Неожиданно нашлось развлечение.
Сторожиха соседнего коттеджа, немолодая женщина с выпуклыми бедрами и могучей грудью, свисающей на перинообразный живот, по вечерам устраивалась на лавочке возле ворот. Глядела строго перед собой. Изучала прыгающих воробьев, отмахивалась от атакующих её комаров и зевала.
Похоже, Евдокия тоже не знала, как убить время. В качестве сексуального партнера поначалу она парня не интересовала. А вот потренировать на соседке соскучившийся язык не помешает.
Знакомство состоялось на редкость быстро и просто. Завирюха молча подсел к бабенке, пару раз интригующе вздохнул. Сторожиха ответила тем же.
— Скучаете, красавица?
Евдокия захлопнула губастый рот, опутила на колени зеленую ветку, с интересом посмотрела на парня. Комары, воспользовавшись передышкой, принялись жалить с удвоенной силой.
— Конечное дело, одной не весело. Сижу вот, птичками любуюсь, комариков давлю… Вы тожеть скучаете?
Завирюха откинулся на спинку скамейки, забросил правую ногу на левую, положил руку поближе к пышной спине собеседницы. Не для того, чтобы ощупать её — обычный знак внимания.
— Я, как и вы, одинок… Скучно сидеть в доме, да и на улице не легче…
— Из-за комарья? Вот нечисть бесовская, так и кружится…
Завязывается солидный разговор с перспективой на развитие. Правда, было бы намного приятней пообщаться с телкой помоложе и потоньше, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба.
— Разве это комары? Маленькие, аккуратные, долго выбирают удобное для укусов место, кусаются, будто целуются. В Сибири вкалывают без промедления.
— Вы и в Сибири побывали? — завистливо заохала сторожиха, всплеснув пухлыми ручками. — Как же я завидую путешественниками! Сколько они узнают, какими красотами любуются!… Простите, как вас по имени и по батюшке?
Завирюха приосанился, придвинулся поближе к собеседнице. Та не отодвинулась, только задышала чаще и слегка покраснела. Груди запрыгали на подобии лодок во время шторма.
— Только вам откроюсь, — до предела понизив голос, парень склонился к заалевшему женскому ушку. — Фамилия и отчество у меня знаменитые, потому прячу их от людей.
— И какая же фамилия? — запинаясь, спросила женщина, разнежившись от поглаживания по жирному плечику. С перспективой перебраться на грудь. — Только не надо гладить меня, как кошку. Щекотно.
— Нет, вы не кошка — кошечка, — опустил руку ниже Завирюха. — Скорее даже — котеночек… Что же до моей фамилии — папаша наградил. Скрестился шалун на Урале с одной молодкой, обрабатывал её, почитай, каждую ночь. До того старался, что, простите, заделал пацаненка, то-есть, меня. А вот ожениться на молодке ему запретило партийное начальство. Сказали, оставишь законную супругу — положишь партбилет. Вместе с высокой должностью, солидным окладом, персональной машиной и дачей… Струсил батя и отвалил.
Доверчивая бабенка широко раскрыла глазки и размягчила спелые губы. Ее так и распирало любопытство, даже стало трудно дышать. Груди просто взбесились. Завирюха протянул руку и поддержал их — как бы ненароком не отвалились. Они оказались более твердыми, чем он думал.
— Зря вы так волнуетесь, здоровью навредите. Вон как колышитесь.
Женщина нерешительно отвела дерзкую руку. Дескать, не торопись, мужичок, всему свое время. Сам видишь, я не против, даже наоборот, но не на улице же ласкаться.
Завирюха понимающе кивнул и перенес руку с пышной груди на круглое колено. Естественно, под подолом. Возражений не последовало.
— А почему вы сами не взяли отцовскую фамилию? Ну, мать — другое дело, а сын…Полное право имели.
— Папаша запретил. Сказал: пока не свершишь героического поступка зовись Завирюхой. Сделаешься героем — признаю… Мать ему: пожалей сыночка, весь он в тебя — такой же рослый и курносый, дело ли жить безродному да незаконному. А батя уперся навроде барана. Не нужен, говорит, мне тюха-растюха, каких на Руси, как весной комаров, хочу геройского сына и все тут.
— Ишь какой мужик, — не то с осуждением, не то уважительно покачала женщина головой. Но крепкой руки, сжимающей её колено не убрала. Вроде, не заметила. — Героя ему подавай… Сам-то кто будет?
— Боюсь сказать — вдруг подслушают. Тайна не моя — государственная. Мигом снесут голову, а она у меня одна, запасной природа не придумала.
Увлеченный фантастическим враньем Завирюха и наэлектризованная мужскими ласками Евдокия начисто позабыли о позднем времени и об атакующих комарах.
— Кто здесь подслушает? — стыдливо поправила она задранный подол. — Вокруг — никого, все уже спят.
— И все же лучше — в доме.
Настойчивые поглаживания и нестерпимое любопытство сделали свое дело. Женщина заколебалась. Она отлично понимала, что собеседник напрашивается к ней «в гости» вовсе не от боязни быть кем-то услышанным, что его желание имеет более приземленную основу.
Ну, и что? Вот уже пятый год, как муж — на зоне, а она — живой человек, не бездушный манекен, одиночество для любой женщины — пытка, впору завыть волчицей.
Поколебавшись для вида, сторожиха поднялась и направилась к особняку. Едва не подпрыгивая от нетерпения, Завирюха последовал вслед за ней.
В комнате на первом этаже продолжение разговора не состоялось. Нет, Завирюха не набросился на женщину, как сокол на беззащитную куропатку, не стал срывать с неё одежду, не повалил на кровать. Подобные действия парень считал слабостью, недостойной мужчины. Он демонстративно снял обувь, расстегнул пояс брюк.
Евдокия часто задышала, с жирных щек скатываются капли пота. Нерешительно стащила кофтенку, откинула покрывало и вопросительно поглядела на партнера. Самой раздеваться или он поможет?
Завирюха помог. Не прошло и десяти минут, как голая баба забралась под простынь и закрыла глаза.
У парня — особая «технология секса», неоднократно испытанная. В последний раз он опробовал её на дочери дяди Семена — Дарьюшке. Та осталась довольной. Сначала дать телке понять, что он её хочет, потом осторожненько довести до любовной кондиции, раздуть тлеющий уголек, превратив его в жаркий костер. Уж после — настоящий приступ…
Обстановка — спокойная, торопиться некуда, никто и ничто любовникам не помешает. Евдокия сторожит особняк богатых «новых русских». Хозяева наведываются редко, больше обитают на собственой вилле где- то в Италии или Франции. Приедут в нищую Россию, с месяц поживут, поморщатся и улетают за границу.
Практически Евдокия живет одна. Холодильники забиты продуктами, тепло, сухо и, как говорил муж, мухи не кусают. Скучно, конечно, не без этого. Но и скука перестала донимать женщину с тех пор, как в соседнем особняке появились новые жильцы. В том числе, парень — весельчак, крепкий, красивый, вроде, без комплексов.
Заманивать не пришлось — сам подвалился. Затеял вечернюю беседу, когда вредные старушки-соседки разбрелись по своим норкам. Понимающий, опасается очернить её, дать сладкую пищу сплетням. Не потащил в заросли кустов возле забора, культурно намекнул на желание посетить её комнату.
И вот они вдвоем в пустом особняке.
Евдокия размышляла о неожиданном везении, прикрыв опухшими веками глаза, следила за раздевающимся парнем. Культурный мужичок, с понятием. Не набросился, не повалил, подождал пока «дама» не разденется и не ляжет в постель.
Завирюха деловито стянул штаны. Огорченно вздохнул. Вместо того, чтобы заниматься любовью с образованной красавицей, приходится разминать жирные телеса…
Заскрипела кровать, послышался очередной глубокий вздох женщины. Будто гудок тепловоза перед черным провалом тоннеля. Боевик рассмеялся. Надо же, вздыхает. Будто предстоят не сладостные обьятия, а средневековые пытки с последующим сожжениием на костре инквизиции.
Парень забрался на жирное бабье тело на подобии наездника, оседлавшего рослого скакуна.
