– А если бы... он был ближе... могла бы? – выдавил Граев.
Она покачала головой.
– Не знаю. – И повторила: – Он слишком далеко.
Граеву показалось, что он понял.
– Да, он далеко.
Ксения протянула руку.
– Давай.
Он отдал ей хлебный катышек. Ксения положила его себе на ладонь и сверху накрыла другой.
– А теперь молчи, – велела она, откинула голову на спинку коляски и закрыла глаза.
Граев не знал, куда деть собственные очи, – от всего этого непонятного чисто психологически ощущал он себя не слишком здорово, примерно как принцесса на горошине. Смотреть на добрую волшебницу из сказки, уснувшую красавицу, было почему-то неудобно, словно он совершал что-то неприличное. Граев стал разглядывать иконы.
Богородица, Спаситель и бремя Его надежды, возлагаемое на смотрящего. Какой-то святой, Граев не разбирался, с тихой радостью в лике...
«Чудо слишком тесно связано с душой», – вспомнил Граев и вдруг понял, что это правда. С икон густо стекало в тесную комнату чудо и претворялось в тепло человеческой души. Тепло, которым стал сам воздух этой маленькой квартирки. Из которого не хотелось уходить, несмотря на психологическую принцессину горошину. Да что там – Граев просто бессовестно наслаждался этим обезболивающим и любящим его покоем. Такого глубокого душевного комфорта он не испытывал уже давно. Почитай, с безоблачного младенчества, о котором все равно ничего не смог бы рассказать.
Из чего следовало, что психология и душа – на порядок разные вещи.
Ксения открыла глаза и долго, почти с нежностью, слишком похожей на жалость, смотрела на Граева.
– Что? – не выдержал он.
Она протянула руку, показала на его бровь.
– Ты знаешь, откуда это у тебя?
Граев пожал плечами.
– Родовое наследство, – сказал как можно пренебрежительнее, но внутренне был испуган.
– Как умерли твой дед, прадед, прапрадед по мужской линии, тебе известно? – настойчиво спрашивала Ксения, так, словно он был обязан это знать.
– В общих чертах, – отговорился Граев, знавший только про деда, что с ним приключилась какая-то темная история.
– Слушай, я расскажу тебе.
Граеву стало не по себе. Трясущимися руками он принялся выливать из чайника в чашку крепкую заварку.
– Твоим предкам по этой самой линии очень не везло. Всех я не могла увидеть. Но некоторые... Один погиб молодым еще на охоте. Его загрыз волк. Другой жил с собственной сестрой, кровосмеситель. Его и сестру казнили, очень жестоко. Много было самоубийц. Двое погибли на дуэли. Твой род был знатен. Но ко времени революции захудал. Один из твоих предков был лишен дворянского звания и сослан в каторгу за убийства. После революции прадед твой сошел с ума. Чекисты посчитали его смутьяном и расстреляли.
– Подлечили дедушку, – убито пробормотал Граев и залпом высосал всю заварку из чашки.
– Твой дед благополучно пережил все репрессии, но после, уже в старости, исчез бесследно. Про отца ты знаешь, – закончила Ксения.
В ряду перечисленного смерть отца не была чем-то из ряда вон. Можно сказать, милосердной была. Узнав о рождении второго сына, Антона, Граев-старший на радостях хлебнул лишку и в веселии попал под скорый поезд. Перерезало ровно пополам. Не мучился родитель.
– У них у всех было это. – Ксения постучала пальцем по брови.
– Очень мило, – ушибленно отозвался Граев. – Все это тебе прошептал на ушко кусок хлеба?
– То же самое могла прошептать мне любая принадлежащая тебе вещь. Понимаешь, Антон, я не уговариваю тебя верить мне. Но тому, кто приходит к тебе, ты не можешь не верить.
Граев непроизвольно дернул головой, уставился на Ксению беззвучно скулящими глазами.
– Я ему не верю, – нацедил сдавленно. – Я
– Ты здоров, как бык. И он – настоящий. Он что-то хочет тебе сказать. Что-то важное. Но у него не получается. Он слишком старый.
– Кто, привидение? – поразился Граев.
– Любое творение Божие и человеческое оставляет после себя след в этом мире. Он – след давно умершего. Очень старый след. Но через него тебе посылается испытание, в котором содержится знание.
– Какое? – с мукой в лице спросил Граев.
– Может быть, о том, как избавиться вот от этого? – Снова пальцем по брови.
– От родового проклятья, – мрачно изрек Граев.
– Родовое проклятье – чепуха на постном масле. Дурное суеверие. Просто некоторые преступления против Бога и Его творения так велики, что преступник не вмещает в себя свою вину и наказание за нее. Они переходят на потомков. Твой далекий предок совершил какое-то злодейство, настолько гнусное, что расплата за него длится так долго...
– Ты не можешь мне помочь? – безнадежно взмолился Граев.
– Тебе уже помогают.
– Это пугало-то помогает? Да он двух слов связать не может! – вспылил Граев.
– Испытание не бывает легким... Да, он очень старый, – задумчиво повторила Ксения. – Вселенная – это память. Память Бога. Мудрость Бога о мире. Воплощенное Слово. – Она говорила как будто сама с собой, забыв о Граеве. – Твой преследователь – полустершаяся частица этой Памяти. Не всегда стоит к ней прислушиваться, потому что она – на пути к небытию и через нее веет дыхание смерти. Но иногда – стоит. Живая вода сказок бессильна без Мертвой воды.
Граев скривился, как от кислятины.
– Долго же это чучело идет к небытию. Сколько там ему веков натикало?
– Что-то держит его здесь. Потому и говорю тебе – разгадай его слова, постигни их смысл.
– Интересно как.
– Молись. Иди в церковь и молись о благодати разумения.
Граев встал.
– Ну, мне, пожалуй, пора. Спасибо за чай и за страшную историю... – Он порылся в кармане, вытащил деньги. – Сколько с меня?
– Сядь, – попросила Ксения, и короткое это слово насильно усадило Граева на место. Деньги стыдливо перетекли обратно в карман. – Не будь глупее, чем ты есть. Но не пытайся казаться умнее и сильнее, чем ты есть. Ты не понимаешь смысла своих несчастий. Нелепых случайностей не бывает в природе. Ты хочешь спасти своего сына? Найди смысл беды.
– Никаких шансов, – закрыв глаза рукой, тихо сказал Граев. – Ему не дают ни единого шанса.
– Шанс дают не люди.
– Бог? – поднял голову Граев. – Да твой Бог равнодушен, как сытый удав...
Ксения приложила палец к губам.
– Тсс. Бог не маньяк, который убивает людей и наслаждается их муками. Он же не виноват, что по- другому Его не слышат. Если мальчика можно спасти, это сделаешь только ты, никто больше.
– Я должен продать душу Богу в обмен на жизнь моего сына?
Ксения не ответила, отвернувшись.
Граев снова встал, нерешительно потоптался, собираясь уходить. И услышал:
– Мы вольны поступать, как нам вздумается. Но последствия наших действий нам не подвластны. Мы рассчитываем получить одно, а получаем совсем другое. Часто кажется, что между двумя событиями нет связи. Только сверху видно, что это – причина и следствие. Подумай, Граев, и реши, что тебе делать. Дарья
