бизнесменами, – говорил он. – Знаю разные форматы встреч. И уверяю: эта к “пиару” не имела никакого отношения». Карачинский тогда полагал, что Путин «стремится, как мне кажется, к чему-то более современному, к модернизации страны. К тому, чтобы опираться на ученых, использовать человеческий ресурс. Стремится к величию, но основанному не на силе, а на интеллекте, экономике». Не забыл он и Германа Грефа, который вместе с сотрудниками Центра стратегических разработок обращался тогда «к практикам, говоря: мы ищем точки прорыва. Я и мои коллеги тогда обрисовали ему перспективы IT как одной из таких точек. Герман страшно заинтересовался, уделил этой проблеме много внимания в своей стратегической программе, рассказывал о перспективах информационных технологий в России Путину»[163].
Зря, наверное, Карачинский с коллегами указывали Грефу на точки прорыва: в суете встреч в верхах, прошедших в последующие годы, идею создания органа, отвечающего за отрасль, тихо похоронили. А в 2006 году, когда на заседании Совета по конкурентоспособности министры и представители бизнеса обсуждали подготовленный МЭРТ пакет мер по поддержке промышленных экспортеров, «Герман тотчас запретендовал на создание спецведомства, ответственного за промэкспорт, или хотя бы департамента». «Создание департамента не решит вопроса», – пресек его премьер Михаил Фрадков, пояснивший, что «в 40 странах несметное количество людей сидит и ничего не делает! Их загружать нужно».
«В повисшей тишине, – писал журнал “Профиль”, – раздался робкий голос Анатолия Карачинского, президента группы компаний ИБС. Он пытался выяснить, определилось ли в конце концов правительство с тем, какие отрасли экономики поддерживать.
– Наша отрасль растет на 50 % в год. Она достойна поддержки. Нам деньги нужны на инфраструктурные проекты. А то у нас надежда образовалась, мы варежку разинули, а теперь…
– Ну что вы все плачете? – нашел наконец на ком отыграться Герман Греф. – Что вам нужно? Растете на 50 % в год и все никак не остановитесь. Да еще и все плачете. Если вам нужна жилетка, то вы ее получите. У вас льготы беспрецедентные»[164].
Зря Герман Греф ляпнул про жилетку. Зачем Анатолию Карачинскому плакаться, тем более в жилетку тогда еще чиновника высокого ранга? Если читатель зайдет на портал РИА «Новости», то он найдет примеры того, как Карачинский публично рос, что подтверждалось рейтингами «DATOR Top100» 1994, 1995, 1996, 1997 и 1998 годов и «TOP-PROFI» 1995, 1996, 1997, 1998 и 1999 годов, а еще он стал победителем конкурса «Предприниматель года 2003 – Россия», учрежденного компанией «Эрнст энд Янг» и проводимого в 35 странах мира, в 2004 году представлял Россию на международном конкурсе в Монако, где ежегодно выставка Monaco Yacht Show собирает множество ценителей яхт.
Множество ценителей искусства и яхт собрала в тот год, когда Греф прилюдно «пристыдил» Карачинского, выставка на курорте Пирогово с шаловливым названием «Легкость бытия». «В качестве главного гвоздя предполагалась выставленная в павильоне “Здесь и сейчас” картина “С чего начинается Родина”, созданная руководимой художниками “артелью олигархов”, среди которых значился и Анатолий Карачинский. Писанное “золотыми кистями” полотно и вправду впечатляет, – язвила журналистка “Ъ”. – На берегах Клязьминского водохранилища резвятся полуобнаженные атлеты и атлетки, играют дети и бродят изысканные жирафы. В общем, рай да и только. Впрочем, в контексте остальных павильонов утопия оказывается куда менее китчевой»[165].
Что уж тут говорить о другой «картине» с тем же названием, но не в Москве, а в Питере. Именно там в декабре 2010 года Владимир Путин признался, что не умеет играть на рояле, а только «тыкает двумя пальцами по клавишам». Тем не менее «практически все телеканалы продемонстрировали, как премьер на благотворительном концерте в Петербурге сыграл на рояле “С чего начинается Родина” и спел на английском языке песню с джазовыми музыкантами[166].
В том же декабре, и тоже в Питере, Анатолий Карачинский выступал с публичной лекцией на Инновационном конвенте. Рассказывая о том, как его компания открыла филиал в Канаде, он привел забавную историю о деньгах и чиновниках.
«Лет пять назад приходит человек и говорит: «Я из местного правительства, мы за вами внимательно следим».
Все перепугались.
Он говорит: «Нам нравится, что вы делаете, и мы хотим дать вам денег».
Мы говорим: «Нам не надо ничего!»
Он говорит: «Ребята, это грант для проектов. Вы не можете его потратить нигде, кроме Канады. 200 тысяч».
«Ну ладно, давайте. Потратим».
В этом году мы там совсем большие стали, про нас очень много пишут. Приходит другой человек и говорит: «Ребята, мы решили дать вам миллион в виде гранта. У нас есть программа поддержки стартапов».
Ровно в этот же день мне звонят и говорят: «Нам канадцы предлагают миллион».
Я говорю: «Конечно, берем».
Ровно в этот же день ко мне приходит человек и говорит: «Я хочу с вами встретиться. Я из МВД».
– Он канадец (
– Нет, здесь встретились, в Москве.
Он говорит: «Мы здесь за вами внимательно следим. Мы довольны вашими успехами. Вы хорошо растете. Мы думаем, вы должны нам миллион».
– А почему?
– Делиться надо!
Разница была в несколько часов. Буквально.
– Так поделились?
– Я не буду дальше рассказывать (
Аудитория, судя по записи, действительно смеялась от души, а Карачинский между тем обрисовал ей варианты будущего. И смех сразу прекратился. «Вариантов – два: либо вы с кем-то договоритесь, и с кем-то будете коррумпироваться, и вас будут использовать в качестве отмывочной конторы для кого-то, – сказал Карачинский. – Второй вариант – делать бизнес на конкурентном рынке»[167].
ПОСТ О БУДНЯХ ГЕДОНИСТА И ПО ЖИЗНИ ОПТИМИСТА
Вот это за Атоса! Вот это за Портоса! Вот это за Арамиса!
* * *
– Вы ранены?
– Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и все.
Судьба любого человека испытывает на прочность. Испытывает она и компании. В 1998 году компания Карачинского прошла первое испытание большими деньгами и дефолтом. «В 1998 году была очень сильная встряска: ведь ING вложился в меня и в результате было 20 миллионов кэша на счетах, которые мы не тратили до кризиса, – рассказал мне Карачинский. – Мы очень много думали о том, что надо диверсифицировать бизнес, у нас была компания, которая занималась системами, компания, которая продавала оборудование… Понимали, что диверсификация – это очень важная вещь для того, чтобы быть устойчивыми… У нас всегда было много клиентов, телефон звонил с утра и до ночи. И вот случается август 1998 года. Сентябрь. Телефон не звонит вообще. Мы страшно испуганные. Сидим, считаем, – у нас 2000 человек работает, [у всех] семьи. Мы начинаем считать и понимаем, что при тех деньгах, которые на счетах, мы можем, не заработав ни одного доллара, еще два года протянуть. Это хорошая новость для меня, но я начинаю думать: вот я делал все правильно, диверсифицировался и так далее, но случился кризис – и мы в жопе!
А на Западе все растет, везде сумасшедший рост».
На Востоке, кстати, тоже сумасшедший рост, и в странах Латинской Америки, где модели бизнеса компаний подстраивались под глобализацию. Тем же путем одним из первых в России пошел Карачинский. «Что же такое, когда у нас плохо, у них хорошо, – сам себе задал вопрос Анатолий. – Думаю, значит, надо дифференцироваться не только в стране, но и географически. Надо делать там бизнес тоже. Я начал смотреть, что есть в мире, и обнаружил индусов, очень удивился: они разрабатывают софт для всего мира.
