теплее.
«Подогрею!» — решает Саша.
Под тазом вспыхивает горелка. Саша крутит пальцем воду. Сначала палец мерзнет, но вот по краям таза появляются пузырьки. Их становится все больше и больше. И пальцу теперь теплее. Саша опускает в воду всю руку. Хорошо!
Суп сегодня варить не надо. Только вскипятить. На второе макароны можно. Так скорее. Ну, а подмести комнату и маленький коридор — пара пустяков.
«Успею!» — решает Саша.
Вода уже совсем нагрелась. Саша выключает горелку и снимает таз. Сюда, на стул. Потом берет соль и ложку. Одной столовой, наверно, мало. Он опускает две ложки соли и три, мешает воду, пробует на язык. Нет, суп и тот солонее! Можно еще две ложки. Кажется, хватит. Соленая!
Сколько же йоду?
Для начала полпузырька. Размешать! Еще чуть-чуть!
Пальцы у Саши становятся бурыми. Наверно, от пробки. Это не беда. Отмоются!
Саша идет в комнату, осторожно достает из нижнего ящика стола коробку с крабом. Потом вынимает краба и, прежде чем отнести его на кухню, долго смотрит на него. Вчера был понедельник, и Саша не видел краба. А краб красивый, как в тот день, когда его принес папа!
На кухню Саша не идет, а бежит. Он даже бормочет что-то себе под нос — не то поет, не то рифмует: «В море, в море, в море много соли! В море много йода, хорошая погода!»
Рифмовать Саша умеет уже давно. Еще в детском саду умел и после тоже.
— Ну-ка давай поплаваем в настоящем море! — говорит Саша, опуская краба в воду.
Вода в тазу и впрямь пахнет морем — йодом, солью и теплом. И краб похож на ожившего: кажется, что он разводит клешнями и шевелит усами. И бусинки темных глаз его блестят в воде.
— Давай! Давай! — кричит Саша, двигая краба. — Смелей! Не бойся! Как в море!
Он играет, забыв про все на свете. И про время. И про то, что есть входная дверь и звонок. А звонок трезвонит вовсю. Но Саша не слышит его. Не слышит, как щелкает замок, и мамины слова: «Не пойму, куда он мог подеваться!» — тоже не слышит.
— Ты с ума сошел! Что ты наделал!
Мама с ужасом смотрит на мокрый пол, на Сашины бурые руки и темную жидкость в тазу.
— Ты уже пришла? — Саша не понимает, откуда появилась мама и почему в дверях стоит улыбающийся дядя Яша.
И только в ту минуту, когда мама хватает таз и подносит его к раковине, Саша приходит в себя.
— Мама! Мамочка! Пожалуйста, не надо! Пожа… — бормочет Саша. — Что ты сделала! Что ты сделала! — Он уже кричит.
Саша достает из раковины умывальника оторвавшуюся клешню краба и вторую — поменьше и плачет так, как не плакал уже давно-давно, а может, и никогда:
— Что ты наделала! Что ты… Я же просил тебя… Так просил, мамочка…
— Не реви! Лучше умойся! — говорит мама. — Черт знает что!
— Эка невидаль! — смеется дядя Яша. — Будь что ценное. Дюжина раков с пивком — понимаю. А то краб! Да еще чучело.
…Проходит час, другой, а Саша все лежит на диване, уткнувшись лицом в валик, уже не плачет, а только вздыхает и вздрагивает.
Случилось что-то непоправимое. Вряд ли он может объяснить себе самому что. Саша чувствует это, и потому ему совсем не стыдно — ни своих одиннадцати лет, ни того, что он мальчишка…
А мама с дядей Яшей, отобедав и выпив, чаевничают и о чем-то мирно беседуют.
8
— Ты чего ж это вчера?
Вера ждала Сашу у ворот в школу и совсем промерзла.
И вот он наконец появился, чуть ли не самым последним.
— Не мог я, — бурчит Саша.
— Побежим, а то звонок сейчас, — говорит Вера. И уже на ходу добавляет с сожалением: — А я вчера хотела тебе еще про море рассказать. Раньше совсем забыла. Как мы в Соколиную бухту ходили и костер там жгли, а папа…
— Не надо ничего про море, — вдруг произносит Саша и повторяет: — Не надо!
— Как — не надо? — Вера от удивления даже остановилась.
— Не хочу! — упрямо говорит Саша. — Не хочу больше!
9
Так было. И, возможно, продолжалось бы еще очень долго. И неизвестно, чем бы кончилось. Но в жизни часто случаются перемены, и хорошо, когда эти перемены — к лучшему. Вот и у Саши случилась такая перемена. Долгожданная перемена. И не сегодня…
10
А сегодня… Море плещется рядом с вокзалом. На пляже гуляют ребята и взрослые, а над морем кружатся чайки, и на рейде стоят суда. А над ними и над всем морем — это самое главное — светит солнце. Маленькое по сравнению с морем и большое, горячее, как само море. И неизвестно, что больше притягивает к себе людей — море или солнце. И море и солнце одинаково величественные, неповторимые, живые…
Дальний скорый еще не подошел к вокзалу приморского города, но Сашин отец все чаще посматривает на часы. Значит, вот-вот…
— А цветы ты зря отказался взять, — говорит он сыну.
Саша — длинный, вернее, долговязый, вровень с отцом и такой же загорелый — смущается и бормочет:
— Ну, это неудобно, пап! Как ты не понимаешь!
— Смотри-смотри, как знаешь! — соглашается отец.
Саша и без того растерян. Он терпеть не может встреч, проводов, всяких поздравлений и прочих торжественных вещей, когда не знаешь, как себя вести, куда девать руки, что говорить, и вообще единственное, о чем мечтаешь, чтобы все это скорее кончилось. Не хватает ему еще сейчас букета в руки!
Он ждет, волнуется, как ждут и волнуются сейчас на перроне все. Саша старается взять себя в руки. Быстрей бы уж приходил этот поезд! Ну что тут особенного — встретить знакомых!
Поезд медленно выплывает из-за поворота, а волнение, как назло, не проходит. Уже гудит весь перрон и кричат окна вагонов, и кто-то уже мчится вдоль длинного состава, вскакивает на подножки. И все это как в кино и как на самом деле.
И вот наконец:
— Саша! Кирилл Никанорыч!
Это кричит Вера из окна вагона.
Саша и спокойный до этой минуты подполковник в морской форме тоже начинают куда-то бежать, вскакивают на подножку и с трудом протискиваются в тамбур. Дальше все забито: пролезть немыслимо, и Вера уже кричит им через чужие головы из глубины коридора:
