прагматику– учение об отношении знаков к их интерпретаторам, то есть к тем, кто пользуется знаковыми системами. Прагматика, таким образом, изучает поведение знаков в реальных процессах коммуникации».[823] К тому времени лингвистика занималась синтактикой и семантикой и очень мало обращалась к прагматике. В МФЯ же три данные области по сути не разграничиваются: знаки должны изучаться только в отношении к интерпретаторам, поскольку вне говорящего и слушающего они не существуют, а их изолированное рассмотрение искажает реальность. То есть всякое адекватное изучение языка прагматично.
Теория речевых актов возникла независимо от прагматики. Она «сложилась лишь в рамках лингвистической философии под влиянием идей Л. Витгенштейна о множественности назначений языка и их неотделимости от форм жизни… Основы теории речевых актов были заложены английским философом Дж. Остином (лекции, 1955; посмертно опубликованы в книге „How to do things with words“, 1962)».[824] Основной труд Остина есть и в русском переводе.[825] Здесь же в числе предшественников теории Н. Д. Арутюнова правомерно называет М. М. Бахтина, а в библиографии упомянуто первое издание РЖ; особо упомянуты идеи Бахтина о роли интонации в процессе общения.
Далее Н. Д. Арутюнова пишет: «В речевом акте участвуют говорящий и адресат, выступающие как носители определенных, согласованных между собой социальных ролей, или функций. Участники речевого акта обладают фондом общих речевых навыков (речевой компетенцией), знаний и представлений о мире. В состав речевого акта входит обстановка речи и тот фрагмент действительности, которого касается его содержания».[826] Во время речевого акта происходят соотнесение высказывания с действительностью, придание ему целенаправленности, воздействие на адресата. Безусловно, все эти вопросы затрагивались в МФЯ и в саранских текстах. В МФЯ, однако, вопросы речевых навыков и речевой компетенции (лучше всего изученные в тогдашней науке) подвергались дискредитации (в Саранске Бахтин и им нашел место в теории). Зато «общие знания и представления о!мире» («социальный кругозор») именно в волошиновском цикле были впервые поставлены в центр внимания.
В рамках теории речевых актов изучаются, в частности, ситуации, когда слово одновременно является делом (клятва, обьявление войны или мира, вынесение приговора и т. д.). На эти ситуации обращал внимание еще А. Гардинер,[827] также бывший одним из предшественников теории речевых актов. Выше мы приводили высказывание К. Брандиста о Гардинере как связующем звене между МФЯ и теорией речевых актов; впрочем, он упоминает и критическое отношение к книге Гардинера со стороны Дж. Остина.[828] Множество речевых актов образует дискурс. Это одно из основных понятий данной теории, дискурсы также активно изучают.
«При классификации речевых актов учитывается иллокутивная цель, психологическое состояние говорящего, направление отношений между пропозициональным содержанием речевого акта и положением дел в мире, отношение к интересам говорящего и адресата и др.».[829] Под иллокутивной целью (термин Остина) имеется в виду коммуникативная цель в ходе произнесения высказывания. Опять-таки перечислены вопросы, ставившиеся в МФЯ, исключая вопрос о психологическом состоянии говорящего во время диалога; этот вопрос, очень значимый в концепции диалога Л. П. Якубинского, выводился за рамки теории в МФЯ.
Прагматика, имея иные истоки, идя не от лингвистической философии, а от семиотики, пришла к изучению примерно того же круга вопросов, что и теория речевых актов. Различие между ними связано скорее с определенными традициями, например, превращение слова в дело принято изучать в рамках теории речевых актов, а пресуппозиции – в прагматике. Как указывают Н. Д. Арутюнова и Е. В. Падучева, речевой акт – «центральное для прагматики понятие».[830] Далее они пишут: «Взаимодействие речевого акта и контекста составляет основной стержень прагматических исследований, а формулирование правил этого взаимодействия – ее главную задачу».[831] Но обязательность учета «идеологического» контекста – опять же одно из главных требований к науке о языке, содержащихся в МФЯ. И тут современная наука развивается в соответствии с тем, что, пусть в декларативной форме, содержится в этой книге, опубликованной еще тогда, когда не существовало даже термина «прагматика».
В состав прагматики входят и такие сферы, как пресуппозиции, «модальные рамки» и правила социального взаимодействия между говорящим, слушающим и «героями» высказывания (так называемые вежливость и/или этикет). Выше уже говорилось о том, что вводимое в «Слове жизни и слове в поэзии» и присутствующее в МФЯ понятие «социального кругозора» близко к понятию пресуппозиции. С понятием пресуппозиции тесно связано понятие истинности и ложности высказывания, где некоторые исследователи прямо учитывают идеи Бахтина: А. В. Гладкий пишет, что об истинности или ложности предложения можно говорить только «если мыслить наше предложение как целое сообщение, или высказывание в смысле М. М. Бахтина».[832] Бахтин, правда, призывал в РЖ не смешивать «предложение» и «высказывание», даже если их границы совпадают. Вопросы правил вежливости или этикета (рассмотренные в Экскурсе 3), затронутые в «Слове в жизни и слове в поэзии», одной из статей в «Литературной учебе» и позже в РЖ, также решаются в современной науке с помощью обращения к прагматике.
И семантика впервые стала полноценным объектом лингвистических исследований лишь вместе с изучением прагматики и / или теории речевых актов. Показательно, что в нашей стране ведущая семантическая школа, связанная с именами Н.Д. Арутюновой, Е. В. Па-дучевой и их учеников, одновременно является и школой прагматики и теории речевых актов. До того семантика была ограничена, как правило, лишь семантикой отдельных грамматических категорий и семантикой отдельных слов и их групп. При этом далеко не вся лексика поддавалась «абстрактно-объективистскому» анализу, причем хуже всего дело обстояло как раз с самыми употребительными и, казалось бы, простыми словами. На это еще в 40—50-е гг. обращали внимание исследователи (М. Н. Петерсон, А. И. Смирницкий). Еще хуже дело обстояло с семантикой предложения, не поддававшейся строгому анализу. Все это, как мы помним, констатируется в МФЯ, а позже в РЖ.
С 60—70-х гг. ситуация изменилась. «Прагматизация значения имела далеко идущие последствия: значение высказывания стало считаться неотделимым от прагматической ситуации, а значение многих слов начали определять через указание на коммуникативные цели речевого акта. Значение слова стало рассматриваться в связи с коммуникативной направленностью речевого акта, то есть как орудие, посредством которого мы совершаем действие. Этот подход нашел отражение в определении значения оценочных слов».[833] Это также совпадает с идеями МФЯ, причем там особое внимание обращается на выражение оценки в речевом акте.
Естественно, я не могу подробно останавливаться на всей совокупности исследований в области теории речевых актов и прагматики, которые и сейчас активно ведутся во многих странах, включая Россию. Исследователи в этой области не так часто вспоминают саранский и тем более волошиновский цикл. Однако о Бахтине и/или Волошинове как предшественнике (предшественниках) прат матики говорили уже не раз, начиная с Ц. Тодорова. Но так или иначе, деятельность этих исследователей показывает, что пионерские идеи Волошинова и Бахтина, высказанные слишком рано, сейчас актуальнее, чем в 20-е и даже в 50-е гг.
VII.3. Современная западная социолингвистика
Наряду с учеными, чьи идеи как-то перекликаются с МФЯ или другими работами Бахтина и его круга при отсутствии какого-либо прямого влияния, сейчас уже немало исследователей за рубежом непосредственно руководствуются концепцией этих работ. После издания МФЯ на английском языке, а затем и на ряде других языков началось активное использование идей этой книги во многих странах. Сейчас переведены и известны практически все изданные в России тексты Бахтина, включая «спорные», в том числе лингвистические. Один из последних переводов – совсем недавнее издание по-английски материалов из личного дела Волошинова в ИЛЯЗВ.[834] Конечно, эти тексты исследуются и берутся на вооружение не только лингвистами, но и лингвисты составляют немалую долю последователей и почитателей Бахтина и / или Воло-шинова (как выше отмечалось, вопрос об авторстве спорных работ решается очень по-разному). Безусловно, наличие или отсутствие интереса к этим трудам зависит от тематики исследований и от принятой методологии. Скажем, для исследователей грамматической
