странное, остренькое какое-то желание. Оно-то и давало ему и хитрость, и силу.
Но все-таки зачем? Почему Саньке хорошо лишь от того, что другому плохо? Какая ему в этом выгода? Если Серега станет его рабом, чем Санькина жизнь сделается лучше? Ну, к примеру, будет он у Сереги полдники отнимать, посылки… Чем еще-то он сможет воспользоваться? Это же не Америка, у него здесь хлопковых плантаций нет. Но если бы стремился Санька к чужим полдникам, на это бы и спорил. И такое пари было бы нормальным, уж его-то Серега принял бы не задумываясь. В нем же ничего обидного…
Но Саньке нужно иное. Он, может, и свои-то полдники отдал бы, лишь бы Серегу рабом сделать. Значит, хочется ему другого. Но как понять его воспаленное желание? Откуда оно вообще берется в человеке? Наверное, вползает ночью в голову, точно паук. А с другой стороны, почему к нему, к Сереге, эти пауки не пристают? Хотя тоже как сказать… Пауков, может, и нет, а червячки имеются. Хорошо хоть, он о червячках знает. Но зато ничего не знает о Санькиных пауках. И поэтому Саньке всегда удается его обхитрить.
Значит… Значит, надо понять, откуда в Саньке взялась эта дрянь. Что именно в нем сидит. Тогда и сможет он Саньку победить… И не только Саньку, но и других, таких же… Интересно, а каким был бы Санька без пауков?
Но тогда для понта придется ему подчиниться. На какое-то время. А на какое? Пока все не станет ясным? А может, оно до конца смены не прояснится. Что тогда? Терпеть его власть?
Нет, наверное, надо просто вернуться в лагерь и набить ему морду. А если ребята станут в него пальцами тыкать – что ж, придется перетерпеть. Хотя это будет нелегко. Всякие же есть, ведь полно таких, кому лишь бы поржать, неважно над кем и за что. А тут такой великолепный повод – Серега Полосухин сдрейфил, слова не сдержал. Скажут – как в Ведьмин Дом ходить, так воздух спортил, а как хилого Саньку вырубить – вот он, пожалуйста. Молодец среди овец, как говорит тренер Дмитрий Иванович. Ловко пользуется Санька своей слабостью.
Ну ладно, Леха-то его поймет, может, еще два-три пацана. А остальные с Санькой связываться не захотят. Действительно, кому он нужен, этот самый Серега, у которого еще с ночи перемазаны в саже ладони, у которого исцарапаны коленки… Который вчера тут ревел как первоклашка, вытирал слезы грязной майкой и вновь ревел.
В общем, на ребят из их отряда надеяться нечего. Они вообще-то ребята нормальные, но тут ведь такое дело. Будет считаться, что он проспорил, значит, заступаться за него – все равно что признать, будто в спорах можно химичить. Будто можно слово свое не держать. И вообще, если нарушил он слово в таком договоре, значит, и верить в серьезных делах ему нельзя. Вот ведь как повернулось! И поди докажи, что жулил-то как раз не он, а Санька. Нет у него никаких доказательств.
Что же делать? Надо сейчас выбирать. Или спокойная жизнь, или спокойная совесть. И неизвестно, что лучше.
Во всяком случае, один человек точно будет за него. Это Леха. Значит, уже не в одиночку придется действовать. Правда, что может Леха? Он же у Саньки на цепочке… Надо, кстати, обязательно узнать, что это за цепочка. Иначе Лехе не помочь.
И тогда выходит вот что. Если набить сейчас Саньке морду, Санька обязательно развопится, что Серега слово не сдержал. И тогда над ним Санькины холуи начнут ржать. А Леха станет заступаться, доказывать, что Санька жулье, что Серега честно отсидел ночь в Доме. И тогда Санька поймет, что Леха с Серегой заодно. И отомстит Лехе, и еще неизвестно, как. Выходит, рыпаться против Саньки – это Леху под удар подставлять. Нет, так нельзя.
А как можно? Наверное, так. Притвориться, будто слово держишь, втереться к Саньке в доверие и узнать, что у него там с Лехой. А как только он узнает – сразу же Саньку превратит в отбивную, но так, чтобы тот на Лехе уже не смог отыграться. Противно будет, конечно, раба изображать, но другого пути нет.
Серега слез со стола и подошел к окну. За окном лил дождь. Мелкая водяная пыль заполняла все пространство, иногда в ней возникали капли покрупнее, короткой дробью лупили по земле – и снова в воздухе одна морось.
По небу ползли тяжелые, стального цвета облака. Мутные, скучные. Даже просветов между ними не было. И всюду царил холод. По коже опять, как и ночью, забегали мурашки.
Ночью, видно, дождь был сильнее, вон справа на полу здоровенная лужа, с крыши натекло, крыша-то дырявая. А он даже и не почувствовал. Видно, очень уж крепко спал. Что же ему такое снилось? Никак не удавалось вспомнить. Единственное, что осталось в голове – лампы какие-то яркие, от них еще глаза слезились.
Но хватит размышлять. Пора возвращаться в лагерь, и по-быстрому…
Лес, наверное, насквозь вымок. Значит, лучше босиком. Серега бросил оба кеда с носками в пакет, сунул туда же огарок свечи и выскользнул за дверь.
Ну и холодина! Зато приятно пробежаться босиком по хлюпающей под его пятками траве. Такое удается нечасто.
Запахнув Лехин плащ, Серега быстро, временами переходя на бег, пошел прочь от Ведьминого Дома. Вскоре тот скрылся из виду.
– Ну, Серый, с благополучным возвращеньицем, – произнес Санька, ворочаясь в постели. – А то я уж думал, стряслось с тобой чего-то. Рассвет уже давным-давно начался, а тебя все нет. Ну, как успехи? Принес книгу-то? Детей капитанских?
…Серега сидел на своей койке, завернувшись в одеяло, и отогревался после холодного утреннего леса. До подъема оставалось всего полчаса, в холле уже начала стучать шваброй бабка Райка.
В лагерь Серега вернулся незамеченным, тихо влез в окно. А провозись он еще минут пятнадцать – обязательно бы его кто-нибудь заловил. Лагерь ведь рано жить начинает. Продукты в столовую уже в полшестого завозят.
Однако нужно отвечать Саньке. Что ж, пусть все будет как задумано.
– Книга? Хватит с тебя и свечки. Вон, видишь, почти до конца обгорела.
– Это чудесно, что обгорела, – нетерпеливо перебил Санька. – Можешь засунуть ее в одно место. Ты про главное говори! Книга-то где?
Серега выпрямился.