Он хотел воткнуть в нее кинжал по самую рукоять, но почему-то ощущал, что отступает от нее. И все же эта прекрасная женщина оставалась рядом. Теперь она сжимала его лицо уже обеими руками, отталкивая Гаррона.
Кинжал выпал из разом ослабевших пальцев, но это не могут быть его пальцы, потому что его самого уже здесь нет, он находится над, а может, и вне пределов проклятой башни.
Означает ли тихий стук, что кинжал выскользнул из его руки, только это не его рука, а кого-то другого.
Он услышал звон покатившегося по полу меча. Но ведь перед этим он стоял на толстом ковре? Его ли это меч или другого человека?
В ушах громом отдавался смех ведьмы, но сейчас Гаррон ее не видел. Он был один и непонятно где. И чувствовал себя опустошенным. Тенью.
— Где ты, ведьма? — окликнул он.
Она не ответила. Теперь он не слышал ничего. Не чувствовал ничего. И все быстрее удалялся во тьму, где в лицо бил теплый ветер. Кажется, он увидел огненную вспышку, только не обжигающую, а холодную. Ледяную. Откуда-то донесся мелодичный смех, смех ведьмы.
И все стихло.
Глава 40
Кто-то бил его по лицу — раз, другой, сначала несильно, потом все крепче. В сознание врезался испуганный голос Гилпина:
— Милорд! Очнитесь!
Гаррон открыл глаза и уставился в нависшее над ним бледное, словно плавающее в воздухе лицо оруженосца.
— Благодарение всем ангелам Господним, вы живы! О, добрый и великодушный Господь, который слышит молитвы слуг своих! Я поставлю дюжину свечей твоей благословенной святой матери за спасение моего доброго хозяина! Что случилось, милорд?
Гаррон нахмурился, глядя на Гилпина, чья голова вновь сидела на шее, и попытался осмыслить все случившееся.
— Не знаю, где я был. Она каким-то образом выставила меня.
— Она, милорд?
— Ведьма, которая жила в башне. Утверждала, что она мать Мерри, но этого не может быть, Гилпин. Она молода и красива, вся белая и золотистая, только глаза холодные и серые, как старый могильный камень или грязный лед. Она заколдовала меня или отравила. Эта сука, должно быть, втерла яд в мою кожу, пока гладила лицо…
Он вспомнил, как ее пальцы впивались в его плоть, и покачал головой. Казалось, все произошло так давно и одновременно — минуту назад. Вот он протянет руку и вцепится в ее длинные волосы…
Настоящее безумие.
Он скрючил пальцы.
— Я хотел перерезать ей горло, но не мог убить, пока она не скажет, где спрятала Мерри. А потом уже ничего не чувствовал. Ты меня разбудил.
Гилпин помог ему сесть.
— Я ничего не смог сделать. Не нашел Мерри. Где мы?
— Там, где и были, милорд. На опушке леса. Арнольд и Джон нас охраняют.
В глаза ударил солнечный свет, и Гаррон поднял голову.
— Уже утро?
— И давно, милорд.
Но как это может быть?! Только сейчас солнце садилось за горизонт!
— Расскажи, что ты видел.
— Я увидел, как вы взобрались на стену и исчезли. Потом, долгое время спустя, просто вышли из ворот. Я позвал вас, но вы прошли мимо, к Арнольду. Он заговорил с вами, но вы прошагали мимо и углубились в лес, словно ваш ум занимало какое-то важное дело. В одной руке у вас был меч, в другой — нож. И вы ни слова нам не сказали. И Арнольд, и Джон кричали вам вслед, но вы так и не остановились. Мы кинулись за вами, догнали вас, и я схватил вас за руку, но вы сразу вырвались. Тогда мы все в вас вцепились. Но вы разметали нас, как стог сена. Потом остановились, оглянулись на башню, закрыли глаза и упали. И больше не двигались, милорд. Мы думали, что вы мертвы. Говорите, ведьма вас отравила? — Гилпин еще раз оглянулся на башню и перекрестился.
Гаррон вспомнил речи ведьмы, явственно услышал ее смех. Она смеялась над ним! Гладила его лицо! И при этом втерла зелье в кожу. Он и сейчас словно обонял тошнотворно-сладкий запах.
И еще вспомнил, как кинжал и меч падают на пол, потом — какое-то движение и тьма. До этой минуты.
Но и кинжал, и меч лежат рядом, на земле.
Гаррон перекатился на живот и встал. Никакого головокружения! Он даже не пошатнулся.
— Мы должны вернуться к башне, — сказал он, поднимая оружие. Он понимал, что солдаты испуганы, но все же без колебаний пошли за ним. Арнольд и Джон обыскали хозяйственные постройки и конюшни. Но не нашли ничего, кроме пустоты и развалин.
Черная узкая дверь башни была заперта. Они налегли на нее изо всех сил. Все напрасно. Конечно, можно было срубить дерево и использовать вместо тарана, но Гаррон не хотел терять времени. Но тут дверь неожиданно распахнулась. Арнольд и Джон отскочили.
— Не бойтесь! — крикнул Гаррон. — Последним ударом мы сломали засов. Посмотрим, что там внутри.
Но внутри не оказалось ничего. И никого. Пустая, устремленная на тридцать футов в небо башня. Воздух пульсировал магией, и Гаррон знал, что все это чувствуют. Джон перекрестился. Арнольд уставился на него, но Гаррон покачал головой.
— Это руины, — прошептал Гилпин, — всего лишь руины, ибо простояли много сотен лет и сейчас разрушаются и вот-вот обвалятся.
— Дело рук дьявола, — пробормотал Арнольд так тихо, что Гаррон едва его расслышал.
— Гилпин прав — это руины, — кивнул он. — Ну не любопытно ли?!
Отступив, он уставился на черную дверь. Белый серп с пересекавшими его тремя черными изогнутыми линиями ярко выделялся на темных досках, словно был нарисован несколько минут назад. По крайней мере хоть что-то не изменилось! Почему ведьма оставила этот серп?
Гаррон не отводил глаз от изогнутых линий и наконец осторожно коснулся их кончиком пальца, словно ожидая, что краска до сих пор не высохла. Перед глазами возникло женское лицо, так ясно, что хотелось зажмуриться.
— Я найду тебя, ведьма, — сказал он ей, — а когда найду — убью.
Он взмахнул мечом, перекрестив воздух.
— Здесь нам больше нечего делать, — обратился он к своим людям. — Возвращаемся в Лондон.
И, даже не оглядываясь, направился к тому месту, где оставил Дамокла.
Прогремел гром. Над головами собрались черные тучи, и немедленно хлынул холодный дождь. Стало темно, как в сумерках. Они терпели. Что еще оставалось делать?
Она каким-то образом одурманила его, а потом и отравила.
Гаррон мучительно переживал неудачу. Он потерял Мерри и теперь не знал, что делать.
Примерно через час они встретились с Уоленом и остальными солдатами на опушке леса. Уолен мрачно покачал головой.
— Мы тоже ее не нашли, — вздохнул Гаррон.
Сэр Лайл покачал головой:
— Мне очень жаль, милорд.
