– А-а, – протянул брат. – Ну, тогда хорошо. Ты звони мне, Сань, я теперь тоже вроде как взаперти...
Мы попрощались, и я поняла, что придется как-то решать вопрос с безопасностью брата: люди покойного Рамзеса могут все-таки попытаться спросить с него недостающую сумму.
Очень болело левое плечо, разбитое отдачей от приклада, я, как могла, массировала его левой же рукой, но боль не унималась, а, главное, там наливался прекрасный фиолетовый синяк – моя тонкая белая кожа не выдерживала таких «прикосновений». Придется изображать простуду и спать пару ночей в шелковой пижаме, иначе у Сашки уже будут не подозрения – факты моей причастности к делу. Н-да, сложная задача – конспирация.
Муж вернулся поздно, уставший и взвинченный. Я встретила его внизу, у порога, чем удивила – прежде за мной не водилось такой привычки. Но сегодня я должна была сделать все, чтобы удивить и отвлечь его – не готова была к разговорам. Однако Акела начал сам. Мы сидели в кухне, и он приканчивал ужин, а я пила зеленый чай с молоком.
– Слышала про племянника Бесо?
– Ну, в новостях что-то было, – вяло и без видимого интереса откликнулась я, навострив, однако, уши.
– Странно, да? Четыре трупа – и никаких следов, кроме отпечатка мужского ботинка в бензиновой луже, – Саша отправил в рот очередной кусочек мяса и посмотрел на меня.
– Ну и что? Могли сами и наследить. Говоришь же, что их четверо было – мало ли...
– Ну и то, дорогая. След не принадлежит ни одному из погибших.
– Ну и что?
– А то – спецзаказ, видимо, на ботиночки-то. Размер уж больно нестандартный – сорок восьмой аж, представь, какая лыжа? – Муж доел, отодвинул тарелку и потянулся к стакану с молоком.
– Ой, Саш, ну, что, не может быть людей с таким размером? У тебя самого сорок пятый.
– Но не сорок же восьмой, как у твоего Никиты.
Будь я более слабонервной – упала бы замертво... Вот это сюрприз... Я понятия не имела, что Сашка осведомлен даже о таких нюансах, как размер обуви моего охранника. А самое забавное, что это след не Никиты, а его брата – размер ноги у непохожих близнецов оказался все-таки одинаковым... Но надо играть до конца, пока уж совсем не прижмет.
– Я не знаю, какой у него размер обуви, мне как-то неинтересно. И это, кстати, совершенно не значит, что Никита там был. А знаешь, почему?
– Ну, просвети, – милостиво позволил супруг, и я отчетливо поняла – он все знает. Но все-таки попробовала доиграть:
– Мы полдня в кинотеатре проторчали. Неделя итальянского кино.
– И ты, разумеется, как страстная поклонница данного вида искусства, не смогла удержаться, – кивнул Сашка.
– Да, представь! – уже с вызовом ответила я.
– Хватит. Ты не смотришь кино даже по телевизору – и что же должно было случиться, чтобы ты в жару поехала в город, да еще на старые итальянские фильмы, о которых понятия не имеешь? Единственное, что я не знал о твоем Никите, так это то, что он умен настолько, что организует такое алиби. Поди-ка и билеты есть, да?
– Ну а как не быть, если мы в кино ходили? – продолжала упираться я, понимая, однако, что зря.
– Аля, может, хватит уже? Я ценю твои попытки вывернуться, но, когда тебя приперли к стене, честнее признать поражение.
– Меня там не было, – упорствовала я.
– Не было? Замечательно. Где винтовка, которую тебе подарил отец?
– Ка... какая винтовка, ты что?!
– В следующий раз репетируй удивление перед зеркалом, оно у тебя не очень натурально выходит. – Голос Саши был негромким, но мне казалось, что он орет. Это же надо – так глупо попасться... – Так где винтовка?
– Нет никакой винтовки.
– Прекрасно. Раздевайся.
– Что?!
– Ты слышала. Раздевайся.
– Сдурел?! В кухне?!
– В кухне. Мы тут одни.
Ну, все – сейчас ему станет окончательно понятно, кто уложил Рамзеса с подручными. И как бы мне тут не лечь, в кухне...
– Саша...
– Я не буду больше повторять. Встань и сними халат.
Что мне оставалось? Только подчиниться. Акела неторопливо приблизился ко мне, развернул к свету и внимательно осмотрел фингал на левом плече.
– Для человека после такой тяжелой травмы ты удивительно быстро восстановилась и даже обрела хорошую форму. Но я, кажется, запретил тебе прикасаться к оружию – нет?
– Да.
– Ну, и по какой причине ты ослушалась?
– Не разговаривай со мной в таком тоне! – возмутилась я, но Сашка перебил:
– Ты бы радовалась, что я вообще разговариваю! Потому что ты – единственный человек на свете, с которым я
Давно я не слышала таких слов от мужа. Признаться, у меня подгибались коленки от его ровного тона и тихого голоса – это было настолько ужасно, что хотелось убежать.
– Я не могу сказать тебе...
– А не надо. Одевайся. Я сам скажу.
Он вернулся за стол, отхлебнул молоко и жестом велел мне сесть. Я устроилась на краешке стула, как будто собиралась бежать при малейшей опасности.
– Твой придурок-брат связался с наркотиками и толкал их через свой клуб. Пару раз ухитрился обжулить поставщика – совсем чуть-чуть, но все же. Как только запахло жареным, кинулся к тебе – ну, а куда еще? Кто готов пожертвовать своей головой, чтобы спасти его задницу? Правильно, только сестренка Саша – она же у нас женщина-терминатор, у нее сто жизней, – я хотела было возразить, но он предвосхитил мой вопль поднятием пальца. – Я говорю сейчас, а ты только слушаешь. Единственное, чего я не понимаю в этой истории, так это кто стрелял в Семена. Это единственное, что я так и не смог выяснить. Но что-то внутри подсказывает мне, что это ты.
– Я?!
– Я же сказал – я говорю, а ты слушаешь. Когда закончу, поинтересуюсь твоей точкой зрения. И если это была ты, то все укладывается в простую и очень интересную схему. Ты спровоцировала Семена на просьбу о помощи, а потом спровоцировала его поставщиков на контакт. И быстро убрала всех. И если это так, как я думаю, то тебе нужно срочно отсюда уезжать.
– Почему?
– Потому что те, кто знает тебя, могут запросто сложить разбросанные кубики, как сделал я, и понять, кто именно убрал часть бригады Рамзеса.
– А теперь произнеси это имя еще раз и подумай, с чем еще был связан этот человек. Вот возьми и скажи – Рамзес Мцеберишвили. – Я взяла пачку сигарет и закурила, наблюдая за тем, как вдруг помрачнело лицо Акелы. – Ну, как?
– Еще хуже, чем было за пять минут до этого. Тебе нужно уезжать немедленно.
– Куда я поеду, ты что?! Я вас не оставлю.
– Почему ты всегда споришь, Аля? – устало проговорил муж, отбирая у меня сигарету. – Ты ничем нам не поможешь, только сделаешь хуже – мы будем вынуждены беспокоиться еще и о тебе, вместо того чтобы заниматься делами.