за три месяца купила дом, чтобы было куда привезти мать и всех остальных. Ремонтировали они его с Филиппом сами, и вообще Анна быстро поняла, что она больше не дама из истеблишмента, а опять рабочая лошадь, которая обязана кормить четыре рта на одну, хоть и большую зарплату. Иногда, просыпаясь ночью, она представляла себе, что завтра придет на работу, а там – розовая бумажка об увольнении, а у нее на счете ровно сорок долларов, только вчера проверяла. Она не делилась этим с семьей – они не помогут, чего зря травмировать.
Через пять лет сын из-под палки отправился в университет Беркли, они с Филиппом отвезли его в Калифорнию и вернулись домой в Вашингтон, где освободилась, наверное, уже навсегда, одна спальня из четырех. Анна подумала, что еще одна глава ее жизни закончена и надо смотреть вперед.
При следующей командировке от своего банка в Москву она обошла трех прежних друзей. Почему выбрала именно их, Анна не знала. Первый с ходу предложил ей должность вице-президента по инвестиционному развитию в корпорации, которая тогда стоила пять миллиардов. Дав покрутиться в компании пару дней, он вызвал ее на чашку чая в отель «Националь», где сидел с партнером и каким-то эскортом. Время приближалось к часу ночи, но тогда так было принято среди московских олигархов. Это слово только входило в моду.
– Ну, всё посмотрела? Рассказывай…
– Масштаб, конечно, впечатляет. Ты собрал фантастические активы и всё структурировано разумно, не мне тебе это говорить. Ты стоишь гораздо больше пяти ярдов.
– Согласен.
– Да, но это потенциал, – продолжила Анна, зная, что должна говорить со своей обычной прямотой: если он это не примет, то как она будет работать и развивать этот потенциал, то есть делать то, чего он ждет от нее? – Смотри, у тебя пять субхолдингов, понятно, что там есть жемчужины, но если брать только цифры, то доходность в каждом ниже средних показателей по отрасли. Вот и потенциал. Ну, это главное. А так по мелочам – почему у вас нигде нет туалетной бумаги, а внизу, в лобби, тянет запахом столовских щей? Это при пятимиллиардном бизнесе. Скажи, чтоб подтянули культурку.
Капитану бизнеса нравилось, что она говорит это при его партнере и эскорте, – никто из них никогда бы не посмел сказать что-нибудь подобное так прямо ему в глаза. Эскорт ерзал.
– Видите, она схватила суть сразу за два дня. Про туалетную бумагу, кстати, могла бы помолчать. Но вообще, я же вам сказал, что это умный человек. И вы еще одно про нее должны очень хорошо понимать: ей никто никогда не помогал. Ни муж, ни любовники. Она всё сделала сама.
Нельзя сказать, что эта сентенция обрадовала эскорт. Они видели перед собой женщину в дешевом офисном костюме и с лэптопом в час ночи, которая собиралась прийти к ним в корпорацию, чтобы учить их жить. И шеф от этого тащился.
На следующий день Анна навестила своего старого знакомого еще со времен университета, который недавно стал главой крупнейшего банка. Он хорошо ее принял. Вообще-то он не очень представлял, чем она может быть ему полезна, но по природной хватке и еще не заболев звездной болезнью, которая пришла позже, не игнорировал умных и успешных людей. Его огромный офис источал запах больших денег, а секретариат был не по-русски вышколен. Чай подали в английском фарфоре на серебряном подносе. Анна спросила, можно ли курить, ее собеседник слегка обалдел от вопроса, но тут же появилась пепельница Baccarat. (Позже она узнала, что никому еще не позволяли курить в его кабинете.)
Они говорили о Вашингтоне, Анна поздравляла старого приятеля с невероятными политическими успехами. Когда он спросил, не надоела ли ей Америка, Анна призналась, что на работе всё нормально, но похоже, она исчерпала перспективы для себя, как-то всё стало предсказуемо и повторяемо.
– Поэтому, – сказала она легко и уже вставая с кресла, – я оставлю свое резюме на всякий случай.
Через месяц она получила предложение возглавить один из основных департаментов банка. Боссу нужен был «правильный» кандидат. Про которого он сможет всем сказать «это высокий профессионал» (хотя так это или нет, он толком не знал, да ему было и не интересно), который будет полностью лоялен, хотя бы потому, что корней нет. А это, кстати, значит, нет и хвостов. За этот выбор его никто не попрекнет.
Три дня они вели переговоры с его замом. Анна сразу сказала, как ей нравится и банк, и позиция, и люди. Но у нее есть свои границы: ее переезд в Москву потребует удвоения семейного бюджета – придется же содержать два дома. Она всё понимает, что тут нет таких зарплат, и допускает, что просит невозможного, но лучше сказать прямо, ведь эти озвученные расходы никуда не уйдут, и это реальность. Зам сопротивлялся до последнего, а потом повел на окончательный разговор к шефу. Когда она тому повторила свой монолог, добавив в конце, что уверена – она отработает каждую копейку, шеф едва заметно кивнул своему заму. Они не подписывали никакого контракта, и просто на честном слове босса она полетела в Вашингтон собирать чемоданы.
– Аня, – спросил ее Филипп, подвозя утром к банку, – ты понимаешь, что делаешь? Жизнь только начала налаживаться, лоботряс хоть и вылетел из Беркли, всё же учится в Нью-Йорке. Ты стала расплачиваться с долгами, работа стабильна и уже не требует от тебя сидения по ночам в офисе. Я начал тоже что-то зарабатывать. Мы стали выезжать в Европу, возьми хоть каникулы в Баварии, разве плохо? Тебе стало скучно, так посмотри через улицу. Вон в том здании сидит твой бывший шеф, теперь вице- президент по Азии. Пойди к нему, будешь работать по Китаю. К чему такие крайности – сразу в Москву?
– Филипп, ты сам всё сказал. Работа перестала быть требовательной. Через двадцать лет в этом здании или в китайском я буду делать ровно то же самое, говорить с теми же людьми, писать те же отчеты. Я не хочу пропустить дверь, которая поведет в новый мир. А еще я просто устала быть бедной.
– А ты разве не будешь скучать по Вашингтону?
– Буду, конечно, здесь жизнь и легче, и приятней. И по вам скучать буду, и по «Сакс Пятая Авеню», и по магнолии в нашем саду. Но этого недостаточно, чтобы меня здесь удержать.
Мама говорила примерно то же самое, только с большей эмфазой. Это бесчеловечно, что дочь сначала затащила ее в чужую страну, отрезав от всех корней, а теперь сама уезжает, бросая ее на милость зятя.
– Так, слушайте. Ребенок в университете, и я ему не нужна. Вон, в Нью-Йорк перебрался, никого не спросив. Вы – люди взрослые. Я всегда буду вас любить и буду продолжать оплачивать, мама, твои счета. Дом вам остается. Не хотите жить без меня в Вашингтоне – дайте знать, я вам пришлю билет в Москву. Если лететь всё время прямо на восток, точно не потеряетесь. Чего вы еще от меня хотите? Привязать меня тут? Чтобы было с кем в выходные поскандалить?
За два дня до отъезда Филипп всё-таки не выдержал:
– Не могу представить себе, что через два дня открою все шкафы, а там пусто, только голые вешалки вместо твоих костюмов.
– А ты думай не об этом, а о том, что я уже знаю свой первый проект, и он с американскими инвесторами, и я скоро прилечу в Вашингтон в командировку.
– Ты всё равно там долго не выдержишь. Брутально там. Если бы я считал, что это всерьез, я бы поехал тоже. Но ты вернешься максимум через год – полтора. Я буду ждать тебя здесь.
Глава 12
– Может, ты хочешь сесть за руль?
– Нет, сегодня не хочу.
– Ты что-то выглядишь усталым. Я тоже устала. Была учеба два дня, это выбило из колеи. И Джуди все время требует внимания. А ты помнишь, что Лиза и Саймон ведут нас сегодня к своим друзьям, с которыми я давно хотела познакомиться. Джон, ты не слушаешь меня…
Он и не слушал, он всё еще летал где-то в районе Бэйсуотер. Только войдя в дом, он почувствовал, что туман в голове начинает рассеиваться. Он вышел на террасу и вспомнил, как звонил Анне из сада. Абсурд. Так нельзя. Надо всё держать по отдельности. Как сказано, он не ангел и, наверное, всё-таки будет встречаться с Анной время от времени. Уж больно хороша игрушка. Но нельзя это смешивать с реальной жизнью, а его реальность – это Одри, их друзья, работа и гольф по воскресеньям.
В компании в этот вечер почему-то доминировала тема искусства.
– А правда, что Найджел купил картину на Christie’s? Врет, наверное. Небось на e-Bay. Всё равно, когда увидишь, не забудь похвалить.
