Лондонские тайны

от боли, но Гарри не смог еще хоть раз не посмотреть в лицо Оливии. И тут он понял, что же люди имеют в виду, говоря «глаза сияют».

Потому что, когда он попросил ее подойти в шесть к окну, она улыбнулась. А когда он посмотрел в ее глаза, ему показалось, что все вокруг засияло мягким светом счастья, и что все это – и радость, и добро, и счастье – исходит от нее. От этой самой женщины, стоящей рядом с ним у парадного входа в Мейфере.

И тогда он понял. Это случилось. Это случилось прямо здесь, в Лондоне.

Гарри Валентайн влюбился.

_____________________________

[1] ergo — следовательно, лат.

Глава 19

Вечером того же дня, ровно в шесть часов, Оливия открыла окно, оперлась о подоконник и выглянула на улицу.

И увидела сэра Гарри, глядящего вверх со своего собственного подоконника. Он выглядел просто восхитительно, и улыбался, лукавой мальчишеской улыбкой. Она любила его таким – счастливым и беззаботным. Темные волосы его уже не были аккуратно причесаны, и ей внезапно до боли захотелось коснуться их, зарыться в них пальцами и взъерошить еще больше.

О Господи, похоже, она влюбилась.

Это должно было прозвучать откровением. Она должна была бы окаменеть, осознав что произошло. Но вместо этого, ей просто стало хорошо. Прекрасно, отлично, чудесно!

Любовь. Любовь. ЛЮБОВЬ. Она мысленно повторяла это слово на разные голоса, с разными интонациями. Все они звучали бесподобно.

Право, это чувство достойно наилучших рекомендаций.

– Добрый вечер, – сказала она с глупой улыбкой.

– И тебе добрый вечер.

– Ты долго ждал?

– Всего несколько секунд. Ты фантастически пунктуальна.

– Я не люблю заставлять людей ждать, – ответила она. Она высунулась еще дальше в окно, и ей почти достало смелости облизать губы. – разве что они заслуживают наказания.

Похоже, это его заинтриговало. Он тоже наклонился чуть вперед, и теперь они оба высовывались из своих окон несколько дальше, чем следует. Казалось, он вот–вот заговорит, но потом на него, видимо, что– то нашло, и он расхохотался.

И она за ним.

И они просто… смеялись, пока у обоих не выступили на глазах слезы.

– Ох, – выдохнула Оливия. – Ты не думаешь, что нам, возможно, стоит… иногда… встречаться как подобает?

Он вытер глаза.

– Как подобает?

– Во время танца, например.

– Мы уже танцевали, – ответил он.

– Всего один раз, и я тогда тебе не нравилась.

– Я тебе тоже не нравился, – напомнил он.

– Я не нравилась тебе больше.

Он слегка поразмыслил и кивнул.

– Ты права.

Оливия моргнула.

– Я вела себя ужасно, да?

– Пожалуй, – признал он с удивительной поспешностью.

– Ты должен был бы мне возразить.

Он подмигнул.

– Да это же просто здорово, что ты, если нужно, можешь вести себя ужасно. Это очень полезное свойство.

Она подперла рукой подбородок.

– Забавно, но моим братьям никогда так не казалось.

– Братья – они все такие.

– И ты тоже?

– Я? Никогда. Я всячески поощрял свою сестру. Чем ужаснее она себя вела, тем больше у нее было возможностей нарваться на крупные неприятности.

– Какой ты коварный! – пробормотала она.

В ответ он только пожал плечами.

– Мне все же любопытно, – продолжила она, не желая менять тему, – как может пригодиться способность ужасно себя вести?

– Это очень хороший вопрос, – серьезно заявил он.

– А ответа у тебя нет, правда?

– Никакого, – признал он.

– Может, чтобы быть актрисой, – предположила она.

– И потерять репутацию?

– Ну, тогда шпионкой.

– Еще хуже, – уверенно ответил он.

– Ты не считаешь, что я могу стать шпионкой? – Она кокетничала напропалую, но слишком наслаждалась процессом, чтобы прекратить. – Право же, Англии вполне мог бы пригодиться кто–нибудь вроде меня. Я бы разобралась с войной в мгновение ока.

– В этом я ни минуты не сомневаюсь, – сказал он, и как ни странно, похоже, верил в то, что говорил.

И тут ее что–то удержало. Уж слишком долго она шутит на совершенно серьезную тему.

– Мне не стоило шутить с подобными вещами, – произнесла она.

– Все в порядке, – ответил он. – Иногда это просто необходимо.

Она задумалась над тем, что он успел повидать и сделать в своей жизни. Он много лет служил в армии. И эта служба вряд ли ограничивалась парадами и девицами, сходящими с ума от униформы. Он наверняка воевал. Участвовал в походах. Убивал.

Представить это было практически невозможно. Он великолепно сидел в седле, а после сегодняшнего утра она имела точное представление о его силе, но все равно, она почему–то представляла его себе скорее ученым, чем спортсменом. Возможно, потому что она день за днем наблюдала, как он часами сидит в кабинете за столом, согнувшись над бумагами и порхая пером по строчкам.

– Что ты там делаешь? – спросила она.

– Где?

Она мотнула головой.

– В кабинете. Ты очень много времени проводишь за столом.

Он помедлил, потом ответил:

– Да так… В основном, перевожу.

– Переводишь? – рот ее приоткрылся от удивления. – Правда?

Он сменил позу и, похоже, впервые за вечер напрягся.

– Я же упоминал, что говорю по–французски.

– Я не думала, что настолько хорошо.

Он скромно пожал плечами.