части его поминали недобрым словом.
В тот день он просидел в штабе до полуночи. Несколько раз звонил домой — никто не подходил к телефону. Значит жена все ещё в от»езде. Беспокойства не было — она часто задерживалась, приедет последним автобусом.
Возвратившись домой и не увидев ожидающей супруги, празднично накрытого стола, обязательной свежей газеты возле обеденного прибора и непременной пачки любимых сигарет, по другую сторону, Секретарев удивился, но не встревожился. Мало ли что могло задержать женщину в райцентре? Скажем, заглянула в библиотеку к работающей там подруге, жене начальника боепитания. Или допоздна простояла в очереди за какой-нибудь сногсшибательной рубашкой лля мужа и решила не рисковать ехать ночью, заночевать в городе.
Утром жена не появилась.
Подполковник зашел к командиру полка, доложил о «семейном ЧП», получил разрешение отправиться на розыски.
Ни у подруги-библиотекарши, ни у других знакомых Секретарева не появлялась. В гостинице, больше известной под названием Дома Приезжих, не регистрировалась. Павел мучительно перебирал в памяти адреса и телефоны живущих в городе многочисленных подруг и знакомых жены, пытаясь подавить тревогу, мотался по этим адресам, выслушивая повсюду недоуменные ответы: нет, не была… нет, не видели…
Пришлось обратиться в милицию.
На третий день поисков изуродованное до неузнаваемости тело женщины нашли в леске на окраине райцентра. Вызванный в местный морг для опознания боевой офицер, прошедший Афган, потерял сознание. До того был страшен вид изнасилованной и замученной женщины, его жены…
Как водится, розыск убийц ничего не дал. Впору поверить в то, что пострадавшая сама себя изнасиловала и убила. Местные сыщики беспомошно разводили руками, привычно обещали «принять все необходимые меры», смутно информировали о неких сдвигах и достижениях.
Горе горем, а приказы в армии положено выполнять, не взирая ни на какие сложности и беды. Бывший начальник штаба вылетел в столицу. После полутора лет службы на новом месте по заключению медкомиссии был уволен в запас.
С тех пор боевик Удава Павел Секретарев ежемесячно по вечерам ставит перед собой фотокарточку беззаботной красавицы с распущенными по плечам пышными белокурыми волосами, с ямочками на румянных щеках, и разговаривает с ней, запивая каждую фразу ядовитой водкой. Обычно не пьет, не выносит одуряющего напитка, твердит: и без того с души воротит от дерьмовой действительности. Но «разговаривать» с убитой женой без алкоголя — ума можно решиться.
По утрам не похмеляется, бережно заворачивает в лощенную бумагу портрет супруги, укладывает его в специальную папочку, хранящуюся в ящике стола. До следующего свидания через месяц. Ибо «видеться» чаще боится — не выдержит, свезут на кладбище либо в госпиталь. А у него ещё не полностью оплачен счет мести — «перечислен» лишь первый «взнос».
Тогда подполковник пристрелил в парке маньяка, который оглушил ударом кулака пятилетнего малыша, стянул с него штанишки и пристроился сзади. Выпустил в мерзкого насильника три пули. Не волнуясь и не раздумывая, будто не человека убил — прихлопнул комара, сосущего кровь.
Это было ещё до вступления в Удав…
После бессонной ночи Секретарев хмур и немногословен. Даже Наташа, признаная любимица подполковника, не в силах развеселить Павла, вызвать на его лице если не улыбку, то хотя бы едва заметную расслабленность.
А чему улыбаться, когда рядом, по московским улицам и проспектам ходят убийцы и насильники, когда душа требует мести, а Пахомов держит боевика на вторых ролях? Или бережет для более серьезных акций, или не доверяет.
Все же пришлось доложить командиру о нарушении отданного им приказа: «не высовываться на улицу без сопровождающего», предварительно не поставив в известность командира. Дескать, Папаша попросил и мы с Костей навестили «родственницу» бандита.
Наташа не удержалась от хвастовства — вот, дескать, какая я сообразительная и удачливая, за несколько минут расколола бывшую супругу Козыря, откопала серьезнейшие сведения. Что касается подполковника, он доложил сам. Бывший начальник штаба отлично понимает: командир должен знать все, без этого ему не выработать верного решения.
В отличии от Наташи Секретарев ограничился коротким сообщением: видел, удалось узнать где будет вечером. И — все, без разных прилагательных и местоимений.
Пахомов принял оба «доклада» на удивление спокойно. Можно даже сказать — равнодушно. Только действительное имя Лягаша — Василий Комов вызвало у него одобрительную улыбку.
— На ликвидацию Козыря пойдут…
— Я пойду, — решительно перебил Павел. — Прошу…
Пахомов думал направить Кудряша в паре с Бузиным, но услышав горячую просьбу-требование Секретарева, заколебался. В свое время Сомов посвятил командира пятерки в биографии его боевиков, Николай принял к сердцу трагедию Павла, ибо она сродни трагедии мальчишки, на глазах которого замучили родителей.
— Ладно, Паша, пойдешь… Кого хочешь в помощники?
— Никого. Сам управлюсь.
— А вот этого разрешить не могу. В нашем деле без подстраховки легко проколоться. Не только самому — остальных подставить. Предлагаю Бузина. Он тоже ещё не нюхал пороху, пора приобщаться.
Секретарев задумался. В перегруженной водкой и воспоминаниями голове мысли проворачивались тяжело, казалось — со скрипом и скрежетом. У Кости замучили друга, но друг — не жена и не отец…
— Тогда — Наташу. Она тоже пороха не нюхала. Пора.
Николаю страшно не хочется подвергать опасности девушку. Почему? Обычный боевик, хотя и женского пола, никаких не должно быть преимушеств. Даже учитывая её родственную связь с генералом Сомовым. Скорей всего, корни непонятной жалости лежат глубже, куда Пахомов боится заглянуть.
— Решено. Идет Сомова, — поспешил согласиться командир. — Только осторожно и продуманно.
— Может быть, не стоит торопиться с ликвидацией Козыря? — неожиданно влезла в мужской разговор Наташа. — Вдруг он связан с Лягашом? Не зря же они вместе фотографировались? Уберем Валиулина — потеряем надежду на встречу с Комовым…
Пахомов пренбрежительно отмахнулся.
— Мало ли кто с кем фотографируется или даже дружит. Призрачная возможность выйти на бандита, один процент из ста. Нужно искать более верные пути…
Девушка упрямо склонила голову, но доказывать обратное не стала. Командир есть командир, его слово — последнее.
— Есть небольшая просьба, — повернулся к Бузину Пахомов, когда Павел и Наташа ушли. — Как у тебя отношения с Нееловым?
— Нормальные, — усмехнулся Костя. — Правда, встречаемся реже, чем раньше, но — по- приятельски.
На самом деле, прежней откровенности и дружеских об»ятий не было. Если раньше Ваня звонил другу почти ежедневно, вытаскивал его чуть ли не силой на вечерние «посиделки», теперь встречались через день, иногда — два раза в неделю. Говорили на посторонние темы, не касающиеся ни борьбы с преступностью, ни непонятных убийств авторитетов. Ограничивались воспоминаниями о старом времени, когда Бузин был не отставным — действующим сыщиком. Отводили душу удачными прошлыми слежками, освобождением заложников, захватом преступников.
О недавнем напряженном разговоре и неудачной «вербовке» — ни слова. Будто её не существовало, приснилась.
Но не посвящать же в это Пахомова!
— Тогда попроси его прокрутить через криминальную лабораторию вот эти бумажки, — Николай достал из кармана плотно набитый конверт. — Почти ежедневно нахожу в почтовом ящике дерьмовые послания. Типа вот такого, — Пахомов поглядел на потолок и процитировал. — «Хочешь жить, падла, перестань якшаться с мышинными тузами». Естественно, без подписи и обратного адреса. Или — ещё один образец
