то другой, перебрасываясь шуточками, нет-нет да и бросят на подопечных вопросительный взгляд: не исчезли ли они, не находятся ли рядом охраняющие главных действующих лиц шестерки?
Бузин беспокойно поглядывает вокруг — ожидает появления Неелова с компанией оперативников и омоновцев. О преступниках Костя не волнуется — из такого плотного окружения им не вырваться, а вот появление сыскарей может испортить обедню. Захочет Ванька в очередной раз выпятиться, показать служебную прыть — повяжет Кариеса — прости-прощай, Лягаш, спокойно залечивай лапу и твори свои черные делишки во славу обильно политого кровью «бизнеса».
Подходы со стороны вокзала блокировали нефедовские парни — из контрразведки Удава. Стоят, пересмеиваются, попивают из жестяных банок зарубежное пойло, почему-то именуемое «пивом», заигрывают с девчонками. Короче, ведут себя в точном соответствии с неписанными правилами поведения молодежи.
Маскироваться им ни к чему — приговоренного к смерти дальше поведут пахомовцы, задача контрразведчиков обеспечить безопасную «посадку» в поезд, исключить любую неожиданность. Типа вмешательства в ход операции Фомки со своими людьми.
Но, по мнению осведомленных сйчас во все тонкости боевиков, главная опасность — в сыскарях. Ибо только они могут помешать благоприятно развивающейся акции. Успеет Ванька или не успеет, гадал, будто на соцветии, Бузин. Дай Бог, опоздает, задержится на службе, в очередной раз пропесочит его нудный начальник, вызовут сыщика на место какого-нибудь преступления, любой «бытовухи».
О том же думает и Пахомов, но разговаривать, советоваться ему не с кем — сейчас находится он, как выражаются мореходы, в «отдельном плавании». Отсекает преступников от переполненного перрона.
— Как думаешь, Павел, что хранится в чемодане, который так бережно прижимает Кариес ножкой?
Косте невмоготу молчать, когда разговариваешь, время летит быстрей, стрелки на вокзальных часах, кажется, ускоряют движение.
— Одно скажу, не бельишко и не туалетные принадлежности.
Павел смеется. Странно видеть на его всегда угрюмом лице раскованное выражение, в мутном взгляде — радость. Молодому отставнику невдомек — вчера Секретарев оплатил вторую долю по счету: ликвидировал изменника, информатора банды — Поспелова. Одна из двух пуль выпущена его рукой. Пусть законники твердят про аморальность мести, священнослужители — о всепрощенчестве. Говорить такое — их обязанность и право, а вот бывший офицер не намерен прощать, именно закон мести и привел его в Удав.
— Ты меня не слушаешь? — обиделся Костя. — Что за манера: говорить одно, думать о другом… — отставной сыщик не мог долго обижаться. — Я почти уверен — в чемодане ворюга везет деньги, взятые у убитого инкассатора…
— Я тоже так думаю…
Медленно, будто нащупывая безопасную дорогу, к перрону причалила электричка. Подхватив тележки, узлы, сумки, пассажиры, толкаясь и оттирая друг друга, пошли на приступ открытых вагонных дверей. Шум, крики. Кому-то отдавили ногу, кто-то споткнулся о чужой чемодан и растянулся на асфальте. Ребенка затолкали, мать потеряла его и теперь кричит на весь бурлящий перрон: Коля!… Коленька!
Кариес, «охраняемый» с двух сторон Корнем и Козой, придвинулся к входу в третий вагон, но в толчею не полез. Придется немного постоять — не беда, за московской кольцевой народу поубавится, расползутся пенсионеры по садовым кооперативам — отыщутся свободные места. Зато чемоданчик с башлями будет в сохранности. Да и оглядеть повнимательней пассажиров не мешает — вдруг среди них сыскарь?
Боевики тоже не торопятся. Пахомов приготовился сесть в тот вагон, куда войдут преследуемые. Секретарев втиснется в соседний. Минует электричка город — переселится к командиру. Бузин докуривает пятую по счету сигаретину, опасливо следит за иссякающим потоком пассажиров. Нет ли среди них нееловских парней, большиство из которых отлично знакомы отставному сыщику? В последний момент перед закрытием дверей Костя отбросил окурок и прыгнул в вагон. Электричка, будто в приступе эпилепсии, дернулась, раз, второй, и покатила по рельсам.
В это время на перрон, запыхавшись, выбежали опоздавшие сыщики уголовки. Неелов грыз ногти, поливая про себя мутным потоком матерных выражений дотошливого генерала, задержавшего его поучительными инструкциями и нудными наставлениями.
Придется воспользоваться машиной — другого выхода нет…
Не доезжая до Савелова, Кариес, в полном соответствии с инструкциями босса, подхватился.
— Выходим!
— Куда? — недоумевающе распахнула густо насиненные глаза Коза. — Базарил же — Савелово!
— Я те дам Савелово! — по примеру Лягаша вызверился телохранитель. — Кому сказано — вылазь! Что, трекнула дружкам по телефону, скурвилась, падла? Погоди, цынкану боссу, он тебе руки с ногами перевяжет, башку пришьет к заднице!
Пришлось подчиниться. Троица выскочила на дощатую платформу не то станции, не то разъезда. Корень равнодушно посмотрел вдаль состава, будто попрощался. Кто знает, что ждет боевика Удава впереди — удача или гибель?
В последний момент перед закрытием дверей из вагона выпрыгнули Пахомов и его друзья.
Возле платформы маялся лесник. Недосуг ему провожать да встречать, но разве откажешь старому дружану, который, к тому же, в давние времена сидения за решкой спас Железного от верной смерти? Вот и приходится бросать лесные неотложные дела, откладывать на потом хлопоты по хозяйству и терять дорогое время на ожидание «гостей».
Лошадь, пережевывая клок сена, солидарна с хозяином. Отдыхать в родном стойле куда лучше, нежели тащить тяжелую телегу по корням и колдобинам. Приходится терпеть, ради хлеба насущного — ячменя и сена.
«Грибники» о чем-то побазарили с разбитной молодкой, сидящей на перронной лавочке, посмеялись. Кариес бесстыдно ощзупал случайную собеседницу. Корень отвернулся и бегло оглядел окрестности. Коза беззаботно щелкала семячки.
Ишь ты, не торопятся, удивился Семен, да и куда им торопиться от вольной житухи? Лягаш мигом даст укорот шестеркам.
Наконец, троица медленно, нога за ногу, направилась к ожидающей их телеге. Опасливо огляделись и подошли к развалюхе вокзальчику. А чего, спрашивается, бояться в лесной глухомани? Лес — родной батька: накормит, напоит, укроет от любой опасности, даст надежный ночлег. Правда, глупые люди в последнее время нещадно поганят своего друга и покровителя — вытаптывают, отравляют рыбу в речках и озерах, вырубают просеки…
Боевики тоже покинули перрон, но пошли в противоположную сторону к виднеющемуся на опушке леска садовому кооперативу.
Остановившись на полдороги к повозке, Кариес проводил пахомовцев подозительным взглядом.
— Как думаешь, Корень, не сыскари?
Кудряш для вида подумал, почесал в затылке.
— Нет, дружан, рановато сыскарям появляться. Они пасут Москву, им не до лесной глухомани.
Не доверяя «авторитетному» мнению фельдшера, телохранитель подошел к полной женищине, сидящей на лавочке рядом со станционным домиком. «Изящно» поклонился, согнув буйволиную шею.
— Можно один вопрос, телка… прости, мадам?
Грубое слово «телка», похоже, не обидело даму, она поощрительно заулыбалась. Давай, дескать, мужик, говори, что тебе требуется от провинциалки?
— Грибники навещают?
— А как же, наведываются. Только уезжают с пустыми корзинами — вытоптаны здешние места, одни проплешины остались. Вы, небось, тоже за подножным кормом.
— Угадала, телка, за ним, треклятым.
И все же в неповоротливых мозгах туповатого телохранителя зародились туманные подозрения. Слишком уж быстро Корень согласился возвратиться к опасному хозяину. Где он был после бегства, с кем хороводился, не с уголовкой ли? Странно поступает Лягаш, очень странно. Обычно — подозрительный, недоверчивый, сколько уже времени ускользающий от сыскарей, и вдруг заскучал по дерьмовому медику, простил его бегство…
