обосновался здесь надолго.
– В конце концов, – заметил он. – Нельзя сказать, что я нарушаю ваше уединение. Мы с вами сидим на скамейке в Гайд–парке. Открытое пространство, общественное место, и так далее и тому подобное.
Он сделал паузу, давая ей возможность ответить. Она молчала. И он продолжил:
– Если бы вы искали уединения, вы могли взять газету с собой в спальню, или в кабинет. Согласитесь, это как раз те места, которыми мы пользуемся, когда рассчитываем на уединение.
И снова сделал паузу. И она снова отказалась вступать в беседу. Тогда он понизил голос до шепота и спросил:
– У вас есть кабинет, леди Оливия?
Он не думал, что она ответит, поскольку смотрела прямо перед собой, упорно не желая взглянуть на него, но к его огромному удивлению проворчала:
– Нет.
Она его восхищала, но не настолько, чтобы изменить поведение.
– Какая жалость, – тихо проговорил он. – Я очень дорожу возможностью иметь комнату, которая принадлежала бы только мне и не использовалась бы для сна. Вам стоит подумать о кабинете, леди Оливия, если хотите иметь место, где можно почитать газету без чужих надоедливых взглядов.
Она повернулась к нему со впечатляюще безразличным выражением лица.
– Вы сидите на вышивании моей горничной.
– Мои извинения, – он поглядел вниз и вытащил из–под себя ткань. – Он сидел на самом краешке, но решил быть великодушным и не комментировать это обстоятельство. – А где, собственно, ваша горничная?
Она неопределенно махнула рукой.
– Ушла искать горничную Мэри. Я уверена, она вот–вот вернется.
На это ответа у него не нашлось, поэтому он сменил тему:
– У вас с братом очень интересные взаимоотношения.
Она пожала плечами, явно пытаясь от него отделаться.
– Мой собственный брат меня терпеть не может.
Это ее заинтересовало. Она повернулась к нему, сладко–пресладко улыбнулась и проворковала:
– Я хотела бы с ним познакомиться.
– Я уверен, что у вас это получится, – согласился он. – Он нечасто заходит в мой кабинет, но когда поднимается в более–менее нормальное время, как правило, завтракает в малой столовой. Ее окна расположены как раз через два от окна моего кабинета в сторону улицы. Вы можете поискать его там.
Она смерила его тяжелым взглядом. Он ласково улыбнулся ей в ответ.
– Зачем вы здесь? – спросила она.
Он указал на лошадь.
– Для верховой прогулки.
– Нет, зачем вы
Он секунду подумал.
– Вы меня раздражаете.
Она поджала губы.
– Ну, что ж, – несколько отрывисто произнесла она. – Думаю, это справедливо.
Фраза, несмотря на тон, звучала, как честное признание его правоты. В конце концов, всего несколько минут назад она сама сказала, что он ее раздражает.
И тут вернулась ее горничная. Гарри услышал ее раньше, чем увидел. Она сердито топтала мокрую траву и ворчала с явными интонациями кокни.
– И чего это она себе думает, что я должна учить ее французский? Она в Англии или где? Ой! – Она остановилась, с некоторым удивлением глядя на сэра Гарри. Потом продолжила, причем и ее тон и говор стали гораздо благозвучнее: – Извините миледи. Я не знала, что вы не одна.
– Он уже уходит, – объявила леди Оливия неожиданно сладко и беззаботно. Она обернулась к Гарри, улыбаясь так безоблачно, так ослепительно, что он, наконец, понял, откуда взялись все те разбитые сердца, о которых он постоянно слышал.
– Сердечно благодарю вас за компанию, сэр Гарри, – проворковала она.
Он затаил дыхание и подумал, что она необыкновенно талантливая лгунья. Если бы он не провел последние десять минут с этой леди, которую про себя окрестил «кислой девицей», он мог бы сам влюбиться в нее.
– Как вы верно заметили, леди Оливия, – тихо сказал он. – Я уже ухожу.
И он ушел, твердо решив никогда больше с ней не встречаться.
Во всяком случае, добровольно.
***
Решительно отринув мысли о леди Оливии, Гарри вернулся к работе и уже после полудня совершенно утонул в море русских идиом.
Kogda rak na gore svistnet = когда рак на горе свистнет = когда свиньи полетят(1).
Sdelat’ iz muhi slona = сделать из мухи слона = сделать гору из кротовой норки(2).
S doxlogo kozla I shersti klok = с дохлого козла, и шерсти клок =…
Равно…
Равно…
Он крутил это выражение и так и этак, монотонно постукивая карандашом по промокашке, и как раз собирался сдаться и двигаться дальше, как вдруг услышал стук в дверь.
– Войдите. – Он даже не поднял глаз. Ему давно уже не удавалось сосредотачиваться на работе в течение целого абзаца, он не хотел снова выбиваться из ритма.
– Гарри.
Карандаш замер. Гарри ожидал, что войдет дворецкий с дневной почтой, но голос принадлежал его младшему брату.
– Эдвард, – сказал он, хорошенько запомнил, где остановился, и поднял глаза. – Какой приятный сюрприз.
– Тебе пришло вот это, – Эдвард пересек комнату и положил на стол письмо. – Его принес курьер.
Отправитель не был указан, но Гарри узнал конверт. Послание пришло из военного министерства и, скорее всего, там содержалось нечто важное. Они редко посылали корреспонденцию прямо домой. Гарри отложил письмо в сторону, намереваясь прочесть его, как только останется один. Эдвард знал, что брат занимается переводами, но не знал для кого. И пока Гарри не видел никаких причин доверять ему подобную информацию.
Послание могло и подождать несколько минут. Прямо сейчас Гарри было любопытно, зачем брат пришел к нему в кабинет. В привычки Эдварда не входила доставка корреспонденции. Даже если письмо вручили бы ему лично, он, скорее всего, бросил бы его на поднос с остальной почтой, и пусть им занимается дворецкий.
Эдвард общался с Гарри только, если его заставляли обстоятельства. И обстоятельства эти были, как правило, финансового характера.
– Как дела, Эдвард?
Эдвард пожал плечами. Он выглядел усталым, глаза его покраснели и опухли. Гарри подумал о том, как же поздно брат вернулся вчера ночью.
– Сегодня вечером к нам на ужин придет Себастьян, – заметил Гарри. Эдвард редко ел дома, но Гарри подумал, что если придет Себ, брат, возможно, останется.
– У меня свои планы, – сказал Эдвард. – Но потом добавил: – Но я, пожалуй, смогу их изменить.
– Я был бы тебе благодарен.
Эдвард стоял в центре кабинета, воплощение мрачного, угрюмого юнца. Ему было уже двадцать два года, и Гарри предполагал, что он считает себя мужчиной, но держался он как желторотый птенец, и глаза у него были еще совсем молодые.
Молодые, но без юношеской живости. Гарри поразился, каким изможденным выглядит его брат. Эдвард
