немецкий аккордеон и отчаянно дребезжала рассохшаяся на жаре Сенькина балалайка. Юртайкин волчком кружился по кругу. Монгольские цирики что-то выкрикивали, одобрительно хлопали в ладоши.
В стороне, у танка, стояли офицеры будыкинской роты, среди них два монгола. Один был постарше, выше ростом, шире в плечах, другой небольшой, кругленький, с пухлыми щеками. Улыбался он по- мальчишески — весело, беззаботно, то и дело трогал руками свой ремень и портупею — видно, недавно надел военную форму.
— Сайн байну! — поздоровался по-монгольски Ветров.
— Привет, — ответил старший и солидно представился, пожимая руку:
— Командир эскадрона капитан Жамбалын.
С капитаном был его коновод Батын Галсан. Он держал поводья и молча улыбался. Назвав себя, со смехом добавил:
— Если не выговорите, зовите просто нухуром. «Нухур» по-нашему значит «друг».
На груди у Жамбалына поблескивал красно-голубой халхингольский значок — на нем чистое голубое небо и взметнувшееся ввысь знамя. Увидев его, Ветров весь просиял.
— Значит, вы тоже там были?
— Да, был, — ответил Жамбалын и, заметив такой же значок на гимнастерке Ветрова, широко улыбнулся. — Выходит, вместе были...
— Могли встретиться где-нибудь у Буир-Нура или на Хамардабе.
— Могли.
— Я часто вспоминаю те горячие денечки у Халхин-Гола — сыпучие пески, Ремизовскую высоту. Там мы и породнились с вами.
В разговоре выяснилось, что монгольские товарищи родом из приграничного Баян-Улэгэйского аймака, куда выходит наш Чуйский тракт. Узнав, что Будыкин жил в Бийске, Жамбалын не удержался от восклицания:
— Это совсем рядом! Шестьсот километров — не расстояние. Приезжайте после войны к нам в Улэгэй пить чай!
Минут через десять монголы стали прощаться.
— Сегодня ночью мы уходим на восток, — сказал Жамбалын, глянув на часы. — Опять в те места...
— И мы туда держим путь — к озеру Хайсандой-Нур — кивнул головой Ветров.
— Значит, опять вместе?
— Как на Халхин-Голе.
Они пожали друг другу руки и разошлись по своим подразделениям.
XVIII
Где же озеро Хайсандой-Нур?..
Танки с грохотом катились по опаленной зноем равнине. Курилась пылью, дрожала пропахшая соляркой монгольская степь. Остался позади Керулен, в стороне проплыла и лысая туповерхая гора Дацан-Ихэ. Появились и исчезли в пыли развалины кумирни, приземистые юрты Улан-Цэрэга.
Около трехсот километров прошла бригада, а впереди — все та же степь, и нет ей ни конца и ни края. Вот на колонну налетел горячий вихрь, подхватил высохшие былинки, поднял ввысь и бросил в траву.
Только в степи можно почувствовать, как велик земной шар. Иволгин с любопытством всматривался в даль. Рядом маячила голова высунувшегося из башни Хлобыстова.
— У нас на Алтае тоже степи, — сказал он Иволгину. — Только там, куда ни глянь, хлеба. А здесь трава, трава... — Он помолчал, потом заговорил снова: — Мы на комбайне работали: батька — у штурвала, я — трактористом, братишка — на соломокопнителе, маманя — поваром. А потом батька захотел создать из сыновей и внуков танковый экипаж Хлобыстовых, как у Михеевых. Помнишь? Потому и пошел я в танковое училище.
Глянул Сергей на Хлобыстова, а его и не узнать — чумазый, как трубочист, одни зубы блестят; комбинезон земляного цвета, и весь танк будто из земли вылеплен. Десантники побурели, слились с танком, тяжело им. Конечно, ехать не идти, но все равно достается. На термометре сорок два градуса! Сверху палит солнце, снизу жжет броня, сидишь как на горячей сковородке. Соленый пот разъедает кожу, а от едкого дыма першит в горле. В ушах гудит, не переставая, перегретый мотор. Хлебнуть бы холодной водицы, да опустели солдатские фляжки. А озера все нет.
Старшина Цыбуля возмущался:
— Ныхто нэ хочэ исты — усим давай пыть. А чим же я буду поить личный состав, як у мэнэ самого горло пэрэсохло?..
На маршруте Чойбалсан — Улан-Цэрэг с водой было получше. Саперы вырыли здесь колодцы и припасли на пути войск наполненные водой резиновые резервуары. Но чем ближе к Тамцак-Булаку, тем суше становилась земля, скуднее колодцы. Воды в них хватало лишь на один батальон. А как напоить всю бригаду?
На привале Иволгин встретил Драгунского. Вид у Валерия был усталый. От жары потекла из носа кровь; он пытался остановить ее скомканным клочком марли.
— Я уверен — озеро давно высохло, а мы его ищем, как идиоты, — недовольно сказал он, часто моргая запыленными ресницами.
Пошли вдвоем в санчасть за медицинской помощью, а там и без них хлопот полон рот: в бригаде одиннадцать тепловых ударов. Вероника не выпускает из рук нашатырный спирт, Аня чем-то натирает больным виски, дает по глотку воды — больше нет. Увидев Валерия, подала ему ватный тампон, сказала с укоризной:
— Товарищ лейтенант, вы хотя бы тельняшку сняли в такую жару.
— Да, придется, видно, снять эту красоту...
Больше Драгунский ничего не успел сказать — раздалась команда: «По коням!» — и снова в путь.
После полудня впереди блеснул наконец островок озерной глади.
— Вода-а-а-а! — прокатилось по колонне.
По обочине промчался вперед комбриговский виллис. Горячий ветер развевал седые волосы Волобоя. Сзади сидел Русанов, исполнявший теперь обязанности начальника политотдела бригады.
Забелели впереди палатки, всплыли темные ряды автомашин и повозок. Над ними струился дым походных кухонь.
На пригорке Волобой увидел закамуфлированный штабной автобус с трепещущим флагом наверху. Ахмет направил машину туда. Под брезентовым навесом сидели за столом несколько офицеров. Среди них генерал Державин.
— А-а! Вот и гвардия наконец, — сказал генерал, оторвавшись от разостланной на столе карты.
Волобой доложил о прибытии бригады, поздоровался с офицерами. Нашелся среди них и его старый приятель Жилин — однокашник, из соседней 6-й танковой армии. Оказывается, Жилин будет его соседом справа.
— В обнимку будем идти, Евтихий Кондратьевич, — пошутил Жилин и потянул друга к карте.
Волобой посмотрел на свой маршрут и огорчился: у горы Хуанган-шань стояла пометка — 2034 метра. Заберись-ка на такой бугорок! Там и олень запросто сорвется в пропасть, не то что танк. Перевалы — один другого круче: Торчи, Нулутын-Даба, Цаган-Даба, Джадын-Даба. Как их брать? Не маршрут — сплошное мучение.
— Да, выбрали нам дорожку для наступления, — вздохнул Волобой. — А почему бы не направить танки вот по этой равнине? — Он указал пальцем на пролегавшую южнее хребта Чохарскую равнину. — Простор — гуляй себе на приволье!
Державин понимающе кивнул. Мысль эта не новая. При разработке операции была и такая идея —
