Граев вконец потерялся от такого бесхитростного и добродушного натиска, от которого почему-то сразу хотелось плакать, как в детстве, выговаривая все свои беды.
– Проходите же, – улыбаясь, повторила Дарья и показала глазами, куда нужно идти. Сама же скрылась в кухне.
Граев, помешкав, шагнул в комнату. Здесь было тесно, светло, уютно и приятно пахло какой-то душистой травой. Мебели мало, зато на стенах всего много – иконы в углу с зажженной лампадой, фотографии в рамках, горшки с цветами, полки с книгами и старая, с облупившимся лаком гитара.
– Здравствуй, Антошка. – Навстречу ему выкатилась коляска с сидящей в ней, радостно оживленной женщиной. Она была все еще красива, несмотря на болезнь, на уходящие годы, на затворнический образ жизни.
– Здравствуй, Ксюш. – Граев стеснительно развел руками. – Давно к тебе не заходил, решил вот...
– И хорошо, что решил. Только зачем на коврике под дверью так долго топтался? – улыбнулась Ксения, некогда одноклассница Граева, за которой он почти что ухаживал в последнем школьном году.
– Вы что, в глазок на меня глядели? – чуть не покраснел Граев.
– Так нет же у нас глазка, Антошка, – рассмеялась Ксения, и так заразительно, что Граев сам начал улыбаться. – Ну садись, что стоишь, сейчас чаем тебя напою, горе мое, а после и расскажешь все, что тебя мучит.
– Откуда ты знаешь?...
– А зачем же еще ты ко мне пришел, для чего бы мялся столько времени у двери?
Граев удрученно кивнул, но тут же спохватился:
– Что я, проведать тебя просто так не могу? Рядом живем, а сколько времени не виделись...
– Это уж точно, года четыре назад последний раз, – согласилась Ксения, и Граев засмущался.
Когда у Ксении отнялись после болезни ноги, он уже возил по двору колясочку с маленьким Василем. Было не до гостеваний. А потом и вовсе забылась прежняя дружба.
– Вот и чай. – Ксения помогла младшей сестре переставить чашки и угощение на стол. – Антошка, живо за стол, хватит уже скромностью своей меня жалобить. А ты, Дарья, – строго и с неизменною ласкою обратилась она к сестре, – пошла бы погуляла. Мы тут сами управимся.
– Да ведь не хочу я гулять, Ксенюшка.
– Вот, – притворно рассердившись, Ксения повернулась к Граеву, – никак не могу ее убедить, чтоб не няньчилась со мной. Выходила б замуж, племянников мне нарожала. Какая мне радость с того, что ты тут заперлась вместе со мной? – с укоризной спросила она Дарью.
Та лишь улыбнулась, покачала головой.
– Не сердись же, Ксюша. Куда я от тебя? Ну ладно, пойду в магазин схожу. Пирог печь буду.
Она вышла, перекрестившись на иконы и прикрыв за собой дверь.
Ксения разлила чай.
– Ну как ты... вообще? – спросил Граев. – Слышал я, ты занялась... – Замялся, не зная, какое слово подобрать.
– Шарлатанством? – с интересом глядя на него, подсказала Ксения.
– Ты не могла, я тебя знаю, – возразил Граев.
– Люди меняются, – с иронией продолжала она. – Магия, ясновидение, целительство – чем еще зарабатывать на жизнь несчастной калеке?
– Правда?
– Ты разочарован?
Граев помотал головой.
– Я тебе не судья. – Поразмышляв, добавил не совсем уверенно: – И не такая уж ты несчастная как будто.
– Спасибо, – искренне сказала Ксения. – Бери печенье. Оно очень вкусное. Дарья удивительно его выпекает.
Граев ухватил горсть печенья и стал задумчиво жевать.
– А тебе не страшно? – спросил он вдруг. – Вся эта магия... довольно неприятная штуковина. Всяческие там энергии.
Ксения неожиданно расхохоталась, весело, легко, необидно. Но Граев все равно насупился и набил рот печеньем, будто решил не произносить больше ни слова.
– Уморил ты меня, – сказала наконец Ксения, досыта насмеявшись. – Уморил своими энергиями.
– Они не мои, – прожевав, отрекся Граев.
– Ну и не мои, – посерьезнела она. – Магии в моем доме нет и не будет. А страх... Бог надо мной, чего мне бояться. Пусть боятся те, кто себя над Богом ставит...
– Тогда что?
Ксения ответила не сразу.
– Знаешь, не каждому я даю ответ на его вопросы.
– Если я тебя обидел...
– Помолчи, пожалуйста, – мягко попросила она, но Граев почувствовал в ее голосе неожиданную силу, которой нельзя было не подчиниться. – Ко мне многие приходят, узнают как-то, со слухов, от знакомых. Молву-то не остановишь. – Она улыбнулась почти виновато, беспомощно. Граев поразился этому странному сочетанию властности и смирения. – Только не всем, кто приходит, нужна помощь. Вернее, им нужна не та помощь, какой они хотят от меня. Очень трудно бывает объяснить им это.
– Чего же хотят от тебя?
– Да вот этих самых – энергий. Хотят, чтобы я поводила руками у них над головой и вылечила от всех болезней, отобрала любовницу у мужа и присушила его к жене, заколдовала скупых начальников, чтобы зарплату прибавили и новую должность дали, помогла сына уберечь от армии, пьяницу отучила от бутылки... ну и так далее. Чудес хотят. Таких, за которые можно расплатиться деньгами.
– Таких не бывает? – усмехнулся Граев.
– Не бывает, – с внезапной усталостью в голосе сказала Ксения. – Чудеса слишком тесно связаны с душой. Либо ты ее убиваешь, либо исцеляешь – вот цена чудес, не деньги. Чудо – ключ к душе. Все зависит от того, кто держит этот ключ.
– А у тебя он есть? – ковыряя в пустой чашке ложкой, с напускным безразличием спросил Граев.
– Я сама – ключ, – просто и спокойно произнесла Ксения. Без всякой саморекламы.
– И давно? – вырвалось у Граева.
– А с тех пор, как Господь посетил меня. – Она кивнула на свои неподвижные ноги.
Граев примолк, переваривая.
– Ну так, – сказала Ксения. – Хватит обо мне. Возьми-ка вот это. – Она приподняла крышку с керамической вазочки, которую Граев принял сначала за сахарницу, не то пепельницу. Вынула оттуда какой-то сероватый шарик и протянула.
– Что это? – Граев понюхал. – Хлеб?
– Хлеб, – кивнула она. – Подержи в руке.
– Зачем?
– Затем. Чтоб мне не тянуть все из тебя клещами. Знаю я, какой ты рассказчик.
Граев хмыкнул и зажал шарик в кулаке.
– Почему ты ждала меня? Ты знаешь?...
– Конечно, знаю. Мне жаль твою Марину. И я скучаю по Васильку.
Граев смешался.
– Он... ты... а как?...
– У тебя хороший сын. Жаль, что ты не познакомил меня с ним. Но я часто вижу его.
– В окне?
– Нет, Граев, не в окне. Вот тут. – Она приложила два пальца ко лбу. – Иногда мы даже разговариваем.
Граев мучительно сглотнул.
– Он не знает, кто я. Думает, что я добрая волшебница из сказки. А сейчас он слишком далеко. Я вижу его, но не могу говорить.
