Тихий стон расставил все по своим местам: двое били третьего, вернее даже не били, а давно уже уронили на землю и лениво пинали. Причем проделывали это с необычайной для такого подлого дела сноровкой. А их жертва неумело закрывалась руками и что-то несвязно лепетала…
— Эй там, а ну хорош! Совесть потеряли, лежачего бить?!
Мастеровой аккуратно поставил свое сокровище в жидкую грязь дороги и решительно пошел в сумрак между двумя заборами, разминая на ходу плечи — сколько раз в стенке стоял, да с деревенскими баловался на кулачках… а тут двое забулдыг не местных явно приличного человека обижают! Ошибку свою Мартын понять успел (крикнуть надо было, ну или хотя бы оглядеться получше), а вот пожалеть о ней — нет, вспышка света в глазах плавно перешла в полную темноту. Очнулся он с гудящей головой и побаливающими ребрами, без шапки и денег, и с наполовину снятым с правой ноги сапогом. А так же отчетливым пониманием того, что ему навернули чем-то увесистым сзади и необъяснимой уверенностью — водку он больше не увидит. Ощупав затылок на предмет определения размеров шишки, будущий бригадир кое-как утвердил себя на ногах и привалился к чахлому заборчику, тут же заметив собрата по несчастью. А через мгновение даже опознал, отчего сразу позабыл про свои болячки — среди картофельных очисток и прочего кухонного мусора, скрючившись в позе младенца без сознания лежал его благодетель, сам Иммануил Викторович. Как он его поднял на руки и тащил в фабричный лазарет, у Мартына в памяти не отложилось, помнил только свой страх за то, что не донесет. Потом была суета охранников, слезы в глазах жены и выматывающие душу расспросы в полиции и на фабрике — откуда и куда он шел, кого из бандитов запомнил, кто где стоял… да еще от любимой работы временно отстранили, до окончательного излечения всех шишек и синяков (вообще-то, синячище был в единственном числе, зато на всю левую половину головы). Да и неизвестность мучила — кем он теперь будет? Все же бригадиром он был неофициальным, по слову директора производства, а теперь что, опять в мастеровые вернут? Вызов в фабричную управу пострадавший воспринял едва ли не с радостью: так или иначе, но исчезнет мучившая его неопределенность. Охранник на входе кивнул ему как старому знакомому и без лишних слов повел за собой. Первый этаж, второй, третий… когда его подвели к двери без таблички, в горле у мужчины пересохло а самого заметно потряхивало.
— Расскажи мне, как все было.
Слушая короткий рассказ своего работника, хозяин время от времени задавал уточняющие вопросы, и совсем было потерял интерес к продолжению беседы — если бы не одна мелкая подробность, мельком прозвучавшая в слегка путаной речи Мартына.
— В каком смысле часто виделись? По работе?
— Ну да, он ко мне каждый день подходил, да не по разу.
— Зачем?
— Проверить, как дела со станочком, указать чего… раньше и Валентин Иванович приходил, да вот уехал куда-то.
Фабрикант вздохнул, явно набираясь терпения, и продолжил расспросы все в той же вежливо- дружелюбной манере.
— Что за станочек?
— Так это… у меня приятель в пятом оружейном работает, вот он мне как-то рассказывал — какое муторное дело в стволах нарезы строгать, по два за раз да в три-четыре прохода. Я, значит, и подумал тогда, а нельзя ли их как-то за один раз сделать? Измыслил протяжку на шесть резцов, бумагу написал, да в ваш ящик опустил — словом, все как полагается. Господин Греве дня через два… нет, три. Да, точно, через три дня меня нашел, пораспрашивал, да и отвел к Иммануилу Викторовичу. Вот.
Он мог бы еще долго рассказывать своему работодателю про все свои идейки и полученные из них результаты — если бы не увидел, как тот звереет на глазах.
— Кто знал про твою работу? Герт, Греве, кто еще?
Слегка заикаясь под взглядом пронзительно-желтых глаз и всем телом ощущая разлитую вокруг него угрозу, Мартын поспешно перечислил имена пятерых слесарей и одного инструментальщика, составлявших его невеликую бригаду.
— Плюс начальник цеха. Он ведь в курсе, чем вы занимаетесь? Ясно… о разговоре молчи, работай спокойно. Над тем же, что и раньше. Свободен.
Мастерового из кабинета вынесло, словно сухой листок осенним ветром, помотало-покрутило по этажам, да и отпустило рядом с охранником.
— Эк тебя пробрало. Что, ругали?
— Не…
— Хвалили, значит. Ты не думай, Александр Яковлевич хоть и крут характером, да за ним благодарность не заржавеет. Всенепременно отметит хорошего человека, я тебе верно говорю! Ладно, топай давай, нельзя здесь просто так стоять.
А еще через три дня к нему вернулась шапка. Семья только-только собралась за общим столом на завтрак, как в дверь громко и сильно постучали. Жена, метнувшаяся открыть, вернулась в комнату заметно побледневшей, а следом за ней на пороге показался сам главный инспектор господин Долгин, с небольшим мешком в руках. Вытряхнул его прямо на пол, и поинтересовался, не хозяйское ли это добро?
— Моя… а где нашлась-то?
— Где нашлась, не твоего ума дело. Точно твоя?
Получив подтверждение на право владения этим куском грязного кроличьего меха, инспектор молча развернулся и ушел. А на следующее утро, он же объявил семейству Бусыгиных, что квартиру эту они заняли по ошибке, вследствие чего должны ее как можно быстрее освободить. Особый вес его словам добавляла артель из полудюжины грузчиков, перекуривавших под окнами жилища и готовившихся к небольшому трудовому подвигу. На робкий вопрос хозяина — куда же им теперь податься, вместо ответа на стол лег ордер, на просторную пятикомнатную квартирку, расположенную практически напротив их старой 'трёшки'. Затем на ордер легла толстая пачка красненьких банкнот. Ну и прикрыло все это великолепие обычным бумажным листком, оказавшимся приказом о переводе главы семейства с основного производства в экспериментальный цех номер три, с одновременным повышением до бригадира. Кивая на стопку такой важной бумаги, господин Долгин коротко пояснил:
— Александру Яковлевичу понравилось, что ты умеешь так быстро бегать, да еще и со своим начальством на руках. И шпалер твой ему тоже понравился.
Главный инспектор уже начал разворачиваться в сторону двери, когда услышал вопрос про Герта.
— Доктор сказал, что вовремя его в лазарет доставили, да и били без особой злобы. Так что месяца через два-три снова увидитесь.
***
Спустя четыре дня после окончания стрельб в Гатчине, на фабрике и в ее окрестностях все было выметено, вскопано, отсыпано гравием и песком… короче, все цвело-зеленело и сияло-блестело, так что дело было только за самим гостем. Однако его императорское высочество Михаил Александрович что-то не торопился приехать за обещанными игрушками, и надо сказать, последнее обстоятельство фабриканта даже радовало — остальные гости как с цепи сорвались, прибывая один за другим. Первыми появились юрист и парочка инженеров от Круппа — просмотрев предложенные ими документы, князь поставил несколько подписей, подтверждая что ему все понравилось, и отправил их в Петербург уже к своему юристу, согласовывать последние изменения к контракту. Следом за ними появилась пятерка специалистов от Тиссена (Александр уже привык, что они появляются у него с небольшим перерывом и в один и тот же день), опять же представила документы на подпись и оперативно отбыла в столицу. Не иначе как устраивать со своими конкурентами капиталистическое соревнование, под лозунгом 'кто первый подпишет с князем Агреневым контракт'. То ли Август Сильный опасался, что у его партнера кончатся деньги, то ли старина Фридрих решил освоить весь полученный с его помощью кредит — но работали немцы на диво оперативно, в каждый свой приезд заваливая стол князя буквально в три слоя — всевозможными сметами, расчетами, чертежами и эскизами. Затем припожаловал его новый компаньон Яковлев — подумав хорошенько, отставной лейтенант решил что быть мелочным ему как-то и не к лицу, и сходу 'округлил' свой заказ с семнадцати до тридцати станков. Проводив последнего гостя (недалеко, до кабинета своего
