— А уж искать они умели, — вставил мистер Мак-Ивор с неожиданным пылом.
— Да, в восемнадцатом веке методы сыска продвинулись уже далеко, согласился мистер Брезертон, — И фон Гель-дерн, как старый солдат и многоопытный, безжалостный человек, должен был знать все уловки и не упустил бы ни единой возможности его найти.
— А не мог ли де Маньи передать камень кому-нибудь еще… нет, пожалуй, у него не было времени, — быстро поправилась Марта, а мистер Брезертон добавил:
— Де Маньи действовал в одиночку. Знаете, убивать и воровать лучше без свидетелей.
— А если во время суматохи камень упал кому-нибудь под ноги и затерялся? Нет, — снова оборвала себя Марта. — Это глупо. Они, конечно же, все вокруг прочесали.
— Можно не сомневаться в этом, — кивнул мистер Брезертон, а мистер Мак-Ивор иронически вставил:
— И давайте оставим предположение, что какой-то случайный прохожий подобрал его позже. Он бы постарался продать камень, и таким образом тот снова явился бы на свет Божий.
— Несомненно, — согласился мистер Брезертон. — Драгоценные камни могут таинственно исчезать, но когда их находят, рано или поздно это просачивается наружу.
Воцарилось молчание. Даже простой пересказ кровавых событий прошлого, подхваченный воображением, сгустил атмосферу в этой покойной, старомодно обставленной комнате. Впечатление усиливалось тем, с каким чувством старые коллекционеры говорили об этой истории — как будто она произошла вчера, и оба они в ней участвовали. «Видит Бог, они достаточно стары для этого», усмехнулась про себя Марта и тут обнаружила, что старые джентльмены смотрят на нее с тревогой и ожиданием.
— Ну, вот вам история «Глаза Кали», — произнес мистер Мак-Ивор. Вопрос теперь в том, принимаете ли вы наше предложение отправиться в местечко Рейнольдс-Тюрм на поиски этого камня?
Марта молчала. Предложение все еще казалось ей нелепым. Но мистер Мак-Ивор, заметила она, ждал ее ответа так, словно то был вопрос жизни и смерти.
— Вы упомянули, когда мы говорили по телефону, что скоро собираетесь в отпуск, — прервал ее раздумья мистер Брезертон.
— Через три дня, в понедельник, — подтвердила Марта. — Но у меня всего две недели.
— Возьмите месяц или два, — жадно произнес мистер Мак-Ивор. — Я с радостью оплачу работу вашего заместителя в музее.
— Нет, это невозможно, — запротестовала Марта. — Видите ли, я не сама по себе… Я — лишь составная часть программы. — Она улыбнулась, смягчая резкость возражения. — Программы англо- американского обмена музейными кадрами. Английская сотрудница работает на моем месте в Историческом музее Нью-Йорка, а я — на ее, в Лондонском. Поэтому не думаю, что вправе просить о поблажках.
— В таком случае, — смирился мистер Мак-Ивор, — истратьте эти две недели на «Глаз Кали». За труды и беспокойство, в дополнение к дорожным расходам, ваш гонорар составит… — Он назвал сумму, от которой Марта округлила глаза. Она привыкла к более чем скромному заработку и дома, и здесь. Теперь же перед ней лежала перспектива полностью оплаченного отпуска и жалованья, которое казалось ей королевским. Затем, как всегда, в ней заговорила упрямая честность:
— Но, мистер Мак-Ивор, это очень много. Гораздо больше, чем нужно. Особенно если я ничего не найду, что, думаю, более чем вероятно… Нет, я буду чувствовать себя обманщицей.
— Позвольте мне самому позаботиться о том, чтобы не быть обманутым, моя дорогая мисс Хевенс, — с некоторым раздражением заявил мистер Мак-Ивор. — Я стар и болен. У меня нет ни занятий, ни развлечений. Ничего нет, кроме денег. Денег и любви к приключениям. Верите ли, в свое время я был очень смел. Но, — он красноречиво показал на свое ссохшееся тело и закутанные в теплый плед ноги, — теперь приключения мне недоступны, и я вынужден совершать их, так сказать, чужими руками. И если за эту блажь я готов хорошо платить, это мое дело. Для кого мне беречь деньги? Для финансового управления? — Два последних слова он окропил ядом: так делали все англичане, поминая это учреждение, занимающееся сбором непомерных налогов на наследство. — Нет уж, благодарю покорно. Пока могу, буду тратить в свое удовольствие. Хотя по отношению ко мне «удовольствие» — весьма сомнительное словечко. — Явно утомившись, он повернулся к Брезертону: — Ну же, Брезертон, поспорьте с молодой леди. Взывайте к ее тщеславию.
Марта рассмеялась. Затем, стараясь протянуть время, разглядывая свои перчатки, спросила:
— Могу я узнать, почему именно меня вы выбрали для этой работы? Почему не кого-нибудь еще?
Ее глаза были опущены, и она не заметила, как старые джентльмены переглянулись, словно испытывая неловкость, как будто они предвидели этот вопрос и надеялись, что она его не задаст. И еще в этом обмене взглядами была какая-то неясная тревога.
— Почему именно меня? — повторила Марта, ничего не заметив.
— Я отвечу вам, — быстро ответил мистер Мак-Ивор. — Из-за вашей статьи в «Любителе древностей». У вас есть воображение, знания и способности.
— Но я же не нашла эвелмской чаши, — напомнила Марта. — Всего лишь поразмышляла, что могло с нею статься…
— Отлично и замечательно, — в очередной раз рассердился мистер Мак-Ивор. — Я больше ничего от вас и не хочу. Поезжайте в Германию и поразмышляйте там. Поразмышляете две недели и возвращайтесь домой. Ничего так ничего. Но представьте, — голос его провокационно смягчился, представьте себе, что вы вернетесь с каким-то новым фактом, откроются неизвестные обстоятельства, и вдруг этот факт, эти обстоятельства приведут нас к цели! — Он подзадоривал ее, хитрый старик, приманивая мечтой любого историка: найти утерянное сокровище, чтобы ахнули ученые двух континентов! Момент настал — надо либо соглашаться, либо отказываться. Марта раздумывала еще лишь долю секунды.
— Ну, — не очень уверенно произнесла она, — если вы настаиваете, я могу попробовать.
— Браво! — воскликнул мистер Мак-Ивор и закашлялся от перевозбуждения.
— Великолепно, великолепно, — вторил кашлю мистер Брезертон.
— Мисс Хевенс, — едва отдышавшись, прохрипел мистер Мак-Ивор и строго уставился на нее. — Перестаньте сомневаться. Вы недооцениваете бесконечную способность к выживанию, свойственную материальным объектам. Керамика, обрывки тканей и даже бумаги могут храниться тысячелетиями. А что они в сравнении с камнем? Да-да, вещи живут веками! Боже мой, даже самая непрочная материя, — в слабом голосе зазвучала рьяность энтузиаста, усевшегося на любимого конька, — человеческая плоть, даже она поразительно долговечна. Возьмите Хиксосское захоронение в музее «Метрополитэн», которому шесть тысяч лет, или перуанского шахтера, засыпанного в медных рудниках четыре века тому назад. Их тела в целости, лицо шахтера сохранилось совершенно, его волосы и ногти все еще блестят. А Босуэлл, похороненный в Дании три с половиной века назад? Гоур-Браун видел его в 1935 году и сфотографировал голову. На снимке читается характер, тяжелый и бессердечный! А вспомните Карла I, чей гроб открыли в 1813 году в присутствии регента, помните?
Марта, знакомая с этим историческим казусом, кивнула. — Когда крышку подняли, — тем не менее продолжил мистер Мак-Ивор, — глаза короля, описанные как «большие, круглые и навыкате», казалось, смотрели прямо на склонившегося над гробом регента. Конечно, на свежем воздухе они исчезли почти тотчас, но все их видели. Подумайте только! Глаза человека, умершего почти двести лет назад, смотрели в глаза живых! — Он вдруг остановился и устало улыбнулся. Простите мне, пожалуйста, эту похоронную рапсодию. Не так уж интересуясь трупами, я положительно поражаюсь этой странной способности сохраняться, свойственной самым, казалось бы, тленным материям. Если не считать несчастные случаи, конечно. Да, мисс Хевенс, «Глаз Кали» где-то есть — вам только нужно его найти.
— Всего лишь, — согласилась Марта, ласковой улыбкой снимая иронию. Что ж, я сделаю все, что смогу. — Она чувствовала, что беседу пора заканчивать, старик совсем обессилел от долгой речи. — И если это не даст результатов, надеюсь, вы будете не слишком разочарованы. — Она было встала, но тут ее собеседники снова переглянулись, и на этот раз она заметила их молчаливый диалог.
— Погодите, мисс Хевенс, — сказал мистер Брезертон. — Погодите минутку.
Она послушно села, удивившись внезапной строгости его тона и вместе с тем, к собственному изумлению, находя в себе слабый отзвук какого-то неясного страха, как бы эхо того беспокойства, которое читалось в глазах старых джентльменов. Мистер Мак-Явор коротко кивнул мистеру Брезертону, и, словно дождавшись этого сигнала, тот быстро заговорил.
