- Ну, если я такая умная, все знаю, зачем мне твоя помощь нужна?
- Я умею у людей правду выпытывать, - внезапно он посмотрел мне в глаза. Я вздрогнула, такой мрак плескался в его темных очах. Отчаяние, безнадежность, ненависть, боль, а еще страсть, сила. Я тряхнула головой, отмахиваясь от дурного предчувствия. А когда вновь на него поглядела, увидела расцветшую на лице насмешливо-презрительную улыбку. - Мне не лгут.
- Полиция тоже не любит лжецов. У нее для них даже санкции предусмотрены. Почему бы не оставить дело профессионалам?
- Они могут не успеть. А я не собираюсь сидеть в вашей дыре и лишнего часа. К тому же, ты ведь сама будущий профессионал. На юриста учишься, в полиции собираешься работать. Мне Катька многое успела про тебя рассказать, - заметив удивление от его осведомленности в моих глазах, с улыбкой объявил незнакомец. - Можешь считать, мы уже знакомы, Виттория.
- Забавно. Только я даже не знаю твоего имени, знакомый.
- Дамиан.
- Не здешнее имя.
- Так и я нездешний, - парень снова улыбнулся. Вообще, настроение у него было, видно, превосходным, так как, он постоянно демонстрировал мне свои белые зубы. Но странно, его веселье совсем не радовало меня. Наоборот, от каждой улыбки по коже, как от холода, начинали бежать мурашки.
- Я бы помогла. Но мне на работу с утра нужно. У нас на город одно туристическое агентство. А экскурсоводов не так много. Если Катька завтра не вернется, нас еще меньше останется. Не приду я, мне за месяц зарплаты не видать.
- Скажешь, что тебя уже наняли. Я. Сколько у тебя сутки стоят?
- Двести.
- Всего-то! - Дамиан удивленно присвистнул. - Тогда, считай, я тебя нанял. На все две недели. Встречаемся завтра у твоего дома. В десять утра. До встречи, - он махнул мне рукой и вышел за дверь.
Я слышала его стихающие шаги в коридоре. Потом еле слышный хлопок входной двери и тишина.
Кто же ты такой?
Я задумчиво смотрела на двери, пока она вновь не открылась.
- Вить, ты до сих пор не спишь? - бабушка смотрела на меня с укоризной во взгляде.
- Уже ложусь. Ты вон тоже, погляжу, не спишь.
- Да голоса мне какие-то почудились, будто в доме кто чужой. Ну, оно знаешь, в старости всяко бывает. Померещилось мне. Ложись.
Я кивнула, легла на кровать и накрылась одеялом. Бабушка выключила свет и засеменила по коридору. На ее шаги я даже внимания не обращала, все думала о недавнем визитере. Странный он какой- то, очень странный. Вроде и тон шутливый, а в глазах блеск опасный. Не зря он мне сразу не понравился. Еще когда Катька поменяться предложила. Да и не вламываются обычные люди среди ночи к тебе в квартиру. А если вламываются, не для того, чтобы поговорить.
Я присела на кровать и потянулась к мобильному. Может, Олежке звякнуть? Пусть бы по базе Дамиана пробил. Имя уж больно редкое. Может, и без фамилии кого отыщет. Затем взглянула на циферблат, покачала головой и отложила мобильный в сторону. Нет, в час ночи Олежке звонить поздновато. Ему ведь завтра на службу. Сейчас человека разбужу, потом неделю сволочью себя чувствовать буду. Особенно если Дамиана не обнаружат, или если он простым форточником окажется. Внешность обманчива. Впрочем... Не в этом случае! Форточники деньгами не разбрасываются и не спешат будто на конец света. Надо будет присмотреться к парню пристальнее. А Олежке завтра звякну. Все равно он раньше девяти на работу не попадет.
Высокий мужчина с плотным брюхом, словно метеор, ворвался к дочери в опочивальню. А злой, как тысячи голодных псов. С ненавистью во взгляде.
- Ты не произвела нужного впечатления!
- И что? - Габриэлла - уже не маленький ребенок с любопытными глазками, а высокая девушка лет пятнадцати с еще не полностью сформировавшейся фигурой, мягкими, будто кукольными, чертами лица и копной светлых волос - медленно снимала с волос драгоценности. - Я никогда и не рвалась в жрицы.
- О чем ты говоришь? Это самая почетная должность. Все только о ней и мечтают!
- Они идиоты! - отрезала девушка и, сняв с волос последний камень, поднялась на ноги. - Сколько их уже было на моей памяти. Сначала тетка, теперь Карен, а год-другой, ищут новую. Не хочу подыхать, не дожив до тридцати лет! Но тебе-то все равно. А если меня заберут, тебе и кормить меня не надо, и приданое за меня давать. Еще и сами церковники приплатят, не говоря уже о людском почете, уважении.
Граф резко ударил дочь по лицу.
- Заткнись!
- Ударь меня еще! - взвилась девушка. - Каждый твой удар уменьшает возможность того, что в следующий раз придут за мной. А они придут, - на мгновение ее подбородок затрясся. - Меня не могли забрать сейчас. Мне еще даже кос на голову не уложили. Но через год... - от злости она сжала зубы. - Ударь меня!
Граф замахнулся да так и замер, глядя на ее холодное и, даже несмотря на красный след от пощечины, прекрасное лицо. Затем сплюнул в сторону и вышел из комнаты, громко хлопнув за собой дверью.
Габриэлла стояла и смотрела отцу вслед, затем медленно подошла к окну, улыбнулась и махнула рукой прощающейся с семьей Карен. Сегодня кузина, как всегда, улыбалась, была счастлива. Словно бабочка, летящая навстречу огню.
Идиотка, она думает, что будет нести людям свет!
Как же!
Сегодня Карен стала жрицей, одной из пяти. Радость-то какая! Немногим судьба преподносит такой дар. Габриэлла последний раз махнула рукой кузине и отвернулась от окна, зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться. Но предательские слезы все равно покатились по щекам.
Не праздник сегодня пришел в их дом - беда.
Когда-то Габриэлла восхищалась, завидовала жрецам и их власти. И до безумия хотела стать одной из них. Давно это было. До того, как эти ублюдки убили ее мать! Девушка заскрипела зубами от бессилия и злости. Теперь она бы с радостью убила всю эту мразь, прикрывающуюся благими намерениями. И ни за что в жизни не захотела бы стать одной из этих убийц. Такой, какой стала ее кузина, не понимавшей, на что она себя обрекла.
Не долго живут жрецы. Особенно девушки, особенно такие добрые, сопереживающие всем, глупые, как Карен. Габриэлла сложила руки в молитвенном жесте, но не смогла произнести ни слова, вместо этого встала и подошла к зеркалу.
Ее лицо покраснело и распухло от отцовской пощечины и слез, нос выглядел ужасно, волосы, и те спутались. Девушка медленно достала платок и начала осторожно вытирать лицо.
Больше никогда не будет она плакать. Хватит! Если она не станет жрицей, в одну ночь в дверь их замка постучат и объявят ее ведьмой. Как когда-то пришли за ее матерью за то, что посмела отказаться от предложенной чести.
Все равно смерть.
'Но я не мать, не тетка, не Карен! - она высоко подняла голову. - Мне не станет никого жаль. Я
