Выстрелов стал бояться, как чумы: жалко ему было оставлять на земле свою возлюбленную. Одним словом, кончился гусар. Такая беда может с каждым случиться.
Чтобы выкинуть поскорее из головы Аню, он стал думать о своих делах. В училище говорили: основа обучения и воспитания личный пример — делай, как я. На Бутугуре он так и поступал, когда учил солдат переползать по-пластунски, подтягиваться на турнике. В бою пример командира тоже не последнее дело. Однако говорят: «Нельзя командиру очертя голову бросаться куда попало, надо командовать взводом». А как же пример?
Обидно, что на пути не попадались населенные пункты. Как приятно бывало на Западе приносить в село или город счастье людям! Однажды их полк на рассвете ворвался в полуразрушенную деревушку. Сережка наткнулся на амбар, откуда доносились стоны. Сбить замок он не сумел, помогли подбежавшие минометчики. Когда выломали двери и ворвались в амбар, увидели на полу обессилевших людей, изнемогавших от жажды.
— Тащи воды! — приказал командир минометного расчета.
Сережка принес полное ведро холодной колодезной воды и поил, поил полуживых людей с опухшими, окровавленными, потрескавшимися губами.
Вспомнив про этот случай, он приложил к глазам бинокль и стал рассматривать скалу причудливой формы. Сначала скала показалась похожей на средневековый замок, потом на увеличенную до гигантских размеров отцовскую кузницу, усыпанную кленовыми листьями. Затем он представил себе, что это вовсе и не скала, а крепость, где Дракон держит в застенках десять тысяч пленников. Среди них сидит закованный в цепи Чан Су-линь, тоскуя по своей фанзе, по детям. Крепки железные ворота, и охраняет их команда отпетых головорезов майора Мамуры, а по сторонам двадцать пять пушек, а может, и больше. Но он, Иволгин, прорывается сквозь тюремные двери. Навстречу бросаются истощенные узники, впереди — Чан Су-линь. Иволгин снимает с него цепи и на студебеккере везет в фанзу. Обрадованные китайчата бросаются к отцу. А студебеккер нагружен рисом, шоколадом, свиной тушенкой, всякой одеждой и обувью. «Бери, старина, это все твое», — говорит он китайцу. Китайчата едят палочками рисовую кашу, развертывают конфеты, надевают новую добротную одежду. А вот уже рядом с фанзой вырастает большой светлый дом. Его Сережка безвозмездно дарит Чан Су-линю — живи да вспоминай Россию. На высокое крыльцо взбегает по воле Сережкиной фантазии девочка с букетом хризантем и поет расчудесную песенку без слов. Только Сережке некогда слушать песни — он снова мчится вперед: пробивается через бури и штормы к омытому теплыми морями острову Ява, спешит во Вьетнам, где растут вечнозеленые пальмы, или поднимается на самую высокую на земном шаре гималайскую вершину, чтобы крикнуть оттуда на всю Азию: «Вы свободны!»
«Вот и мечты у меня какие-то ребяческие», — подумал Иволгин и увидел прямо перед собой скалистый бок круглой высоты, которую в мечтах принял за японскую крепость. Скала и скала — голая, скользкая и не такая уж красивая, как показалось издали.
— За мной! Не отставать! — крикнул взводный десантникам, и они побежали к головной машине.
Прижатый к скале, «Бесстрашный» пробирался по узкому карнизу вверх, нависнув над пропастью. Это, кажется, было самое опасное место — даже незначительная оплошность механика-водителя могла привести к беде. Сразу за кремнистым горбом начинался крутой поворот вправо. «Бесстрашный» заскрежетал по камням гусеницами, взобрался на горб и грохнулся носом в крутую выбоину. В этот миг раздался взрыв. Танк вздрогнул и застыл. Вынырнувший из-под обрыва смертник сделал свое дело.
Над башней показался мрачный обеспокоенный Хлобыстов. Стянул с головы шлемофон, бросил на броню и, опершись руками о края башни, хотел выскочить из люка. В следующее мгновение рука у Хлобыстова подвернулась, он потерял равновесие и свалился обратно в люк. По броне ударила неизвестно откуда прилетевшая пуля.
— Танкист, жив? — спросил, прильнув к танку, Иволгин.
— Лоб рассадил... — со стоном отозвался из танка Андрей, — И рация повреждена, — добавил он. — Пусть Бушуев передаст комбригу...
Иволгин тревожно огляделся. За крутым поворотом вправо торчал над пропастью острый выступ утеса, будто киль окаменевшего корабля.
«Бесстрашный» накренился влево и был похож на подбитую птицу, вцепившуюся когтями в камни. Ни с той, ни с другой стороны танк не обойдешь и столкнуть под откос нельзя: в танке люди. А выйти им невозможно — верхний люк под обстрелом снайпера, нижний заклинило взрывом. Лишь одному Гиренку удалось благополучно выскочить из танка. Схватившись за ушибленное колено, механик-водитель принялся костерить автоматчиков, которые, по его мнению, плохо обследовали карниз скалы.
— Ротозеи! Вы мне ответите за машину. Я до комбрига дойду!
— Перестаньте, без вас тошно! — зыкнул на него Иволгин.
Из-под ладони он оглядел склон высоты по ту сторону пропасти, заметил груду камней на замшелом уступе и на всякий случай прошелся по ним длинной очередью. Над камнями закружилась пыль.
— По-моему, он вон на том дубу, — предположил Баторов и тоже дал очередь.
Позади них в молодом сосняке разворачивалась тридцатьчетверка Бушуева. Ее пушка повернулась в сторону пропасти, и тишину горного ущелья разорвал первый орудийный выстрел. Снаряд взметнул вверх комья земли, срезанные прутья кустов.
По склону высоты, заросшему маньчжурским дубом и бересклетом, начали бить танковые пушки. Некоторые снаряды рвались так близко, что подброшенные взрывом камни перелетали через ущелье и как град барабанили по танковой броне. В орудийный гул вливались автоматные очереди. Десантники прочесывали уступы и щели ската, отыскивая засевшего где-то снайпера.
Иволгин крикнул в слуховое отверстие «Бесстрашного»:
— Попробуем подняться наверх!
Прежде чем вытаскивать раненого Хлобыстова, танкисты решили проверить, цел ли снайпер. Над башней подняли черный шлемофон. И сразу же шлепнула пуля. Иволгин поразился: пуля пробила шлем, а выстрела он не слышал. Ясно было, что японцы все предусмотрели и пытаются надолго задержать здесь бригаду.
Иволгин послал разведчиков на противоположную сторону ущелья и пошел к Бушуеву, командиру второго танка, чтобы вместе подумать, как продвинуться вперед. Разумней всего оттащить танк назад на широкую площадку. Но как это сделать, если позади торчит каменный гребень?
Решили попробовать. По сигналу Бушуева танк подошел к подорванной тридцатьчетверке и потянул ее назад. Трос натянулся как струна, машина забуксовала, сбрасывая в пропасть обломки горной породы. «Бесстрашный» не сдвинулся с места.
Пока возились у подбитого танка, снова прилетела неизвестно откуда пуля и ранила в живот сапера Гусева. Он упал на край обрыва, корчась от нестерпимой боли.
«Почему не слышно выстрелов? — уже в который раз спрашивал себя Иволгин. — Не иначе, какая-то хитрость. Но какая?»
Бушуева вызвал по рации «Беркут».
— До каких пор будете топтаться на месте? — сердито спросил Волобой.
— Машина Хлобыстова заклинила дорогу. Обойти не могу.
— Так сбросьте ее к чертовой матери в пропасть.
— В машине люди.
— Эвакуируйте экипаж.
— Нет возможности, по машине бьет снайпер.
— Снайпер? — Волобой повысил голос. — С пушками и пулеметами не можете справиться со снайпером? А что там Иволгин делает? На мотоцикле катается? Передайте ему немедленно мой приказ.
Иволгин по лицу Бушуева понял, что разговор с комбригом принял крутой оборот.
— Вы думаете о судьбе одного танка, — говорил комбриг. — А вы представляете, куда мы идем, черт вас возьми! Или мне приехать и разъяснить, чего может нам стоить ваше ротозейство?
— Будем принимать меры, — ответил Бушуев.
Иволгин понимал, что Волобой ругает их не зря. А если японцы вызовут авиацию или подтянут
