отношении.
— Я признателен вам, майор Кэвелл. Есть какие-нибудь новости?
— Как только мы соберем достаточные силы для обороны тыла и коммуникаций, мы двинемся в бассейн Тугела. Один промах, и зулусы схватят нас за горло.
— Кто это говорит?
Майор направился к столовой.
— Пошли, здесь холодно. Давай зайдем и выпьем.
Отряды под командованием полковника Эльтона и других офицеров начали предпринимать рейды в дикую, покрытую дремучими лесами местность, где вспыхнул и продолжал гореть мятеж, разбрасывая во все стороны грозные искры. Полковник Эльтон был уверен, что он натолкнулся на самый центр восстания, яркое пламя которого могло охватить весь континент. Он телеграфировал о своих опасениях в Питермарицбург и просил свободы действий не только для изоляции и ликвидации Бамбаты, но и для того, чтобы дать племенам, оставшимся у него в тылу и расположенным вдоль линии операций, такой урок, чтобы они никогда его не забыли. Кавалерийские отряды, слишком сильные, чтобы на них можно было напасть на открытом месте, но недостаточно сильные, чтобы окружить и заставить драться мятежных импи, непрерывно прочесывали леса. Была какая-то отчаянная и беспокойная сила в подвигах, какие совершала милиция и какие она сама прежде считала невозможными. Эльтон делил с солдатами все лишения, и они не могли жаловаться, видя рядом с собой холодное, суровое лицо и подтянутую фигуру своего командира и наблюдая, как он загоняет лошадь за лошадью. Тысячи загнанных лошадей были отправлены в тыл и заменены запасными. Вдоль дороги валялись скелеты мулов, разбитые фургоны и поломанные колеса орудий. Том не слезал с седла и теперь уже ехал вперед и вперед и, ничего не сознавая, как заведенная машина. Он видел, как падают от истощения и подыхают мулы, навьюченные пулеметами; видел, как по целым ночам работают кузнецы и их подручные, стараясь вовремя подковать кавалерийских лошадей и подготовить новые хода для орудий и зарядных ящиков.
Люди начали состязаться между собой, кто больше убьет зулусов. Они бывали весьма разочарованы, если им доводилось возвращаться из карательной экспедиции с небольшими трофеями. Многие кавалеристы перестали бриться и отращивали бороды. В горах они дрожали от холода в ясные морозные ночи и от сырости, когда дул ветер с океана; внизу, в ущельях, окутанных испарениями, их трепала малярия. Наградой за невероятные лишения, какие приходилось испытывать частям Эльтона, была возможность убивать, жечь и грабить. Суровая цензура прикрывала эту деятельность, а скупые донесения, посылаемые ежедневно по телеграфу, сообщали об отваге и мужестве войск, наносящих противнику большой урон ценою ничтожных потерь.
Часть зулусов-наемников была быстро сформирована и разбита на отряды, превосходившие по числу бойцов эскадроны белых кавалеристов. Наемников Атер Хемп набрал из жителей отдаленных разорившихся селений, из городских бродяг и преступников, а с помощью вербовщиков он нашел и продажных вождей. Все чаще и чаще, особенно в горных, лесистых местностях, совершались рейды под прикрытием отрядов наемников, причем кавалеристы углублялись в леса спешившись. Атер и его офицеры называли своих людей вонючим сбродом. Их то и дело обыскивали, и тех, у кого находили хоть один патрон, привязывали к фургонному колесу и били кнутом до потери сознания. Часто они обращались в бегство от одного выстрела зулусского снайпера, а некоторые переходили на сторону повстанцев. Но остальные очень энергично помогали белым. Большими группами они разоряли и опустошали земли племен. После очередного такого налета им отдавали некоторое количество скота, коз и овец, захваченных ими, и они досыта наедались мясом на своих пирах. Они разыскивали и раскапывали тайные житницы. День и ночь проводили они в страхе, боясь мести Бамбаты и пуль белых кавалеристов, пулеметчиков и артиллеристов. На руках и на голове у них были белые и красные лоскуты, по которым их можно было опознавать, и за эти повязки они получили презрительную кличку «грифы-стервятники».
В каждом «грифе-стервятнике» подозревали потенциального шпиона и мятежника. Им не говорили заранее о предстоящей операции, а просто в последний момент вытаскивали из-под одеял в холодную ночь и молчаливых, дрожащих гнали через ущелье или кордон мимо местности, на которую должен был обрушиться артиллерийский огонь. Майор Хемп следил за ними подозрительным взглядом и выбирал себе телохранителей из числа самых закаленных и смелых людей.
— В жизни не встречал столько головорезов сразу, — говорил он шутливо. — Когда представление закончится, их всех надо бы расстрелять.
К тому времени он уже собственноручно убил тридцать одного зулуса и взял три чокобези в качестве трофеев. Каждое новое убийство он отмечал зазубриной на прикладе своей безотказно действующей винтовки системы «Ли-Метфорд».
— Я дойду до сотни, — говорил он.
На передовые позиции прибыл фургон с грузом огромных тяжелых тюков — подарок солдатам от лондонских граждан и приверженцев резидента колонии. В тюках оказались сотни комплектов кольчуг. Люди были изумлены. Они считали, что кольчуги ушли в прошлое вместе с крестовыми походами, и им казалось недостойным надевать на себя панцирь, когда плечи и грудь противника обнажены, а все его вооружение состоит обычно только из ассагая и щита. Но в памяти еще свежи были воспоминания о товарищах, погибших на дороге, о леденящем кровь крике человека, которого проткнули копьем с зазубренным наконечником. Первую партию кольчуг передали Уиненскому полку легкой кавалерии, и пятьдесят человек, краснея от стыда и смущения, приняли этот дар.
Том слышал, как сержант Дональдсон сказал:
— Посмотрите только на этих проклятых трусов.
Ни один солдат из Конистонского взвода не взял кольчуги. Но солдаты и офицеры других подразделений приняли и тут же надели эти доспехи под рубашки. Все офицеры части наемников последовали примеру майора Хемпа и взяли себе по кольчуге.
Этот подарок произвел большое впечатление на солдат. Во время долгого и утомительного похода кавалеристы подшучивали и громко смеялись над «сардинами» — так они окрестили тех, кто надел кольчугу. Кольчуги были тяжелые, да и солнце сильно припекало, и поэтому тела солдат покрывались мучительными волдырями и ссадинами. К концу второго дня кавалеристы были вынуждены со стыдом и отвращением сбросить надоевшую амуницию. И только один человек, как потом узнал Том, несмотря на всяческие неудобства, не пожелал расстаться с кольчугой. Это был майор Атер Хемп. Он носил ее под мундиром, а чтобы она не натирала тело, к его фуфайке были пришиты полоски корпии. Он даже спал в ней, беспокойно ворочаясь на своей походной койке и вскрикивая во сне. Наемникам теперь уже настолько не доверяли, что видели в них почти врагов; по ночам их сторожили пулеметчики, а во время рейдов на каждых трех «грифов-стервятников» приходился белый пехотинец. Атер Хемп боялся, что в любую минуту ему могут вонзить острие ассагая между лопаток.
Том понимал всю серьезность проблемы, тревожившей Эльтона. К тому времени в распоряжении полковника было уже десять тысяч человек — количество, превосходившее число мятежников. Но за спиной воинов Бамбаты стоял, как темнеющая грозовая туча, миллион враждебных зулусов. Бамбата искусно ускользал от каждого рейда белых, и его подвижные импи, казалось, таяли, чтобы потом снова появиться в самом неожиданном месте. В то же время они не переставали вести агитацию и терроризировали нерешительных вождей. Люди присоединялись к ним, не дожидаясь приказа своих вождей, они делали отважные многомильные вылазки в леса и заросли кустарника, приканчивая отставших солдат, опустошая продовольственные склады, иногда они стреляли из-за угла, а иногда нападали в открытую. Правда, их террор был лишь символическим, но за ним стояла мистическая вера в зулусский народ и в Младенца. Террор Эльтона был настоящим, решительным и жестоким. Первыми его испытали жители северного течения реки. На юге, на родине Бамбаты, царило относительное спокойствие — там не осталось ни одного мужчины. Только старики, женщины и дети прятались в кустарнике возле сгоревших дотла краалей. Том послал Тимми Малкэя и еще одного кавалериста в разведку на противоположный берег реки и узнал, что мероприятия по разорению племени зонди еще не коснулись крааля Но-Ингиля, находившегося выше в долине. Значит, пока еще старик был цел и невредим. Он узнал Тимми, угостил его пивом и прислал Тому поклон — «от одного врага другому», как он выразился, показав тем самым, что он поддерживает восставших сыновей и внуков.
