обнаружили в штольне мины. Правда, они были уже обезврежены, но кроме этих могли ведь оказаться и другие.
Я приказал немедленно произвести дополнительную проверку и вызвать батальон для охраны сокровищ искусства. Через несколько часов в штольню прибыли московские специалисты во главе с Натальей Соколовой, и под их руководством все найденное было переправлено в одну из летних резиденций саксонских королей на окраине Дрездена. В этом огромном дворце специалисты просушивали картины, делали все, что было необходимо для их спасения.
Но вскоре выяснилось, что и здесь им не место. В разрушенном городе невозможно было организовать абсолютно надежное и правильное хранение этой огромной
драгоценной коллекции, и она была отправлена в Москву специальным поездом под усиленной охраной и в сопровождении специалистов.
Но пока картины находились в летнем дрезденском дворце, я и Иван Ефимович Петров, кстати говоря, большой любитель и ценитель живописи, приходили смотреть их. Может быть, именно после всего пережитого за четыре года войны я с каким-то особенным удовлетворением и радостью смотрел на эти, к счастью, сохранившиеся великие произведения искусства...
В те дни мы оказали большую помощь жителям Дрездена. Центральная часть города была превращена в результате массированных налетов англо-американской авиации в сплошные руины. Известный немецкий писатель Герхарт Гауптман свидетельствовал потом: «Я лично пережил гибель Дрездена под грохот Содома и Гоморры английских и американских самолётов».
Мы понимали положение дрезденцев: разрушены их жилые дома и трамвайные пути, электростанции и газовое хозяйство, водопровод и канализация.
Руины нам приходилось видеть не впервые. В нашей памяти были свежи истерзанные фашистскими оккупантами города и села России, Украины, Белоруссии, растоптанная гитлеровским сапогом польская земля. Мы отлично понимали, что это ждало и Москву, и город Ленина. У советского солдата не могло не возникнуть чувства мщения, святой ненависти. Но мы никогда не отождествляли немецкий народ с кликой фашистских преступников. На занятой нами территории Германии советские воины проявили подлинный гуманизм и благородство. Поведение наших солдат и офицеров в Дрездене — характерный тому пример.
Буквально сразу же после освобождения города началось его восстановление силами Советской Армии с при влечением населения. Нами были выделены необходимые материальные ресурсы, автотранспорт, горючее. Самое главное — приняты меры по организации снабжения дрезденцев продовольствием. Военный совет фронта установил нормы, которые были выше, чем при фашистском режиме. Рабочий тяжелого труда получал в день 450 г хлеба и 50 г мяса. Продовольственные нормы работников науки, техники, культуры и искусства установлены такие же, как для рабочих тяжелого труда, то есть самые высшие. Инженеры, техники, учителя, а также граждане, находящиеся на излечении в больницах, снабжались по нормам рабочих. Дифференциацию норм по категориям производили местные власти.
Дрезденцы с благодарностью отзывались о заботе, проявленной нашей армией. Немцы, по-моему, очень быстро поняли, насколько лжива была геббельсовская пропаганда, вдалбливавшая изо дня в день до прихода наших войск, что советские солдаты будут мстить и расправляться с мирным населением. Лучшее свидетельство тому — приток жителей, возвращавшихся в Дрезден с Запада. Ежедневно в город прибывали по две-три тысячи человек, бежавших из зоны американской оккупации. Они заявляли, что американцы создали невыносимые условия прежде всего тем, что совершенно не снабжают их продуктами.
Мы же, чтобы скорее создать нормальные условия для жизни населения города, мобилизовали буквально всех автомобилистов, продовольственников, инженерный состав и аппарат тыла.
Кстати, поскольку я коснулся здесь разнообразной работы наших тыловиков, то мне особенно хотелось бы выделить медиков, и не потому, что другие службы тыла значили меньше или больше; от каждой службы, от того, как она поставлена и организована, зависело многое при подготовке и осуществлении боевых операций. Но труд медиков, призванных спасать самое дорогое — человеческие жизни, — я бы сказал, наглядно, поистине без всяких оговорок, благороден. А на войне, где смерть косит людей без разбора, в особенности благороден.
Наши фронтовые медики совершили множество подвигов и на поле боя, и в госпитальных условиях, возвращая в строй тысячи и тысячи раненых бойцов и командиров. Здесь уместно сказать, например, что из числа раненых 80 процентов возвращались из госпиталей в свои части и подразделения. Примечательно!
В Висло-Одерской, Берлинской и Пражской операциях при их огромном пространственном размахе, напряженности боёв и высоких темпах наступления войск медперсоналу приходилось выдерживать, мягко говоря, большие нагрузки. Врачи, сестры, санитары работали самоотверженно, на пределе всех своих возможностей, а высшие и старшие медицинские начальники проявили оперативность, разворотливость, организуя эвакуацию раненых и маневр госпиталями и транспортными средствами. На всех этапах сражения были обеспечены быстрота и надежность эвакуации, раненые получали скорую медицинскую помощь. Я выражаю самую горячую благодарность всем медикам фронта, в первую очередь хирургам — им, пожалуй, доставалось больше всех.
Если же учесть, что врачами были преимущественно женщины, не говоря уже о медицинских сестрах и санитарках, то слова моей благодарности приобретают особый смысл. Не только в тылу, но и на фронте наши женщины внесли большой вклад в дело победы.
В знак признания огромных заслуг медиков перед фронтом по окончании Берлинской операции многие генералы и офицеры медслужбы, сестры, санитарки и санитары были награждены орденами и медалями, а начальник медицинского управления фронта генерал-лейтенант медицинской службы Н. П. Устинов и главный хирург фронта генерал-майор медицинской службы М. Н. Ахутин удостоились ордена Суворова.
Вручение наград происходило на командном пункте фронта в Дрездене и было волнующим. Присутствовали далеко не все, удостоенные наград. Но эта сравнительно небольшая группа медиков олицетворяла для нас весь славный отряд бесстрашных тружеников войны, и Военный совет фронта был рад их приветствовать и поздравить с наградами.
Необходимо отметить, что успешное решение всех задач материально-технического и медицинского обеспечения наших войск органами фронтового и армейского тыла во многом объяснялось четким руководством начальника тыла Красной Армии генерала армии Андрея Васильевича Хрулева и начальника Главного Военно-медицинского управления генерал-полковника медицинской службы Ефима Ивановича Смирнова.
Возвращаясь к событиям мая 1945 года, я с удовольствием вспоминаю встречи с товарищем Г. Матерном и другими немецкими коммунистами и демократами — участниками движения Сопротивления. Они активно помогали нам в работе по снабжению дрезденцев продовольствием и восстановлению городского хозяйства, в организации местного управления. В годы войны нам не были известны их имена. Но мы знали, что лучшие сыны немецкого народа, несгибаемые борцы за великое дело пролетарского интернационализма, достойно отмеченные ныне советскими боевыми орденами, через все тяжелейшие испытания тех лет пронесли в своем сердце любовь к Советскому Союзу — родине социализма.
Герои легендарной антифашистской организации Шульце-Бойзен и Харнак, группы Уриха, Зефкова и Якоба, бесстрашные Альберт Хесслер и Ильзе Штёбе, ветераны КПГ Шуман, Нейбауэр, Позер и многие другие славные бойцы великой армии Маркса, Энгельса, Ленина шли на смерть, убежденные в правоте своего дела, непоколебимо веря в победу Красной Армии, в счастливое будущее своего народа.
В нашей памяти навсегда сохранится светлый образ вождя немецких коммунистов Эрнста Тельмана. Многих из его последователей и учеников мы видели в боевых порядках наших войск. Помню, как в суровом феврале 1944 года во время Корсунь-Шевченковской операции мне довелось встретиться с руководством Национального комитета «Свободная Германия», душой которого были товарищи В. Пик, В. Ульбрихт, В. Флорин, Г. Матерн, а также замечательный немецкий поэт Э. Вайнерт. Представителям НКСГ и примкнувшего к нему «Союза немецких офицеров», в котором находились ж пленные немецкие генералы Зейдлиц, Даниэльс, Корфес, было разрешено обратиться к личному составу окружённой вражеской группировки. Их обращение во многом способствовало прозрению солдат и офицеров противника. В
