Беречь себя надо! Да, кстати, без своего адвоката я отказываюсь продолжать с вами какой бы то ни было разговор. Увольте!
Это она снова вспомнила расхожую кинематографическую фразу.
Такого с собой обращения старший следователь по особо важным делам Борис Николаевич Заморевич не позволял никому. Засиженные урки вели себя с ним почтительнее – знали, чего можно ожидать. А тут ощипанная курица фортеля выкидывает! Терпение его решила испытать! Узнаешь сейчас!.. Про адвоката она вспомнила. Раньше нужно было про адвоката вспоминать…
Сегодня Заморевичу уже не хотелось воспитывать ее старым проверенным способом. Сегодня хотелось положить ей на осунувшееся надменное лицо пятерню и с силой толкнуть, чувствуя ладонью гладкую, мягкую кожу. Хотелось крепко взяться двумя руками за лацканы желтого жакета и тряхнуть так, чтобы голова заболталась из стороны в сторону, и чтобы треснули фирменные нитки на фирменном воротнике, и вылезла наружу фирменная подкладка…
У него, у Заморевича, между прочим, еще пять дел в производстве, каждая минута на счету, и начальство над головой нависло похуже какого-то там меча. И в «Кресты» отсюда тащиться, а потом в управу. Когда раскрывать-то? Это только в кино все просто. Нет, надо как-то ускоряться, а не адвокатов обсуждать. Хотя в целом курица права, без адвоката-то неправильно выходит.
– Адвоката захотела?! Да ты сейчас уйдешь отсюда в камеру с парочкой кумарящихся наркоманок и будешь ждать там своего адвоката ровно столько, сколько я этого захочу! Знаешь, что такое кумары?! Тебе белый свет с овчинку покажется!
Заморевич, Крутой Уокер, потерял самообладание, вскочил со своего места и навис над Катей, опершись на стол обеими руками, выкрикивая слова ей в лицо и отвратительно брызгая слюной.
От крика Катя начала приходить в себя. К ней постепенно возвращались уверенность, злость, возмущение. Сморщив лицо, как будто вляпалась в дерьмо, Катя демонстративно достала из кармана упаковку платков и принялась тереть заплеванное лицо.
Неизвестно, чем закончилась бы дружелюбная встреча, если бы на пороге как по мановению волшебной палочки не возник вдруг адвокат Семенов. Ему прошедшая ночь тоже не пошла на пользу. Был он так же неопрятен, тяжело дышал, на ходу расстегивая пуговицы засаленной на пузе куртки. Посмотрев сквозь толстущие стекла очков, Семенов, как ни в чем не бывало, произнес:
– Здравствуйте. А вот и я. Извините, опоздал.
– Господин Семенов, – похоже, Заморевич тоже не знал его имени-отчества, – объясните своей клиентке положение соответствующей статьи Уголовного кодекса.
– Дача заведомо ложных показаний, – объявил Семенов без запинки, – наказывается вплоть до ареста на срок три месяца.
– Не переживайте, я готова ответить за каждое свое слово, – обрубила обоих Катя, обращаясь прежде всего к Заморевичу.
Семенов посчитал, что достойно ответил на вопрос экзаменатора, и, гордый собой, уселся у стены на привинченный к полу табурет.
Заморевич, обрадованный поддержкой, воскликнул:
– Ну вот вам и желаемый адвокат, так что увильнуть от дачи показаний не удастся.
– Скажите, господин Заморевич, а почему в присутствии адвоката вы меня больше на «ты» не называете? Господин Семенов, можно ли назвать угрозой обещание следователя превратить для меня мир в овчинку, посадив в камеру с наркоманками?
Катя задала вопросы сразу обоим и сидела, довольная собой, в ожидании ответов. Заморевич поиграл желваками, но промолчал.
Семенов же вновь бросился демонстрировать знания.
– С юридической точки зрения я бы не назвал это угрозой, скорее, высказанной теоретической возможностью. Размещение обвиняемых по камерам проводится по половому признаку, а не по статейному. Кроме того, сказанное без свидетелей…
Он не договорил и в бессилии развел руками.
– А почему вы не защищали мои интересы с самого начала? Меня тут незнамо в чем обвиняют, а вы где-то ходите!..
– Простите еще раз, не рассчитал время.
Заморевич перебил:
– Вернемся к теме допроса. Итак, Екатерина Сергеевна, вы узнаете женщину, изображенную на продемонстрированной вам фотографии?
– Повторяю, снимок недостаточно информативен для идентификации данной женщины. – Когда надо было, Катя в совершенстве владела вычурно-конторским бюрократическим языком.
– Как?… – Заморевич оторвал глаза от своей писанины и вытаращился на Катю. Обычно его клиенты изъяснялись несколько иначе. В частности, за долгие годы службы русский народный матерный язык был освоен им досконально. Вот сука! Это же как-то записать надо, чтобы она потом не вопила, что говорила не так и имела в виду не то.
– Как говорю, так и записывайте. – Катя быстро уловила свое сильное место.
Адвокат Семенов у стены с трудом сдерживал смех. Старший следователь не мог себе позволить, по- японски говоря, «потерять лицо» перед этой наглой фифой. Она как-то в одночасье переменилась и теперь была уже не ощипанной курицей, не больной птицей, а злобной, хитрой сукой. Вот только определить, какой породы, Заморевич пока затруднялся. Но сукой точно. Попросить еще раз повторить ту фразу про женщину было выше его сил, а записать по памяти невозможно. От всей мудреной фразы в голове всплыло только название фильма «Идентификация женщины».
Сопя и невероятно напрягаясь, Заморевич наскоро вывел в протоколе допроса, пока окончательно не забыл: «Женщина на фотографии моей идентификации не поддается». Вроде как-то не так она говорила. А, леший с ним!.. Смысл тот же: телку на фотке не знаю.
Что же она так по-глупому упирается-то? Ведь все же как дважды два, как два пальца об асфальт. Сама призналась, что Пояркова знает, что в аэропорту они встречались, но почему-то передача не состоялась, и тут же придумывает ерунду про какой-то совместный полет. И не откуда-нибудь, а прямо из какого-то полуфантастического Кейптауна. Где это?
«На задворках Кейптауна матросы трахали девочку-дауна»… Это было все, что Заморевич знал о загадочном Кейптауне.
– Екатерина Сергеевна, а есть ли в вашем гардеробе синий бархатный жакет? – по-доброму, по-свойски поинтересовался как бы между делом Заморевич. Для себя ответ на этот вопрос он знал: ребята-опера поведали, что при обыске видели в шкафу у нее именно такой жакет.
– Да, есть.
– И вы его надеваете? Как часто?
– Не часто, это не каждодневная вещь.
– Ну, скажем так, это вещь для ресторана. Правда?
– Знаете что, бархатный жакет я могу надеть хоть в ресторан, хоть на лыжную прогулку. Это мое личное дело! И не надо вымогать у меня ответ, что женщина в похожем жакете на фотографии – это я. Адвокат Семенов, с точки зрения закона все в порядке?
– С точки зрения закона… Борис Николаевич, давайте считать, что моя клиентка ответила на ваш вопрос, – примирительно предложил адвокат.
– А скажите еще, Екатерина Сергеевна, какую прическу вы предпочитаете для торжественных случаев?
Катю Заморевич видел второй раз, и оба раза волосы ее были высоко заколоты на голове пучком.
– Полагаю, что ваш вопрос не имеет отношения к контрабанде наркотических веществ. Или вы считаете, что я перевожу их в прическе?…
– Отказываетесь отвечать? Кстати, здесь я решаю, какие вопросы к чему имеют отношение.
– Записывайте так, как я сказала.
– Хорошо. – Заморевич был удивительно покладист, ответ записал и, снова покопавшись в папке, с видимым удовольствием достал еще одну, последнюю, самую козырную фотографию. Джокера. – А этот снимок вам знаком?
