вместо себя подставил подельницу?
Но вместо фонарика — горсть леденцов.
— Пососи по дорожке, милая, легче станет дышать да и дурные мысли сладость прогоняет…
Не знаю, как помогают конфетки, но смутные предостережения Семеновны насторожили меня, подняли в душе волну самого настоящего, позорного для сыщика, страха. Всячески ругая себя за слабоволие и трусость, я старался итти медленно, внимательно оглядывал дорогу и окружающие её насаждения.
Вошел в запущенный парк. Темные провалы между деревьями, аллея, освещенная тусклым светом фонарей, которые ещё не успели разбить пацаны, неухоженный асфальт покрыт выцветшей прошлогодней листвой, ветками, камнями, мусором. Кое-где поблескивают бутылки из-под водки, пакеты из-под кефира и молока, конфетные обертки. Какой-то шутник повесил на кусте несколько использованных презервативов — символов современной безопасной любвишки.
Я машинально посасывал леденец, торопился расправиться с ним и заменить успокоительной сигаретой. Глупый страх — преступники, если даже они притаились в темноте, поджидая легкую добычу, не решатся нападать на крепкого мужика. Да и что у него возьмешь — пару стольников да пачку отечественных сигарет? Как говорится, овчинка не стоит выделки.
Ориентиры маршрута давно изучены: сейчас — полуразрушенная раковина эстрады, потом — памятный мостик через речку, от него — несколько сот метров до первой жилой башни центральной части города.
Метрах в пятидесяти от эстрады и произошло то, чего я так боялся. Черт, скорее — опекающий меня святой мученик, подсунул под ногу здоровенный камень. Я не просто споткнулся — упал, ухватившись рукой за нижнюю ветку дерева. Одновременно раздался негромкий хлопок выстрела и пуля ударила в ствол в нескольких сантиметрах от моей головы.
Я перекатился и залег в невесть для какой цели отрытую канаву. Хорошо еще, что по весне крапива — не такая кусачая, не то появился бы перед Светкой с красными пятнами на морде и руках. Впрочем, не исключен иной вариант — утром отыщут окровавленное мое тело и отвезут в местный морг на радость студентам медицинского училища.
Затаился, даже дыщать стал пореже. Убийцы обязательно постараются отыскать тело для того, чтобы, во первых, убедиться в том, что пуля попала в цель, и, во вторых, произвести контрольный выстрел в голову. Такой уж порядок у киллеров — доводить дело до конца, с бессрочной гарантией.
Время ползло со скоростью черепахи. Вокруг — непроглядная темень и тишина. Неужели я ошибся?
Нет, все правильно: из зарослей вышли две мужские фигуры. Остановились метрах в десяти от меня. Оба широкоплечие, настороженные, в коротких куртках и, кажется, в джинсах.
— Попал или — в молоко?
Низкий мужской голос показался мне знакомым. Неужто дед Ефим? Та же надтреснутость, та же манера глотать окончания слов…Нет, это не старикан — убийца, судя по голосу, намного моложе.
— Молоком не пользуюсь. Подшиб стерву, точно подшиб…
Бандиты, подсвечивая фонариком, принялись разглядывать пространство между деревьями. Видимо, батарейки сели, свет фонарика — тусклый, слабый. Разгребают листву ногами, словно я не человек, а какой-то мерзкий червяк.
— Гляди-ка, нет мертвяка? — удивился «стрелок». — Куда же он подевался?
— Убежать не мог — мы бы услышали, — вторил ему подельник. — Переполз на другое место. А с твоим фонарем только у бабы за пазухой искать… Подранили — это точно, лежит где-нибудь и загибается…
Киллер достал из кармана бутылку, встряхнул складной стаканчик. Со вкусом выпил. Как мастер, добросовестно выполнивший порученное ему дело и имеющий право расслабиться. Напарник тоже пропустил стакашек.
— Что делать-то станем?
— Рассветет — придем поглядеть. Кровушку пустили, её не скроешь… На всякий случай…
Он поднял ствол автомата и пустил веером очередь вокруг себя. Пули негромко ударяли в землю, в листву, в ветки. Две или три прожужали рядом со мной.
— Слышь, падло недорезанное, — негромко продекламировал убийца. — Ежели жив останешься — остепенись. Второй раз от нас не уйдешь — достанем хоть на службе, хоть дома. А лучше подохни до утра — нам меньше работы!
Успокоив таким детским способом оставщуюся у них совесть, бандюги нырнули в кусты. Побежали докладывать об исполнении вынесенного мне приговора… Кому?
Минут двадцать я не шевелился. По мне ползали муравьи, донимали нахальные мухи, запах перегнившей листвы щекотал обояние. Приходилось терпеть — киллеры могут тоже неподвижно сидеть в кустах по другую сторону аллеи, выжидать неосторожное движение жертвы.
Канава прокопана вдоль аллеи и я осторожно, стараясь не шуметь и не высовываться, пополз по ней. Медленно, с остановками, до рези в глазах всматриваясь в темноту, до боли в голове напрягая слух.
Кажется, все спокойно.
Жаль нельзя таким же дедовским способом форсировать речку. Пришлось подняться и, пригибаясь, перебежать по мостику. Дальше пошло легче — шел в стороне от аллеи, маскируясь за деревьями и редкими постройками, типа сараев и голубятен.
Наконец вышел к первой жилой башне с ослепшими ночными окнами. Отряхнулся, будто пес, вылезший из воды, причесался. Бодрости прибавил милицейский газик, медленно проехавший мимо. Моя милиция меня бережет, кажется так сказал великий Маяковский, и я с ним согласен. Хотя и с оговоркой — не всегда и не во всем.
Поравнявшись со мной, «газон» остановился. Из него вышли двое — здоровенный сержант с автоматом на плече и рядовой, направивший ствол на подозрительного прохожего.
— Кто такой? Документы?
— Начальник пожарно-сторожевой службы Росбетона, — торжественно представился я, протягивая паспорт. — Возвращаюсь домой после проверки сторожей.
Автомат подстерегал каждое мое движение, перемещаясь от груди к голове и обратно. Паспорт с пропиской и штампом родного завода несколько разрядил обстановку.
— Рискуешь, парень, бродя по ночам, — миролюбиво покачал головой сержант. — Время — не для прогулок…
— Ничего не поделаешь, служба…
— Может, подвезти?
— Спасибо, не стоит — жилье рядом.
Сержант неодобрительно пожал плечами и забрался в тесную для него машину. Напарник ещё раз подрожал стволом автомата и последовал примеру старшего. «Газик» так же медленно поехал по улице в сторону центра. Наверно, в родное «стойло».
А я, уже не таясь, двинулся к знакомому под»езду…
В прихожей, как можно тише, снял обувь. Заглянул в спальню. Светка спала беззвучно, раскраснелась, руками обхватила подушку, втиснула в неё растрепанную головку. Она не признавала ночных рубашек, считала, что они мешают телу дышать и… ещё кое-чем заниматься — из под одеяла выглядывает тугая грудь и обнаженная до бедра нога.
Разбудить? Потихоньку раздеться догола, забраться под одеяло и…
Желание не пришло — покушение убило его. Пробрался на кухню, достал из холодильника запотевшую бутылку водки, присосался к горлышку, как хронический алкаш. Не запивая водой и не закусывая. Стало полегче — перестали подрагивать пальцы рук, отпустило внутреннее напряжение. Все же водка — удивительное изобретение, помогает и в беде и в радости, снимает напряг, расслабляет. Сделал ещю один продолжительный глоток — почти на четверть бутылки. Еще больше полегчало, в голове прояснилось, будто алкоголь разогнал в ней черные тучи.
Значит, все же кто-то решил убрать излишне дотошливого отставного сыщика? Первый наиглавнейший вопрос: кто, кому выгодна моя смерть? Волину? Не похоже, судя по настойчивому переманиванию из Росбетона, я ему нужен… Листику? Но между мной и аптечным бизнесменом ещё не возникли конфликтные ситуации, требующие силовых воздействий. Отпадает. Пантелеймонову? А чем я ему мешаю? Или мое посещение депозитария дало толчок для устранения любопытного подчиненного? Вряд ли Вацлав Егорович пойдет на такое серьезное преступление, как убийство, при всей своей взбаламошности он — на редкость
