за Японию, за императора. В тех отрядах, где это было возможным, непременным атрибутом камикадзэ был самурайский меч. Камикадзэ повязывали голову белыми повязками хатимаки, точно такими, которыми обвязывались перед боем самураи.
Японская военщина была уверена в том, что кодекс бусидо достаточно хорошо удобрил почву для внедрения в сознание японской молодежи идеи самопожертвования и что трудностей с поиском добровольцев не будет. Нужно сказать, что такая уверенность военных получила подтверждение на практике. Японские юноши слетались в отряды камикадзэ, как бабочки на огонь.
К. Симонов, посетивший Японию в 1946 г., провел несколько бесед с бывшими камикадзэ, стараясь понять мотивы поведения этих людей, в большинстве своем добровольно решившихся пожертвовать собой. Многие камикадзэ, установил К. Симонов, считалп, что их поведение диктовалось не покорностью судьбе, а верой в идеалы, интересами служения государству [155, с. 224].
В письмах к родным и близким молодые люди, которых ожидала неминуемая смерть, с восторгом сообщали о своем намерении отдать жизнь за Японию, за императора. Так, двадцатилетний мичман Тэруо Ямагути писал родителям: «Не плачьте по мне. Хотя тело мое превратится в прах, мой дух вернется в родные края, и я навсегда останусь с вами, моими друзьями и соседями. Я молюсь за ваше счастье». Другой камикадзэ, двадцатидвухлетний мичман Итиро Хаяси, в письме утешал свою мать: «Дорогая мама, пожалуйста, не тоскуй по мне. Какое счастье погибнуть в бою! Мне посчастливилось получить возможность умереть за Японию… До свидания, дорогая. Проси Небо принять меня к себе. Я буду очень опечален, если Небо отвернется от меня. Молись за меня, мама!» [201, с. 204-205].
В целом в отрядах камикадзэ царил националистический угар. Молодые люди с самурайскими повязками на головах, не раздумывая, шли на смерть. Четко выполнивших задание, т. е. нанесших урон врагу, всячески прославляли, причисляли к божествам. Погибшие становились примером, им старались подражать, создавался культ погибших – повсюду красовались их портреты.
Дух бусидо, воплощенный в театрализованной процедуре харакири, в массовом самопожертвовании, и сейчас, пусть не всегда в открытую, продолжает культивироваться в некоторых кругах современной Японии.
Глава III. Дзэн в жизни японца
Обычно слово «дзэн» ассоциируется у нас с дзэн-буддизмом. Но к трем основным сектам дзэн-буддизма в Японии – Сото, Риндзай, Обаку принадлежит примерно 10% населения страны. Влияние же мировоззрения дзэн распространяется на значительную часть японцев.
В структуре дзэн нужно видеть и религиозную основу, и философию жизни, и социально- психологические наслоения, связанные с различными сторонами жизнедеятельности людей. В последнем случае следует говорить о доктрине дзэн как образе жизни японцев. Религиозные идеи иногда отступают на задний план, уступая место определенным стереотипам поведения и мышления.
Современная доктрина дзэн, пронизавшая многие стороны японской действительности, имеет лишь отдаленное сходство с классическим буддизмом. Само же содержание, сущность дзэн – порождение японской цивилизации. Идеи дзэн так глубоко вошли в привычки и чувства японского народа, что присутствие их не осознается, а принимается как само собой разумеющееся. В послевоенное время учение дзэн близко соприкоснулось с социологией, психиатрией, прикладной психологией.
1. О сущности дзэн
Японское слово дзэн восходит к санскритскому дхьана (самоуглубление, медитация, сосредоточение), транскрибированному на китайский язык как чань и впоследствии принявшему свою форму дзэн в соответствии с фонетическими законами японского, языка. Считается, что буддийское течение чань было основано в Китае двадцать восьмым патриархом Бодхидхармой, прибывшим в 520 г. в Кантон. В работах некоторых исследователей буддизма опровергается связь этого течения в Китае с Бодхидхармой. В них утверждается, что этот патриарх жил не ранее IX в., когда чань в Китае уже пустил глубокие корни, включая в себя догматы буддизма и даосизма.
Японцы утверждают, что дзэн является подлинно японской разновидностью буддизма. И в этом нельзя с пими не согласиться. Несмотря на то что направление дзэн-буддизма было заимствовано, китайского, или классически буддийского, в нем осталось очень мало. Содержательная часть дзэн поистине японская.
Распространение дзэн-буддизма в Японии связано с деятельностью двух лиц – это Эйсай и Догэн. Первый начал свою религиозную деятельность в монастыре на склонах горной вершины Хиэй. Он дважды ездил в Китай для самосовершенствования и в 1191 г. вернулся оттуда с титулом «наставника дзэн», возглавив школу Риндзай. Данный титул укрепил его авторитет, и это позволило ему начать интенсивное внедрение дзэн среди различных слоев населения. Именно в этот период Эйсай вместе с ритуалами тренировки вводит в качестве неотъемлемого элемента дзэн процедуру чаепития. Доктрину школы Риндзай без колебаний принимают и верхи и низы. Эта доктрина входит как идейная опора в мировоззрение оформившегося к тому времени самурайского сословия.
Основой школы Риндзай является доктрина внезапного озарения – сатори. Чтобы достичь такового, наставники вводят систему различных стимулов, среди которых особое место занимают коаны.
Коан – китайское гунъань – официальный документ в системе китайской бюрократии. В дзэн это слово стало обозначать специфические вопросы-загадки, которые ставил наставник своему ученику, например: «На кого ты был похож до своего рождения?» Считалось, что если ученик усиленно сосредоточится, искренне стараясь разгадать внутренний смысл вопроса, то он сумеет найти решение. Однако для этого ему необходимо отступить от формально-логического мышления и перейти к подсознательно-ассоциативному. Именно в процессе такого перехода, утверждали наставники школы Риндзай, может произойти озарение – внезапное постижение смысла бытия.
В самой процедуре, в достижении озарения, скрывалось какое-то неуловимое явление, которое не могли определить и сами наставники. При этом далеко не каждый, кто искренне стремился к озарению, достигал его. Наставники дзэн не могли дать своим ученикам какой-то определенной методики, хотя с самого начала многие искали ее. Так было и с Догэном. Сначала он, как и Эйсай, осуществлял свое наставничество в монастыре у вершины Хиэй. После смерти Эйсая Догэн совершил поездку в Китай, где встретился с наставником Жу-Цзинь, который научил его новым приемам.
Система коанов была отвергнута. Догэн считал, что коаны, прямо ориентирующие на достижение озарения, ведут к культивированию эгоизма. Догэн – основатель школы Сото – предложил новую процедуру, которая получила название дзадзэн, т. е. практика дзэн в положении сидя. Он доказывал, что одно лишь спокойное сидение без каких-либо размышлений и специально поставленных целей, сидение, уводящее от всех мирских забот и моральных треволнений, постепенно подводит к достижению этого особого состояния, названного по-японски сатори. Это слово означает душевное спокойствие, равновесие, ощущение небытия, «внутреннее просветление».
В отличие от учения Эйсай, цель которого состояла в достижении озарения, Догэн свою доктрину связывал с образом жизни японца, его трудом, повседневными занятиями. В монастырях, где он внедрял свой метод, монахи включались в трудовой процесс, их жизнь была заполнена житейскими заботами, весь день тщательно планировался.
Процветание дзэн в Японии начинается с XIV – XV вв., когда его идеи стали пользоваться покровительством сегунов. Сначала эти идеи накладывают печать на политику, потом постепенно охватывают всю японскую действительность. На основе дзэн культивируется чайная церемония, складывается методика аранжировки цветов, формируется садово-парковое искусство. Дзэн дает толчок
