помощью которого полиция обычно объясняет упрямому подозреваемому, что, раз уж господа соизволили привезти тебя сюда, то нужно не молчать, а говорить, желательно правду. На роль сего прибора в пустой комнате подходила только табуретка…Значит, бить будут не сразу…То, что бить будут, я не сомневался. Тут мой взгляд упал на стол…А вот и 'детектор'…Искомое приспособление лежало на столе, поросшее щетиной и сжатое в кулак. Да…одно применение такого инструмента и возьмешь на себя не только ограбление поезда, но и смерть дедушки Саула…
— Ну что, господин народосчастник, — хмуро заявил 'кабан', улыбаясь так, что лучше бы он и не улыбался вовсе, — вот мы и свиделись. Давненько я мечтаю о встрече с вами, давненько…
— Господин… — попробовал заикнуться я.
— Господин Корбан, прапорщик данного города, — любезно осведомил меня господин.
Час от часу не легче…Прапорщик, насколько я помню болтовню Аны, это начальник прапора, всего городского управления, а вовсе не мелкий чин, зародыш офицера. По чину сравним с армейским полковником…Давненько меня не допрашивали крупные чины…
— Господин Корбан, произошла чудовищная ошибка… — попытался я прикинуться дурачком, авось прокатит.
— Дайте угадаю, — сморщился прапорщик, — вы тихо мирно гуляли по городу со своим другом, любовались звездами, читали стихи Рикета…как вдруг раздались выстрелы, побежали люди…вне себя от страха вы тоже побежали, но тупые 'гончаки' схватили вас, бедных овечек, и притащили во узилище, на пытки и казнь. Так?
— Простите, нет. Мы с другом ехали в поезде…
— Это я знаю. Нацепив на лица маски и вместо билетов приготовив стволы. Вас попыталась захватить поездная группа, вы запаниковали и бросились бежать…
— Стреляя во все стороны, чтобы местная полиция случайно не упустила факт нашего пребывания в городе, — не выдержал я. Мое чувство юмора меня когда-нибудь и погубит…
— За вами гнались поездные…
— Тогда где же эти отважные ребята, бесстрашно бросившиеся в погоню за разбойниками?
— Тогда кто же вы? — на лице (или на морде?) Корбана было прямо написано недоверие.
— Мы ехали, на нас напали, мы сопротивлялись, попытались скрыться, за нами бросились в погоню, мы убегали, появилась полиция, бандиты скрылись, нас поймали…
Кулак с треском громыхнул по столу.
— Вы, — Корбан покраснел как больной запором, — грабители и убийцы!!
— Простите, — кротко уточнил я, — разве в поезде кто-то был убит?
— Ага! Значит, ты сознаешься в том, что ты грабитель?
— Нет, — не стал лезть в ловушку я, — просто я отметаю ваши обвинения в порядке их беспочвенности. И кроме того, неужели мой спутник похож на человека, который, замотав лицо тряпкой, станет тыкать пистолетом в живот несчастных обывателей? И в конце концов, — перешел я в наступление, — допросите пассажиров из вагона-ресторана, они докажут, что в момент нападения мы ехали без масок и после него их не одевали. Более того, они скажут, что мы с моим другом оказали сопротивление, не дав бандитам причинить вред несчастной девушке.
— Вы могли быть сообщниками, — не сдавался Корбан. Я его понимаю: в кои-то века поймали народосчастников и на тебе — обознались.
— Тогда почему мы напали на своих друзей, остановили поезд? От отсутствия необходимого риска?
Корбан еще раз опустил кулак на стол. Тот пискнул и как-то нехорошо покосился. Мы оба уставились на данную мебель. Стол постоял набекрень, скрипнул и принял прежнее положение. Мой собеседник перевел взгляд на меня, вспоминая, что ему надо от этого человека, но ничего сказать не успел. В комнату ворвался громила в полицейской фуражке, но почему-то без мундира.
— Господин прапорщик!! — заорал он, как будто увидел на улице пришедшую нам на выручку Армию Народного Счастья — С поезда сняли двух грабителей!! Какие-то дураки им в нос сигар насовали! И сбежали!
Корбан мрачно покосился на меня. Я отсутствующим взглядом обвел стены.
— Ведите тех сюда, — распорядился господин прапорщик, — а этих — в камеру. Утром разберемся, что это за птицы и какого лешего они носятся по ночам, убегая от грабителей, вместо того чтобы, как все порядочные граждане, отдать им деньги и ждать появления полиции.
…Ага, как Чуда Святого Пришествия.
Гратон продолжал сидеть в коридоре с лицом человека, понятия не имеющего где он находится и что вообще происходит. Можно было подумать, он пришел с инспекторской проверкой и ждет, когда ему предоставят отчеты за три года. Полицейским…как их там называют… 'гончакам' тоже очевидно пришла в голову подобная ассоциация (хотя такого слова они конечно не знали). Они, с ошарашенными лицами, вежливо попросили Гратона встать и пройти с ними. Так мы и шли по коридору: впереди сенатор, с видом человека, делающего величайшее одолжение, за ним конвой, смотревшийся как почетная свита, за ними — я, пытающийся скопировать лицо Гратона, но смотрящийся, как мелкий жулик, пойманный на карманной краже, позади всех — мой персональный конвой.
Дверь камеры хлопнула, скрежетнул засов, лязгнул замок. Вот попали, так попали…а ведь наша экспедиция только-только началась. Что же дальше-то будет? Если будет это 'дальше'…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В которой мы совершаем дерзкий побег и оказываемся у черта на рогах
— Ээ, вон ты и ты! На выход!
Вчера в суматохе у нас с сенатором как-то позабыли спросить наши имена. Господин Корбан очень торопился допросить еще одних народосчастников, надеюсь на этот раз настоящих…
Камера, в которую нас привели ночью, очень напоминала купе третьего класса по размерам и степени комфортности. Четыре лежачих места в два яруса, посередине — стол, в углу — бочонок, заменявший ночной горшок, а также с успехом заменивший химическое оружие некрупного радиуса поражения, если снять крышку, конечно. В камере проживало примерно 5062 обитателя: пять тысяч клопов, шестьдесят мышей и два человека. Сейчас в поле зрения находились только последние два, но присутствие остальных чувствовалось как присутствие золотаря в темной комнате.
Самые крупные обитатели сейчас недружелюбно смотрели на нас, что, в принципе, и стоило ожидать от людей, разбуженных в два ночи. Чувствовалось, что сие обиталище для них — дом родной. Оба были худые и жилистые как вяленые змеи. Развинченной походкой камерные жители приблизились к нам с Гратоном. Тот спокойно осматривал предоставленные апартаменты как будто собирался закатить скандал хозяину гостиницы за то, что в номере нет чистого белья. У меня настроение не было таким безоблачным: граждане выглядели решительно и недружелюбно, а я не был уверен, что в драке справлюсь с ними. От Гратона толку мало, сигары у него сейчас нет, а вот наши оппоненты явно припасли нечто острое под тряпьем, заменявшим им одежду.
— Хэй, ренуки! — заговорил самый синий из старожилов, под распахнутой рубашкой живого места не было от татуировок.
Обычно мне удается быстро установить контакт с представителями криминальных кругов. Просто сейчас я угодил в тюрягу слишком быстро и не успел натаскаться в здешнем 'языке бродяг'. Скверно. Знание языка — ключ к взаимопониманию. Как же мне драться-то неохота…
— Чего полите? — продолжил 'синий'. Второго я окрестил 'желтый', по цвету лица. Кстати, здесь свет в камере гасят на ночь? — Вмерняк в шланке? По терянски чарите? Злонков вашите?
— Не чари крапно, Хлюнк, — вмешался в разговор 'желтый', — шеришь, ренуки варкие. Или не ренуки? Дулники?
Судя по нагло прищуренным глазам последнее являлось оскорблением. 'Синий' потянулся к моему
