жарко. Из кухни доносились голоса людей, и, судя по этим голосам, там продолжалось праздничное застолье, отпочковавшееся от свадьбы.
Умывшись, Сергей решил промяться и пошел по зеленому дворику, поглаживая прыгавшую вокруг него собачонку.
— Ау, засоня, — вдруг услышал он голос Заиры откуда-то сверху.
Сергей оглядел деревья, росшие вдоль плетня приусадебного участка, и увидел на вершине большой ольхи выглядывающее сквозь зелень листвы улыбающееся лицо Заиры. Лицо, озаренное солнцем, сияло и покачивалось вместе с веткой, на которой она стояла.
— Что ты там делаешь? — крикнул Сергей.
— Рву вам свежий виноград, — отвечала она. На ольховом дереве, как и на всех прочих, вилась виноградная лоза. Черные водопады спелой «изабеллы» свисали с веток.
— Смотри не упади, — сказал Сергей.
— Я не упаду, я привыкшая, — отвечала она и, притянув к себе виноградную плеть, стала срывать с нее кисти. — Ловите!
Она бросила ему кисть, и он, мгновенно ожив, поймал просверкнувшую на солнце тяжелую гроздь. Часть ягод разбилась о его ладони, но кисть была большая, и на ней было много сочных, пахучих виноградин. Она ему несколько раз кидала грозди, и он видел сквозь зеленую листву ее радостное, просвеченное солнцем лицо, и вспоминал свое пьяное желание объяснить ей, какая она необыкновенная девушка, и жалел, что все-таки не сказал ей тогда об этом, и знал, что сейчас не сможет ей этого сказать, потому что если тогда был слишком пьян для этого, то сейчас слишком трезв.
Потом она ловко слезла с дерева, держа в одной руке небольшую корзину винограда, и, передав ее ему, встала на плетень и спрыгнула во двор. Она взяла у него корзину и пошла вместе с ним на кухню, легко и быстро перебирая своими загорелыми босыми ногами.
Немного поев и не соглашаясь с уговорами застольцев остаться с ними, он распрощался со всеми, и опять Заира пошла провожать его до калитки, хотя сильно обиделась на него за то, что он отказался брать с собой в город виноград. Она хотела, чтобы он угостил этим виноградом свою маму, а он никак не мог ей объяснить, что матери его мало радости от этого винограда, а ему неохота возиться с ним долгую дорогу.
Сделав десяток шагов, он и на этот раз оглянулся, но, видно, собачка на этот раз не выбежала на улицу, ее не было ни на улице, ни у ворот. Он подумал, что она обиделась за виноград, а может, дело в том, что он должен был и не сказал тех слов, которые ночью во время пьяного прозренья нахлынули на него?
Примерно через год он узнал, что Заира вышла замуж, верней, тайно убежала из дому с каким-то деревенским парнем. Ее двоюродный брат, сообщивший ему об этом, был очень недоволен и сказал, что она вышла замуж за бездельника, деревенского пижона. Сергей, узнав об этом, ничего не почувствовал, кроме легкой печали. Дай бог, чтобы она была счастлива, подумал он. Но, видно, она не была счастлива, и он узнал, что через полгода она бросила своего мужа и вернулась домой.
Однажды они в городе столкнулись лицом к лицу. Она шла со своим двоюродным братом. Увидев его, она вспыхнула, даже как бы рванулась броситься ему на грудь и в следующее мгновение, словно вспомнив все, что с ней случилось, погасла и, поздоровавшись виновато, нет, скорее обреченно, опустила глаза. Сергей был потрясен этой вспышкой и этим печальным отрезвлением, и он хотел ей сказать, что она ни в чем не виновата, что если кто-нибудь в чем-то виноват, то только он. Но он ничего не сказал, а только пригласил их в кафе и, выбрав удобное мгновенье, когда брат ее пошел мыть руки, спросил ее, почему она ушла от мужа.
— Он оказался грубым, — сказала она тихо и снова опустила голову.
Бог знает, что скрывалось за этими словами. Потом Сергей уехал в Москву, в аспирантуру Института общественных наук, и там получил еще одно письмо от нее, в котором она, рассказывая о своей деревенской жизни, почему-то описала лунную ночь, и Сергей понял глубокий смысл этого наивного, бедного описания, и смысл этот заключался в ее одиночестве, в ощущении бессмысленно уходящей жизни и страстной мечте о любви. В конце она ему желала большого счастья и обещала всегда, везде и всю жизнь любить его, как брата. Письмо почему-то было написано красными чернилами, — видимо, других не нашлось в доме.
Потом Сергей-узнал, что она вышла замуж за какого-то учителя и тот увез ее в свою глухую деревушку на границе между Абхазией и Мингрелией и там они живут.
Через год, летом, приехав в Мухус, он встретился с ее двоюродным братом, и тот сказал, что у Заиры родился ребенок, и предложил поехать в их деревушку и навестить ее.
Они приехали туда и очень тепло и гостеприимно были встречены Заирой и ее мужем. Это был высокий, горбоносый, крутогрудый человек с выражением тайной непреклонности на лице. В этой мингрельской деревне жили два десятка абхазских семейств, и он в собственном доме устроил школу для абхазских ребятишек и был директором и единственным учителем этой школы.
Сергею показалось, что Заира снова ожила и теперь вполне счастлива, занятая мужем, ребенком, хозяйством.
— А ты что ж не женишься? — спросила она у него, пеленая ребенка и укладывая его в люльку. Впервые она с ним перешла на «ты», словно, возясь с ребенком, держа его и повертывая в своих больших ладонях, она сравнялась с ним в возрасте и даже стала чуть-чуть старше его.
— Да не знаю, — сказал Сергей, и в самом деле не умея объяснить, почему он не женат.
— Я же говорила, — напомнила она, — умрешь одиноким старцем, если будешь много выбирать.
Она продолжала пеленать ребенка, повертывая его в своих больших, ловких ладонях, и сейчас Сергею показалось, что она демонстрирует своего ребенка, показывает его здоровую полноценность и намекает, что такой же ребенок мог быть у него, да вот он не захотел. Во всяком случае, Сергею так показалось.
Интересно, любит ли он ее, думал Сергей о муже Заиры, и если любит, то как? Ему когда-то казалось, что такой девушке нужна особенная, всепоглощающая, ураганная любовь, а вот она живет с человеком, который, кажется, целиком занят делами своей школы, и как будто бы все у них в порядке.
К вечеру муж Заиры, звали его Валико, пригнал свою лошадь с луга, на ночь он собирался поехать на мельницу. Въезжая на неоседланной лошади во двор, он в воротах встретился с Заирой, которая, подметя двор, выносила из него мусор. То ли думая, что гости поглощены игрой в нарды, то ли вообще забыв о них, Валико шутливо стал теснить на лошади свою жену, не давая ей пройти в ворота, то и дело наезжая на нее лошадью и оттесняя ее от ворот и не давая ей пройти стороной. И столько было иносказательной ласки в этом наезжании лошадью и столько было нежного стеснения в ее защищающемся жесте, в ее отворачивающемся, зардевшемся лице, что Сергей невольно опустил глаза, словно видел такое, что не рассчитано на посторонний глаз.
И сейчас, вспоминая ту последнюю встречу и вспоминая ту свою давнюю неосуществившуюся любовь к ней, он неудержимо захотел увидеть ее снова, и не только увидеть, а как бы молча показать другим тайные сокровища своей души.
Жена давно просила его свезти в деревню, и он решил теперь ехать туда вместе с женой, ребенком, Василием Марковичем и Зурабом.
Все охотно приняли его предложение, и через день они, взяв билеты, сидели в скверике перед аэродромом, дожидаясь самолета, регулярно летавшего в эту далекую деревню.
По скверику прогуливались большие черно-пятнистые свиньи с длинными рылами. Пока они разговаривали в ожидании самолета, одна из свиней, изловчившись, схватила зубами сумку, рядом с которой сидела жена Сергея, и поволокла ее прочь.
— Сумка! — закричала жена Сергея, всплеснув руками. — Свинья!
Свинья волокла сумку, держа ее за ручку в зубах. Сергей погнался за ней, и она бежала от него с наглым упорством, продолжая держать в зубах сумку. Сергей схватил большой камень и швырнул в свинью. Не попал. Не бросая сумку, свинья продолжала бежать от него рысцой. Сергей схватил другой камень и, догоняя свинью, сумел хрястнуть ее этим камнем по спине. Тут свинья неохотно бросила сумку и убежала. В сумке лежала буханка белого хлеба -Сергей знал, что это редкость для далекой деревни, живущей на мамалыге и чуреке, — несколько бутылок коньяка и три плитки шоколада, по числу детей Заиры. Он знал, что у нее сейчас трое детей. К счастью, ничего не пострадало.
Возвращаясь с сумкой к остальным, Сергей подумал, что это символическая сцена. Она означает, что
