перекрестилась. — Мы ее под Петеньку нарядили, постригли, подмазали. Они, правда, похожи были на лицо. И всем сказали, что Петя умер. У нас туг, в деревне, все просто, никто и не проверял, отчего помер. Потом — тогда как раз Брежнев умер, и всем вообще не до Пети было — только о вожде и говорили, его жалели, плакали все. Так что схоронили мы ее, то бишь Петеньку моего, а он сам в кресло сел и парик все носил, пока свои волосы не отросли. Его, честно говоря, в деревне не очень жаловали. Люди и не жалели, что он помер, а мне и на руку. К нам в дом вообще никто не ходил, мы ж на отшибе живем, нелюдимые всю жизнь были. Петенька, помню, все радовался, что так удачно все сошло. Он хотел пару-тройку лет выждать, чтобы смерть его в умах укоренилась, а потом уже писать. За это время и погреб этот выкопал, все здесь устроил потихоньку. А тут как раз и перестройка началась. Ну, словно Господь помогал нам, своей десницей вел. В девяностом году, когда он первую книжку про перестройку написал и наказал мне в издательство ехать, мне так страшно было, кошмар просто. А он говорит, что все будет хорошо, что все рассчитал и время нынче такое, мутное, значит, что можно хорошую рыбку поймать на гнилую наживку. Все ж таки умница он у меня был, что ни говори. Гений похлеще Толстого. Я потом уж и бояться перестала, когда другие книжки пошли. Тем более что в издательстве так хорошо принимали, по телевизору показывали. Мне Петенька все подсказывал, что нужно говорить, как на вопросы отвечать, как вести себя — все знал…
— А в издательстве не догадывались? — решилась я наконец нарушить этот удивительный монолог.
— А кто их знает? — пожала она плечами. — Поди догадайся тут: могила есть, вся деревня видела, как хоронили, рукописи все на одной машинке отпечатаны, на той, что у него и раньше была. Он же когда в издательства свои рукописи носил, они его запомнили и подтвердили, что да, был такой, писал, приходил, но не печатали. А почему — не помнят. Не-е, мой Петя все продумал, — она гордо посмотрела на меня. — Только вот как ты догадалась?
— Мне сон приснился. Правда, там сами эти книги писали…
— У-у, милая, так уже многие думали. Все проверяли, не я ли сама пишу, — она хихикнула. — А у меня образования нет, да и на виду вся. Мне и охрану приставили, потому что я попросила специально. Пусть, думаю, смотрят, что я ничего не пишу и на машинке не стучу. А на сестру вообще никто внимания не обращал. Петенька спустится сюда и работает сколько хочет, его не слышно. Туг и телевизор, и газетки я ему носила, чтобы, как он говорил, фактура была. Только вот машинка намедни сломалась. Он меня стал винить, что будто я схимичила. А мне оно надо? Привыкла уж, да и иногда на самом деле его за сестру принимала…
— А о чем он сейчас писать собирался?
— А кто ж его, гения, знает? — искренне удивилась она. — Предсказания — дело нам неподвластное. Он только фактуру собирал, газеты читал, вырезки делал. Переживал все, творческими муками исходил…
— Да уж, видела я вчера эти муки, — пробормотала я себе под нос.
— Что говоришь?
— Говорю, что теперь делать собираетесь?
— А ничего. Закрой меня здесь и уходи с Богом. Мне без Петеньки на земле делать нечего, за ним пойду… — Она тупо уставилась в пол, шевеля разбитыми губами.
— Вас же найдут здесь! — удивилась я.
— А ты крышечку сверху закрой и шкапчик запри. Пока будут искать, я уж его догоню. Он еще недалеко ушел, я его еще слышу, меня зовет…
— Что, и на том свете писать собирается с вашей помощью?
— А что? Его великий дух бессмертен, пусть творит. А мне, может, судьбой так означено, чтобы ему помогать. Иди уж, а то скоро светать начнет.
— Вы уверены?
Она так глянула, что меня бросило в дрожь от этого холодного, уже почти неживого взгляда. Да, на этой земле, ей, пожалуй, и вправду делать уже нечего. Она больше там, с ним, чем здесь. Бог сам простит ее или накажет, а я не имею права решать ее судьбу. Да и некому в нынешней России осудить эту заблудшую женщину — сами все погрязли по уши…
— Воля ваша. Прощайте, Екатерина Матвеевна. — Я поднялась. — Встретите мужа, привет от меня передайте…
И туг, словно из-под земли, пронесся тяжелый вздох, и я явственно услышала голос Ванилина:
— Гони ее прочь…
Я вздрогнула и испуганно перекрестилась, а вдова удивленно посмотрела на меня:
— Что это с тобой?
— Вы… ничего сейчас не слышали? — дрожащим голосом спросила я.
— Все я слышала, — поникла она. — Это его дух здесь колобродит еще. Вишь, ругается опять. Иди уж с Богом…
Чувствуя, что сейчас тоже сойду с ума в этом жутком погребе, я быстро подошла к трупу, проверила пульс и, убедившись, что он уже остывает, опрометью бросилась из склепа.
5
Выбравшись наверх и не закрыв никакие люки и шкафы, я побежала к выходу, чтобы скорее глотнуть свежего воздуха и избавиться от ощущения, что за мной гонится нечистая сила в образе разъяренного духа Петра Ванилина, величайшего писателя современности. На крыльце остановилась и начала жадно глотать воздух, ухватившись за перила. Небо уже посветлело. Из сарая важно вышел черный петух, бросил на меня презрительный взгляд, тяжело взлетел на забор, задрал клюв и закукарекал на всю ивановскую, разгоняя последние звезды на небе. Пропев четыре раза, он глянул на меня, проверяя произведенный эффект, и я показала ему большой палец, дескать, здорово ты им всем дал, Петруша!
У ног моих что-то замычало, и я вспомнила об охранниках. Оба лежали с открытыми глазами и с выражением глубокой ненависти смотрели на меня.
— А, уже очухались! — проговорила я, чувствуя душевный подъем от деревенской зорьки и петушиного крика, раздававшегося уже со всех концов. — И что мне теперь с вами делать?
Наклонившись, я сорвала с их ртов пластырь, и они туг же, дуэтом, начали ругаться:
— Сука! Гадина! Я тебя живьем сгною! В порошок сотру!
— Ну-ка цыть, мальчики! — прикрикнула я и пнула Игорька в бок. — Мне с вами посоветоваться нужно.
Они удивленно замолчали. Смотреть на них, лежащих рядышком, перепеленутых скотчем, было уморительно, но я не смеялась, чтобы не оскорблять их мужское достоинство.
— Чего ты от нас хочешь? — простонал Леонид.
— Кто ты такая? — прохрипел Игорь.
— Я и сама не знаю, — честно ответила я. — Вот и хочу посоветоваться, — и присела на ступеньку. — Скажите, только честно, вы знали, какая грандиозная афера проворачивалась в этом невзрачном домишке, который вы охраняли?
Они заморгали глазами, и Игорь сказал:
— Что ты несешь? Какая афера? Здесь все чисто, мы проверяли!
— Даже следили за Катериной, — поддакнул Леонид. — Честное слово.
— А ваш начальник, Чуйко, мог знать?
— Да о чем знать-то?!
— Что все эти книги и предсказания — полная туфта! Что Ванилин не умирал пятнадцать лет назад и писал все книги, сидя в инвалидной коляске под видом сестры, считай, на ваших глазах, и обмишурил полмира! И все это благодаря вам!
Парни остолбенели. Рты их раскрылись, и кровь сошла с ошеломленных лиц. Потом Игорь неуверенно пролепетал:
— Ты шутишь?
