беженца «хлебным бандитом». Через неделю это выражение уже разлетелось по стране. В нем не было ничего намеренно обидного или жестокого, но оно, что называется, прилипло.
Болезни часто развиваются циклами. Классический пример — добрый старый сифилис. Нужны годы, чтобы он прошел полный круг. Лет десять болезнь может таиться, не подавая признаков жизни, и у инфицированного не проявляются никакие симптомы. Потом она возвращается. Приходит как гром среди ясного неба. Из ушей начинает сочиться гной. Выпадают волосы. Тело покрывается язвами, а лицо коростой. Безумие овладевает его мозгами, и они летят в окно.
Примерно то же самое и с синдромом Гантоза (надо же так назвать!). Когда специалисты говорили, что болезнь прошла сама собой, это означало примерно следующее: вирус проникал в кости и мышечные ткани, где мутировал и превращался в нечто еще более жуткое. После первой же настоящей жары, которая и слона могла свалить с ног, эпидемия вспыхнула с новой силой.
Вот еще один заголовок:
СТОЛБНЯК!
США
Вот и все объяснение. В свое время для военных стали сюрпризом внезапные нападения вьетнамских партизан в казавшихся безопасными, удаленных на сотни миль от линии фронта городах. Так же внезапно превратилась в факел Америка. В буквальном смысле. В воскресенье первого июня беженцы по всей стране внезапно обезумели. Ими овладела страсть к насилию, жажда убивать.
Впоследствии появилось множество самых разных теорий. Что это была спланированная, скоординированная атака, что хлебные бандиты имели при себе маленькие радиоприемники, что приказ к
