ты знал, на самом деле не существует… И если этого мира, который ты так хорошо знаешь, тоже на самом деле не существует, тогда…
— Что? — спросил Малдер.
— Ну, включи логику, — улыбнулся собеседник. — Тогда и меня не существует. Я всего лишь твой глюк. Но! Обещаю: я буду твоим последним глюком! Или пусть меня уволят с работы!
— Глюк могут уволить с работы? — спросил Малдер.
— Ну, тебя же уволили, — рассмеялся собеседник. — Причем уволило тебя нечто, что является твоим же глюком. По-моему, тебе в этой ситуации хуже, чем мне. Глюк, уволенный своим создателем — это одно, а создатель, уволенный своим глюком — это смешнее. И тупее. И трагичнее. И еще много чего.
— Согласен, — кивнул Малдер. — Но… значит, я сам захотел, чтобы меня уволили?
— Угу, — кивнул собеседник-глюк.
— А почему я этого захотел? — спросил Малдер.
— Чтобы встретить меня, — улыбнулся собеседник.
— А зачем мне встретить вас? — спросил Малдер.
— Чтобы я показал тебе: все, что существует в Уме, — это глюки, — сказал собеседник. — И Ум это знает. Но теоретически Ум может создать такой глюк, который объяснит Уму, что все есть глюки, и Ум тоже глюк.
— А? — спросил Малдер.
— Объясняю на пальцах, — рассмеялся собеседник. — Меня на самом деле нет. И вас тоже на самом деле нет, мистер Малдер.
— А что… — хотел спросить Малдер, но не договорил, потому что больше ничего не было.
Пустота. Но было пусто и скучно. И была возможность создать что-то новое, интересное. Но создать можно было лишь глюки. А самый большой кайф — войти в эти глюки с головой и забыть, что это глюки, и испытывать хоть счастье, хоть страдание, лишь бы никогда больше не ощущать этого пустотного холодного равнодушия.
Он попробовал. Для начала нужно было что-нибудь вспомнить. Например, что-то из памяти Малдера. Можно было порыться в памяти Скалли, или Хэнка Муди, или царя Хаммурапи, или даже Джулианны Вракер… Но почему-то, по какой-то странной прихоти, его заинтересовала память Малдера. Тот перекресток, на котором он двадцать минут безуспешно пытался поймать такси и, в конце концов, пошел пешком…
Агент Малдер стоял на перекрестке и ловил такси. Пока что все получилось. Но, может быть, добавить элемент неожиданности?..
— Вам помочь, мистер Малдер? — донесся голос сзади. — Может, вызвать летающую тарелку?
Пару минут Малдер исступленно таращился на странного незнакомца, потом воскликнул:
— Дебри?! Это ты?!
— Я самый, — ответил Дебри. — А ты все гоняешься за зелеными человечками?
— Одного почти поймал! — похвалился Малдер. — И если бы я не проиграл ему в карты, сейчас его фото было бы во всех газетах. А так — пришлось его отпустить в уплату долга. Ну, а ты все еще в полиции?
— Уже давно ушел, — ответил Дебри. — Вот, возьми мою рекламную листовку. Приходи к нам, послушаешь лекции. А может, и сам прочитаешь ребятам целый курс о зеленых человечках.
— Ух ты, здорово! — воскликнул Малдер. — У меня ведь много материала! И просто некому вывалить все это на голову!
— Э-э… смотри-ка, а что это там спускается? — спросил Дебри, показав вверх.
Малдер не поверил своим глазам: прямо на опустевшую дорогу опускалась летающая тарелка. На ее крыше горела надпись «Taxi».
— О, мой Бонд! — воскликнул агент Малдер. — Как это возможно?
— Ну, тебе же все равно нужно такси, — спокойно ответил Дебри. — Я думаю, это подойдет.
В летающей тарелке открылась дверца.
— Э-э… до Вашингтона подбросите?
— За бутыль текилы, — ответила продолговатая зеленая голова, высунувшаяся изнутри.
— Дебри, а нет ли у тебя… — начал агент Малдер и опешил, увидев, что Дебри протягивает ему бутылку текилы.
— Ничего страшного, позже вернешь, — улыбнулся Дебри.
Агент Малдер залез в это «такси» с таким выражением лица, как будто только что исполнились все его мечты. И это было недалеко от истины. Последним, что Дебри услышал перед тем, как закрылась дверь этого странного транспортного средства, был голос зеленого человечка:
— Надеюсь, вы не против, если я включу музыку?
И зазвучала знакомая песня Мунлайона.
Но настал и такой день, когда ему надоело смотреть глюки о путешествиях на летающей тарелке с зелеными человечками. И тогда…
— Ваш «Порше», мистер Муди.
— Благодарю. Ненавижу этот Лос-Анджелес.
— Что, мистер Муди?
— Ничего, это я сам с собой…
File 2. «Калифреническая теология»
— Кто это?
— Это «Как бы радио»! Сто девять и девять!
— Шурик, хватит тупить.
— Привет, Мурат. Ну, можно мне еще немного потупить?
— Сейчас задам тему для диалога — и тупи, сколько влезет.
— А что, у нас тема есть?
— Я посмотрел сериал «Калифрения». Хотелось бы обсудить.
— Да, я тоже посмотрел, и даже кое-что надумал. А ты что надумал, Мурат?
— Я? Я ничего не надумал. Кроме стандартной фразы «Шоб я так жил!!!»
— Ладно. Тогда начну рассказывать, что надумал я.
— Ты ж хвастался, что вообще никогда не думаешь!
— Я никогда не думаю над тем, что считается «Важными Проблемами». А над «Калифренией» можно и задуматься. По крайней мере, в перерывах между постельными сценами.
— Да какие там постельные сцены? Французское порно лучше.
— Спорить не буду. Тем не менее. Итак, как там было у Великого Пророка Мирового Тупизма — Лесли Нильсена: «Welcome to Los Angeles, Califlower… o-ops, sorry, California!»
— Да, именно так. А наши переводчики смаковали эту шутку как «Калифония», «Калифения»…
— И где-то тут же родился термин «Калифрения». Сейчас уже невозможно сказать, кто его первым придумал, но… По звучанию ясно, что Калифрения — это не штат, это диагноз.
— Диагноз для всех жителей Калифорнии?
— М-м-м… насчет ВСЕХ жителей Калифорнии утверждать не могу, но…
— Хорошо, мы остановились на том, что Калифрения — это калифорнийская разновидность шизофрении.
— Значит, Клыгин тоже попал под этот диагноз.
— Да и мы с тобой, Шурик.
— Угу, Мурат, угу. Можно еще, конечно, порассуждать, что «Калифрения» — это такая разновидность помешательства на богине Кали…
