днях. Катя почему-то была уверена, что он не всегда так безобразно напивается и что вообще мужик он стоящий. Поярков-Доярков, постаревший суррогат Его, эрзац промелькнувшей юности.
Но Доярков молчал, а самой навязываться не хотелось. Не имело смысла. И оттого было совсем тоскливо.
В молчании докатились до зала, наполненного истомившимися встречающими. Из глубины им навстречу выдвинулась, обращая на себя внимание толпы, роскошная дама в фантастической шубе из розоватой норки. Смоляные длинные волосы рассыпались по плечам, яркие полные губы изгибались в улыбке, длинные ноги красиво клали шаги по гранитному полу. Жар-Птица! Шемаханская Царица!
Подойдя к ним вплотную, Жар-Птица равнодушно скользнула взглядом по Кате, царственно кивнула и уложила безупречные руки с идеальным маникюром на грудь Пояркову.
Катя, сломавшая ноготь еще в Йоханнесбурге, инстинктивно подобрала пальцы в кулаки.
Неземное создание капризно произнесло, растягивая слова:
– Масик, привет! Я скучала. Масик, какая прелесть!
Последнее восклицание было направлено в адрес его пресловутой куртки.
Боже, мало того, что он Кузькин сын, так он еще и Масик! Жаль, что Катя раньше этого не знала. Интересно, а дамочку ему тоже папаша подарил? Уровень тот же. Высший класс.
Завороженная видом девицы, Катя даже позабыла посмотреть на реакцию Пояркова и только теперь скосила на него любопытный взгляд. Ей показалось, что Поярков изменился: из почти близкого ей, попавшего в беду пьяницы, молящего недавно не бросать его одного, он превратился в пресыщенного, абсолютно чужого человека с холодным взглядом темных глаз. Его лицо не выражало ничего душевного, казалось, что он смотрит на красавицу как на заранее оплаченную свою собственность.
Руки яркими ногтями скользнули вверх по его груди и сцепились на затылке. Жар-Птица ткнулась в него клювом и резко отстранилась:
– Масик, что происходит? Ты пил?! – требовательно спросила она, втягивая хищными ноздрями воздух.
И тоже, ни тебе радости, ни восторга. Впрочем, в их с Бобом жизни тоже бывали такие периоды. У кого же их не бывает?
Со следами яркой помады не губах Поярков смотрелся премерзко. А женщина-вамп продолжала водить носом перед его лицом, словно взявшая след ищейка. «Нюхай, нюхай, – одобрила Катя злорадно, – я всю дорогу наслаждалась».
Чуть скривив упомаженные губы, Доярков устало произнес:
– Здравствуй, Лора. Я тоже очень скучал по тебе. Зачем ты приехала в такую погоду? Я бы сам прекрасно добрался…
– Я захотела тебя встретить. Я ехала аккуратно. Или ты трясешься за свою машину? Фу, Масик, почему от тебя так воняет? Ты весь, как из автобуса в час пик.
– Лора, я очень устал, – произнес он с досадой, – я лечу почти сутки.
– Что, на каждой остановке наливали? За прилет? Я за тобой такого не замечала… – Недовольство Лоры начинало набирать обороты, но тут же она сбилась и задумчиво произнесла, откровенно любуясь Поярковым: – Нет, мне не нравится. Я к тебе такому привыкать не собираюсь…
Поярков улыбнулся этому как какой-то несусветной чуши и взглядом пригласил Катю повеселиться вместе с ним. Кате было не смешно. Совсем не смешно. Рядом с Лорой она чувствовала себя маленькой, страшненькой, а самое главное – старой. Стало особенно остро понятно, что ее телефончика никто тут не попросит.
Прощай, милый никчемный пьяница, мы славно провели время… У тебя сильное, удобное плечо, уютные руки, может быть, даже неплохой характер. Но все дело в том, что я тебя выдумала. Прощай!..
А вы, высокомерный, надменный и холодный Михаил Кузьмич, мне не милы. И я вам, разумеется, тоже.
– Лора, познакомься, это Катя. Екатерина Сергеевна. Мы с ней вместе летели.
– Вместе пили? – язвительно уточнила Лора.
– Лора, Катя мне очень помогла, – терпеливо объяснил Кузьмич.
Этого только не хватало! Вот спасибо! «Вместе пили» – «Очень помогла».
Лора развернулась и в упор посмотрела на Катю как на неодушевленный предмет. Или как если бы Поярков привел с собой на поводке шелудивую, блохастую обезьяну.
– Пока я только вижу, как ты при ней носильщиком служишь.
– А знаете, он прекрасно справляется с этим занятием, – с холодной вежливостью ответила Катя и принялась доставать из тележки свои вещи, заглядывать в каждый пакет и приговаривать: «Это твое, это мое…»
– Катя, правда, спасибо тебе за все. Без тебя бы я…
– Прошу вас, помогите мне вытащить чемоданы, – перебила Катя.
Лоре совсем не нужно было знать, что было бы.
В их с Поярковым отношениях Лора была лишней. Хотелось побыстрей остаться одной, распрощавшись с обоими.
Пока Поярков с готовностью вытаскивал чемоданы, Катя достала его бумажник и демонстративно протянула вместе с паспортом, который держала в руках.
Лорик от подобного демарша чуть не упала в обморок:
– Мась, почему у нее твои деньги? У вас настолько теплые отношения?…
Масик ничего не успел ответить, потому что Катя быстро всучила ему початую бутылку со словами:
– Кстати, забери. Мы не допили.
– Ну, все понятно… – бросив на Катю уничтожающий взгляд, протянула Лорик.
Ой, Бог ему судья. Ну что она выпендривается-то? Нужно тебе, Катя, человеку жизнь осложнять. Если ему нравятся такие лорики, то его можно понять, и нечего нагнетать обстановку. Лора же не виновата ни в чем.
Катя взяла лежащий среди пакетов букет и обеими руками протянула ревнивой Лоре:
– Ах да, это же вам. Михаил Кузьмич специально для вас выбирал во Франкфурте.
Поярков посмотрел на Катю как на дуру.
Катя зачастила:
– Была очень рада познакомиться. Надеюсь, что не доставила вам особенных затруднений. Простите, но я должна бежать. Ждут…
– Боб? – рассеянно поинтересовался Поярков.
– Совершенно верно. Носильщик!
Катя крепко ухватила за локоть проходящего мимо носильщика, не давая тому никакой возможности отказаться, передоверила ему свои вещи и поспешила за местным Гераклом без оглядки.
21
Родина встретила колючими иголками мелкого последнего снега, порывами ледяного ветра, заползавшего за пазуху и отбрасывающего волосы на лицо, холодной кашей снежного крошева под ногами.
После жары последних дней с непривычки перехватило дыхание и заслезились глаза.
Или, может, не от этого заслезились…
Павлов, голубчик, на тебя вся надежда! Ты же обещал мою машину подогнать. Ну сдержи слово, а то хороша же я буду: «Меня ждут»!
Катя оглядывалась по сторонам, откидывая с лица волосы и щуря глаза. Павлов слово сдержал. Ее «гольф» стоял немного поодаль, не успев припорошиться снегом. Павлов заглаживал свою вину. Вероятно, заставил кого-то сидеть и греть машину до самого прилета. Машина изнутри даже не успела выстыть, завелась с полоборота. Только Катя не уезжала, а, положив руки на руль, со щемящей тоской наблюдала, как вышли из здания вокзала Поярков с Лорой, как погрузились в гигантский хищный «понтиак», как медленно скрылись в вихре снежинок, высвечивая из белой пелены перемигивающимися бегущими огоньками габаритов.
«Мазохизм какой-то, – ругала себя Катя. – Ну что собственно случилось?… Ничего. Просто встретились случайно и расстались без печали. Я совсем его не знаю, ну нисколечко. У него, оказывается, жесткий
