карты, нет ли колоды?
— Ну дай ему девятку пик, — посоветовал он.
Перейдя улицу, он вдруг окликнул меня и перебежал ее обратно:
— Ты не обижайся. Как только решится — я все расскажу.
Вернувшись в ГУСМП я попал в водоворот.
Прежде всего увидел летчика Черевичного, штурмана Аккуратова, бортмеханика Шекурова — весь экипаж «Н-169». Они шли на склад получать обмундирование.
— Летим с нами? — предложил Валентин Аккуратов.
— Собирался, да раздумал. Далеко будете садиться?
— Далеко не разрешают. 80о-81о. Там, Бог даст, сядем. Дня два — три просидим. и обратно. Пойдем с нами на склад.
Пошел и расстроился. Люди примеряют малицы, унты, и у меня засосало. Хочется!!
Ушел. Встретил Якова Либина — начальника научной ледяной группы. Когда-то, еще в бытность нашу на острове Рудольфа (он был тогда начальником острова), он развивал мне идею такого научного прыжка и просил даже у Шмидта самолет на такой случай. В 1939 году он должен был идти во главе смены седовцам, которую предполагалось забросить на самолетах. Тогда все уже было готово, изготовлены специальные легкие приборы, снаряжение. Однако, седовцы под нажимом Папанина изъявили желание самим продолжить дрейф, и полет не состоялся. Сейчас он все же летит.
Он рассказал мне о плане потела, коротенько о задачах:
— Вообще все это буднично по нынешним временам. Начиная от Амдермы будем делать вертикальные разрезы. Скажем, от Амдермы до Рудольфа. И так всю дорогу будем идти зигзагами. Знаете, как пьяный идет по улице. Ну, а в конце, если условия будут подходящими, сядем.
— Много научных лиц?
— Я, гидролог, астроном-магнитолог.
— Если сядете, что будете делать?
— Наблюдения за структурой льда, промеры глубины, полная гидрологическая станция, метео- наблюдения, астро-пункт, магнитные наблюдения.
— Аппаратура та, которую готовили к «Седову»?
— Да.
Зашел разговор о земле Санникова. Аккуратов сообщил, что во время одного из полетов (кажется, в прошлом году) они видели к северу от Новосибирских островов, милях в полутораста, кучевую облачность.
— Откуда ей там взяться? Ясно, оторвалась от гористой земли. Думаю, что она там, все-таки, есть, хотя Бадигин и прошел поперек этого места.
— Это ничего не значит, — сказал я. — Санникову показалось, что земля близко, а на самом деле он мог видеть ее рефракционное изображение. В 1935 году мы видели остров Виктории за несколько десятков миль со льда. Коккинаки видел Ла-Фонтенские острова за 200 миль и испугался, что сбился с курса.
— Это верно, — отвечал Аккуратов, — мы однажды наблюдали рефракцию за 200 миль.
Договорившись с народом о статьях, я снова зашел в ГУСМП. В коридоре попался мне проф. Вениамин Григорьевич Бочаров, с которым мы вместе плавали на «Садко» в 1935 году.
— Здравствуй, Лазарь. Есть дело: пойдем с нами нынче на «Садко». Очень интересно.
— А куда?
— От мыса Молотова напрямик к острову Врангеля. Ты, кажется, болен эти маршрутом?
— То, что мы, мудаки, должны были проделать в 1935 году!
— Ну тогда нельзя было. Мы ведь достигли мыса Молотова в сентябре. И так еле ноги убрали.
— Ну, что же, если ничего интересного не будет — пойдем. Знаешь, Веня, мне еще очень хочется пройти по прямой от Рудольфа до мыса Молотова. По-моему, там, севернее о. Ушакова, где мы колбасились в тумане, есть еще настоящая солидная землица.
— Думаю, что так. Тогда на «Садко» все показывало близость большой Земли: и грунт, и глубины, и общий рельеф дна, и айсберги на мели (помнишь их?), и планктон. Но там только пешком можно ходить.
— Ну что же, в выходной сходим.
Оттуда зашел к Белоусову. Его сейчас назначили начальником морского управления, а создали оное по прямому указанию ЦК. Сидит, матерится:
— Бумаг, бумаг!! Не успеваю расхлебывать.
Посоветовался я с ним насчет полета.
— Не советую. Это для более молодого. Не в смысле возраста, а положения. Заезжай ко мне, будет один дальневосточник. А?
Заехал. У него сидел бывший его помполит на «Свердлове» Николай Дмитриевич Тимофеев. Сейчас он работает в ИМЭЛ по Марксу. Бойцы вспоминали минувшие дни за блинами (Масленица!) и водкой. Белоусов, между прочим, рассказал, что сейчас в Ленинграде находится при смерти Воронин. Последнее время он командовал «Леваневским». Корабль находился вблизи Ханки. 9 или 13 февраля старик заболел (у него давняя беда с почками, перед плаванием он 8 месяцев лежал в больнице). Командование округа и Балтфлота начало бомбардировать ГУСМП телеграммами. Самолеты послать было нельзя: туман сплошной. Финский залив был забит непосильным для «Леваневского» льдом. Папанин позвонил наркому флота Дукельскому и попросил послать за Ворониным «Ермака».
— Не могу. «Ермак» занят проводкой немецких судов.
Тогда Папанин позвонил Микояну.
— Немедленно бросить суда и идти за Ворониным, — приказал Микоян.
Тем временем, Вл. Ивановича свезли на берег. Покуда «Ермак» пробивался во льдах, Папанин договорился с наркоминделом (Лозовским). Тот с финляндским правительством — и Воронина специальным поездом 22 февраля привезли в Ленинград.
Он все время без сознания. На консилиум послали из Москвы несколько профессоров. Операцию все же пока решили не делать. Все тревожно ждут.
— Жизнь человека! — философски рассуждает Белоусов — Забавная это штука. Вот, например, на севере: чем бы важным, сверхважным не был занят ледокол или самолет — случись что-нибудь с кем- нибудь, самым паршивцем, и мы все бросаем и мчимся туда.
Тимофеев рассказал, что сейчас готовится к изданию полное собрание сочинений т. Сталина. Принесли ему, между прочим, перевод его брошюры «Вскользь о партийных разногласиях», написанной в 1904 (или в 1905) году. Она была тогда отпечатана в Авлабарской подпольной типографии и с той поры не переиздавалась. т. Сталин прочел и сказал:
— А почему ее понадобилось вновь переводить на русский? Она уже была однажды переведена и не хуже.
И впрямь, тогда брошюра вышла на русском, грузинском и армянском языках. Сейчас, очевидно, решили взять за основу грузинский и просчитались.
В числе прочего, Тимофеев рассказал о работе т. Сталина над «Историей гражданской воды» (том 1). Тимофееву попал в руки экземпляр рукописи с правкой т. Сталина. Начать с того, что на обложке были выведены только три буквы «И.Г.В.» вместо заглавия. т. Сталин обвел эти буквы карандашом и надписал «Что это значит?» По всей рукописи рассыпаны фактические и стилистические указания т. Сталина.
Когда вышел первый том «Истории дипломатии», т. Сталин позвонил Потемкину (наркому и редактору издания) и сказал:
— Прочел первый том. Передайте спасибо товарищам, которые над ним работали.
Потемкин немедленно созвал всех авторов и редакторов и передал им слова Сталина.
9 марта
5 марта Черевичный улетел. Я был на аэродроме, пожелал ему счастливого пути. Подошел там ко мне Папанин, отвел в сторону:
— Много не пишите. Дайте только, что вылетели.
Встретил там Жукова — штурмана. Тоже готовился к отлету (вылетел сегодня) с Котовым и Камразе. Сообщил, что будет разведывать в Карском море, на северо-востоке.
