— Не знаю. Может быть. Но я хочу, чтобы он был таким. Другим я его не представляю.
— А если он все-таки другой?
— Тогда… Нет, это невозможно. Я бы почувствовала.
…Послышался знакомый рокот — это возвращался самолет.
Над стартом взмыла ракета. На несколько секунд из темноты вырвались силуэты самолетов, машин, людей. По земле пробежали длинные косые тени и быстро слились вместе. Ракета, рассыпавшись, погасла, оставив в воздухе светлый дымок.
Вскоре мы получили боевую задачу. Сразу на старте все ожило, задвигалось. Заработали моторы, забегали зайчики фонариков.
Я приготовилась включить мотор, как вдруг кто-то громко позвал:
— Докутович! Галя!
— Здесь! — отозвалась Галя.
К самолету подошла Женя Руднева, штурман полка.
— Минуточку!
Она взобралась на крыло и обратилась сразу к нам обеим:
— Девочки, как вы посмотрите на то, чтобы вас разъединить на сегодня?
— Почему?
— Видишь ли, Галя, летчик Аня Высоцкая из второй эскадрильи просит дать ей более опытного штурмана.
— А у них разве своих нет? — спросила я.
Мне не хотелось отдавать Галю. Да еще в другую эскадрилью.
— Мы уже все прикинули: по-другому менять состав экипажей нельзя. Цель сложная, а у Высоцкой всего два боевых вылета.
— Ну что ж, если так… — сказала Галя и неохотно начала вылезать из кабины.
Женя спрыгнула с крыла и ждала ее у самолета.
— Я знаю, Галочка, что не обрадовала тебя. Но нужно. Прошу тебя, будь внимательна. Мне кажется, что Аня чувствует себя не совсем уверенно.
— Хорошо. Не волнуйся.
— Я почему-то боюсь за тебя… — вырвалось у Жени. — Как ты себя чувствуешь сегодня?
Она смотрела на Галю глазами, полными тревоги. Женя относилась к Гале с большой нежностью и уважением. Она знала, как ей бывает трудно, и все-таки верила в ее необыкновенную силу воли. Пожалуй, в полку она любила ее больше всех.
— Что ты, Женя! Все будет в порядке! — Галя тронула Женю за плечо и улыбнулась. Она уже повернулась, чтобы идти, когда Женя воскликнула:
— Постой, постой, я совсем забыла! Я и обрадовать тебя могу! — и протянула конверт.
Галя взглянула на письмо и спрятала его в планшет.
— Прочту, когда вернусь! — радостно сказала она и на прощание махнула рукой.
Усаживаясь в задней кабине, мой новый штурман удивленно воскликнула:
— Кукла! Какая чудесная! Чья она?
— Галя забыла. Беги скорей, отдай ей!
— Сейчас. — И она, взяв куклу, поспешила к старту, где стоял готовый к взлету самолет.
Через минуту она возвратилась.
— Опоздала! Уже улетела!
— Садись быстрей!
Приближалась наша очередь взлетать. Дежурный подал мне знак выруливать. В это время по взлетной дорожке, рассыпая снопы искр, бежал самолет. Там была Галя.
Самолет долго не хотел отрываться от земли. Но вот он, тяжело рыча, поднялся в воздух. Еще некоторое время были видны голубоватые огоньки выхлопов мотора. Потом ночная тьма поглотила его. Самолет улетел на запад. Туда, где стреляли зенитки, где в небо врезались ослепительно белые лучи прожекторов. Улетел, чтобы никогда больше не вернуться…
…Солнечный луч куда-то исчез. По-прежнему никто не спал. И кукла удивленно смотрела перед собой.
Хорошо бы уснуть…
Сентябрь
Пришел сентябрь. Мне двадцать один год.
В этот день льет дождь. Мокрые деревья, мокрые листья. Примятая трава.
За окном — подсолнух. Слегка качается на длинном стебле. Головка опущена и нервно подрагивает. Кажется, что подсолнух живой и кем-то обижен.
На тоненькой вишне блестит намокшая кора. Вишня клонится к забору и перебирает слабыми веточками, как руками. Будто хватается за воздух…
Я смотрю, как текут по оконному стеклу струйки воды. Ветер бросает капли в окно, и они дробно стучат, словно бегут наперегонки. И снова тихо.
Стукнулся о стекло большой черный жук. И он мокрый.
Посидел на подоконнике, подвигал рогами и свалился. Куда-то в траву. От ветра.
Грустно. Хочется всплакнуть. Просто так. Чуть-чуть. Потому что осень и беспомощно клонится к забору вишня…
Я прижимаюсь лбом к прохладному стеклу. Закрываю глаза. И думаю — ни о чем. Тоскливо-тоскливо на душе.
А дождь льет и льет. И дробно стучат в окно капли, стекая вниз прозрачными струйками. И полетов, наверное, не будет. Плохо.
Сами собой приходят стихи:
