пондравилось…
— Эка хватился, дядя Панас, — влез в серьезную беседу Артем. — Она перестройка уже давно — на кладбище, сейчас пошли реформы…
Не по возврасту резвого парня осадили — не криком или матерками — осуждающими взглядами.
— Вот я и говорю, значитца, — как ни в чем не бывало продолжил старый таежник, — нынче за нас возьмутся, не помилуют. Пашка сдуру двоих ихних парней подранил — не простят… Ну, и што нам до их развлечениев? Пусть пуляют из труб куды душа глядит. А ты на весь поселок беду накликал…
— А што батя должен был исделать? — вступился за отца Петруха. — Растелешиться — стреляйте, мол, в самую середку, выдюжу, да?
Мнения разделились. Те, кто постарше, осуждали излишне горячего Корнева, помоложе — одобряли его поведение, требовали немедля пойти на скит и разобраться с чужаками.
После длительного обсуждения мужики порешили охранять поселок днем и ночью: днем поручить охрану бабам и малолеткам, ночью — мужикам.
Неделю промаялись. Особо тяжко досталось бабам, которых никто не освободил от ухода за детьми и хозяйственных забот. Вслух возмущаться хозяйки не смели, но походя одаривали бородачей такими насмешливыми взглядами, что те темнели лицами и поспешно отворачивались.
В понедельник мужики собрались снова. На этот раз число сторонников мирного решения неожиданно возникшей заботы явно уменьшилось. Даже ярый поборник идеи сидеть и ожидать дядя Опанас, попрежнему терзая затылок, признался: надо что-то делать, выжидать да оглядываться — опасно.
Поутру трое охотников, из тех, кто помоложе да порезвей, двинулись в путь. Вооруженные берданами и ножами, они должны были осторожно оглядеть ворота в скит, проверить не таят ли каких неожиданностей подступы к забору, то-есть провести разведку. По её результатам общее собрание мужиков примет окончательное решение: громить ли бандитское логово самим, либо сообщить сведения о нем властям.
Тройку разведчиков вел, конечно, Корнев. В качестве проводника и всевластного командира.
По пути Павел остановился и показал охотникам следы крови. Прошедшую неделю снегопадов не было, поэтому красные пятна выделялись на снежном насте. Наглядным доказательством того, что Павел выдумал своих подвигов.
Постояли, огляделись и двинулись дальше.
Вторая остановка — в распадке, там, откуда Корнев наблюдал за странной четверкой. Здесь пролежали добрые полчаса. В полукилометре виднелся мощный бревенчатый забор с воротами.
— Где же ты усмотрел колючку и антенну?
В вопросе таится плохо спрятанная насмешка. Артем склонил на плечо голову и выжидательно глядел на дядю Пашку.
Корнев недоуменно сдвинул на лоб мохнатую шапку и по примеру Опанаса почесал затылок. Забор — вот он, а колючка, которая в прошлый раз тянулась поверху аж в четыре нити, исчезла. Будто нечистый смотал её в клубок и унес, прихватив заодно белые изоляторы и антенну.
Ворота — приоткрыты, внутри, знакомое по прошлым визитам, запустение. Двери избушек настежь распахнуты.
Мужики покуривают и одаривают брехуна насмешливыми взглядами…Такого позора Павел не испытывал за всю прожитую жизнь…
Глава 2
Андрей Панкратов остался жив. После того, как его после схватки с бандитами привезли в госпиталь, врачи без промедления уложили сыщика на операционный стол. Одна пуля главаря бандитской «империи» Пузана пробила легкое, вторая застряла рядом с сердцем. Состояние осложнила большая потеря крови. Операция длилась больше четырех часов и все это время помощник майора Костя Негодин и гражданская жена Таня провели вместе в приемном отделении. Дальше их не пропустили.
Девушка сидела на стуле, зажав между колен подрагивающие руки. Негодин ходил по комнате, незряче разглядывая развешанное по стенам медицинские плакаты. Неожиданно остановился напротив Тани.
— Кто стрелял в майора?
Она не ответила. Перед глазами — страшные картины жестокой схватки, в ушах — пронзительные крики испуганных людей, пятилетний ребенок ползет по асфальту, оставляя за собой кровавый след. Взрыв разносит чей-то «мерседес», во все стороны летят искареженные куски железа, кровавые лохмотья человеческих тел.
Взрывная волна бросает на землю Пузана, но девушка не видит его, она изо всех сил бежит к Андрею… «Андрюша! Андрейчик!»… Обнимает Панкратова прижимается всем телом… «Успокойся, Тата, ничего страшного… Пойдем, отведу в безопасное место…»
И выстрелы почти в упор. В спину Панкратова. Андрей удивленно поворачивается к стреляющему и вдруг падает. Она не помнит, как подняла выпавший из руки мужа пистолет, не слышала выстрелов, не видела крови, брызнувшей из простреленной головы бандитского главаря…
— Вы не слышите меня? — повысил голос Костя и четко, разделяя буквы и слова, повторил. — Кто стрелял в майора?
— Пузан, — спокойно, излишне спокойно, ответиля Таня.
Костя снова заходил по комнате, сцепив за спиной сильные руки.Так, что побелели костяшки пальцев.
— Найду его, — бормотал он, — непременно найду! И раздавлю, будто вошь!
— Не надо искать… Я его сама… раздавила.
Негодин кивнул. Дескать, молодец, девка, правильно поступила, одобряю. И все же жаль, что это сделал не я…
Остальное время они промолчали.
Наконец, к ним вышел хирург. Молча кивнул и устало улыбнулся…
Главное — Панкратов будет жить, все страхи — позади. С одним легким, со сломанными ребрами, зашитой дыркой в спине, но — жить! Службу в угрозыске придется оставить, перейти на скромное пенсионное существование.
Что, что, а бедность, нищета не волновали Таню, ибо она это преодолела — и сосущее чувство голода и отвалившиеся подошвы стоптанных туфель, и ветхие, дырявые платьица.
Основное — Анддрюша живой!
— Силен и могуч ваш муж, — обратился хирург к Тане. — Другой на его месте давно бы уже копыта откинул, а этот богатырь ещё и шутить изволил. Очнулся в реанимации через час после того, как зашили, и эдак озабоченнно спрашивает: в нутре ничего не оставили?… Представляете?
Болтливость врача идет от нервного перенапряжения — его можно понять. Ведь с того света вызволил мужика, все ему печенки-селезенки пересчитал, до самого сердца добрался…
Две недели Таня выхаживала мужа. Спала на соседней кровати, специально освобожденной для неё начальником отделения, почти не ела, ограничиваясь прозрачным чайком да куском хлеба, который ей жертвовали жалостливые сестры. Похудела так, что боялась — унесет порывом ветра. Остались тонкие до прозрачности руки да громадные глаза. Для того, чтобы подстеречь любое желание больного и немедля выполнить его.
Через полмесяца майора Панкратова выписали по его настойчивой просьбе на домашнее лечение. С подпиской о том, что всю ответственность больной берет на себя, снимая её с плеч госпитального начальства.
Хирург часа два инструктировал Татьяну, внушая ей азы ухода за больным. Девушка внимательно слушала, согласно кивала, но не думала ни о перевязках, ни о диете, ни о лекарствах. Заслоняя все, торжествовала мысль о том, что её Андрюшка жив, рядом с ней.
Официальная жена Панкратова, хроничесая алкоголичка, которой ни один метод лечения уже не поможет, в госпитале так и не появилась. Вернее, один раз пришла к главврачу с просьбой заставить мужа завещать именно ей, а не любовнице, все его движимое и недвижимое имущество.
Просьба была выдана таким запинающимся голосом, так сдобрена водочным перегаром, что главврач приказал выставить просительницу за пределы госпиталя и впредь ни под каким видом не пропускать на территорию.
Больше жена Андрея в госпитале не появлялась.
