Кришнамурти Джидду
Дискуссии в Лондоне 1965 год
1
Как мы поступим с подобным собранием? Будем ли мы дискутировать или вы предпочитаете задавать вопросы? Или вы хотите, чтобы я немного поговорил, а потом заняться обсуждением?
В самом деле, побывав практически во всем мире, я ощущаю, что в каждом человеке должен происходить громадный внутренний переворот, и не просто идеологическая революция или обычная интеллектуальная смена понятий и доктрин. Я чувствую, что мы приближаемся к тупику интеллектуально, эмоционально и чувственно. В этом направлении нет никакого будущего. Интеллектуально каждый чувствует абсолютную безнадежность бесполезной жизни, которую он ведет, жизни, не имеющей какого бы то ни было смысла, а чувственно, эмоционально она очень поверхностна, пуста. Не важно вообще, будете ли вы чувствительным, благочестивым или примиритесь с религиозными взглядами, богами и идолами, культами и ритуалами, – все это не имеет абсолютно никакого значения.
Что же делать человеку? Большинство людей мыслящих отбрасывает религиозные верования, догмы, богов, ритуалы, – весь этот цирк, существующий под названием религии. А когда он отбрасывает все эти вещи, он ощущает себя страшно пустым, одиноким и отчаявшимся. Он готов совершить самоубийство или присоединиться к какому-либо мистическому союзу или создать что-либо свое. Если он отвергает буквально все, – как он и должен сделать, – свои взгляды, понятия, планы, идеи, надежды и целый ряд подобных вещей, за которые мы цепляемся в нашей повседневной жизни, – и, если возможно, отвергнуть все это умственно, а не в качестве реакции, и не присоединяться к какой-либо определенной политической или религиозной партии, или идее, или действию, то что же он? Я не знаю, ощущаете ли вы нечто подобное. И если это так, и человек ощущает это, не пытаясь при этом утопиться, разве есть нечто большее? После всего это то, что мы пытаемся найти, не так ли? Не принятие нового авторитета, какое-либо личное исцеление и все такое, – что так незрело.
Когда человек приходит к такому состоянию, разве есть что-либо еще, что не является надуманным, что не есть воображение, мечта, повышенная чувствительность? Все это чрезвычайно просто объяснить, понять и осуществить. Если человек совершенно серьезен, как он будет действовать дальше? Это я хотел бы обсудить. Я не знаю, хотите ли вы это обсудить.
Весьма очевидные вещи, с которыми, я думаю, каждый может столкнуться, – как война, ужасный голод на Востоке, бедность, громадная техническая революция, имеющая место в настоящее время, электронный мозг и автоматизация, дающие огромный досуг человеку. Не сейчас, но, вероятно, лет через 30 или 20 человек получит огромное количество свободного времени. Он будет освобожден от работы, от непрекращающегося тяжелого труда. И что же тогда произойдет?
Если человек действительно серьезен, то что он должен делать? Я понимаю под этим словом не определенную серьезность, осуществленную желанием, но серьезность, которая приходит естественно. Когда человек видит поверхностное стремление людей, все что происходит в мире и в нас самих, он неизбежно придет, я полагаю, к определенной степени серьезности. А если человек серьезен в этом смысле, – а он должен быть таковым после всех этих лет дискуссий, разговоров, внимания, борьбы с жизнью, – он должен, естественно, я полагаю, прийти к определенным отрицаниям, определенному отказу от тех вещей, которые были навязаны человеку его собственным честолюбием, алчностью и прочим, а также обществом, которое он создал. Когда он отринет все это, он станет весьма серьезным. Под серьезностью я понимаю не присоединение к различным группам медитации или школам йоги и т. п. поведению.
Если человек действительно серьезен, что же имеет место в действительности? Я полагаю, имело бы смысл обсудить это, вникнуть в это во время этих шести встреч. Потому что мы можем бесконечно продолжать пахать и никогда не посеять; и большинство из нас, боюсь, поступает так: продолжают пахать, не зная, как сеять, не имея способности развиваться умственно дальше, после вспашки.
Вопрос: Кришнамурти, вы говорите о подготовке и посеве. Положение таково, что мы не знаем, что сеять. Мы достигли состояния, где не знаем, что делать?
К.: Леди говорит, что мы не знаем, что делать. Мы думаем, что вспахали, но после всего этого не знаем как сеять или что делать.
В.: Очень легко ДЕЛАТЬ, но не так просто иметь способность БЫТЬ.
К.: Леди говорит, что вопрос в БЫТИИ, а не во вспашке или посеве: но мы не знаем, как БЫТЬ.
В.: Что ВЫ понимаете под «посевом», Кришнаджи?
К.: Это просто сравнение. Не углубляйтесь в сравнение до конца. Для меня посев и вспашка в действительности подобны углублению в себя. И сама вспашка, если забраться очень глубоко внутрь себя, уже есть посев. Они не являются двумя различными вещами. Поэтому мы не сможем продолжать с этим сравнением.
После всех этих лет борьбы, печали, поисков, присоединения к той или иной группе, поисков Учителей, поисков чего-то таинственного, попыток найти что-то постоянное, какую-то надежду, нечто, называемое вечным, вневременным и т. д. и т. п., мы должны выяснить, можем ли мы отбросить их. Мы играли со всем этим, стремились к ним, боролись за них, шли за ними, примыкали к Коммунстической и Социалистической партиям, или вели весьма-весьма простую жизнь, как это делают в Индии – с набедренной повязкой и одной трапезой в день, полагая, что это религиозная жизнь и сидя на берегу, бесконечно медитируя. Мы играли со всем этим. Может быть вы непосредственно не совершали всего этого, но вы наблюдали это, а если человек пронаблюдал это разумом, без реакций, он отвергает все это. Существуют различные школы, где вас научат, как быть бдительным, как тренироваться: и это вы тоже проследили. Вы видели, к чему привел коммунизм. И если человек осознает все это, он жаждет мира, он жаждет достичь определенного состояния ума без бесконечного самообмана. Я уверен, вы все это проделали. Если нет – надо начинать все сначала, с необусловленности ума, как освободить его от обусловленности, возможно ли это, возможно ли вообще быть свободным от страха, отчаяния, беспокойства, жадности, зависти, стремления к власти, положению, престижу, – всех этих вещей.
В.: Сейчас есть много молодых людей, объехавших весь свет, чувствующих, что они чего-то достигли. Они не входят ни в какое общество. Что вы скажете о них?
К.: Оставьте других в покое. Если человек проделал все это сам: примкнул к Коммунистической партии – вышел из нее; отправился в монастырь на месяц или два, увидел всю его деятельность, – оставил его; читал все умные книги и т. д. и т. п.; если он проделал хотя бы часть всего этого или, по крайней мере, прочувствовал свой путь через все это, не обязательно присоединяясь к ним, – то что же тогда? Разве мы надеемся, что другие нам скажут, как быть?
Очевидно, нет. Очевидно, если вы прошли через все это, вы отбросите все авторитеты в смысле Закона. Затем, что же вам остается делать? Вы не можете надеяться на другого, у вас нет веры в другого. У вас есть только вы сами – вы сами в отношении к обществу. Или даже вы есть общество. Потому что вы человек, человек, живший два миллиона лет, творя этот ужасающий мир. Вы есть именно это общество, которое вы создали. Принимая это, что же должен делать человек? Нет авторитета вне его, который сказал бы ему, что делать. Любая надежда, дюбое отчаяние – часть его самого. Он либо творит в надежде на великие дела, великие изобретения и Утопии и богов и тому подобные вещи, либо, в отчаянии, присоединяется к какому-нибудь маленькому болтливому обществу, или топится в озере. Если же он не проделает НИЧЕГО подобного, что ОЧЕНЬ трудно, вероятно, он не достиг еще состояния, в котором человек отвергает все полностью, без цинизма, без горечи, без отчаяния. Это может быть настоящим затруднением каждого из вас, настоящий вопрос. Невозможно достичь этого состояния без всякого искажения, без всякой реакции. Это требует огромной дисциплины в себе, огромного внимания, бдительности, а человек может не желать всего этого.
Итак, ЕСЛИ он достиг этого состояния, где нет искажений, если это вообще возможно, где ум может функционировать очень ясно, не частями, но в целом, – если он достиг этого с энергией, с жизненностью,
