а любопытство генерал-майора все никак не утихало. Собственно, нормально поесть ему так и не удалось — когда его превосходительство все же угомонился, эстафету вопросов приняли на себя другие старшие офицеры бригады. Причем каждого из них интересовало что-то свое. Толкушкин с главным оружейником бригады, ротмистром Николаевым, расспрашивали своего гостя о планах на будущее, время от времени многозначительно переглядываясь друг с другом. Сергея Юрьевича Блинского, на удивление резко ставшего заядлым балетоманом, очень интересовали новости из Большого Императорского театра. Вот только, к его искреннему огорчению, князь проявил в этом деле полную некомпетентность, так и не ответив толком ни на один вопрос. Как так: не знать по именам всех перспективных балерин?! И ладно бы это, так ведь даже и примы, эти несравненные дивы балетного искусства, остались для его бывшего подчиненного безымянными.
— Александр Яковлевич, так когда же мы начнем испытания?
А вот подполковника Рослякова больше всего волновал именно этот момент. Так как его самого уже просто достали вопросами, а так же очень толстыми намеками — и начальники отрядов-'испытателей', и господа офицеры, желающие каким-либо образом примазаться к процессу. Причем, как правило, эти самые офицеры упорно не желали понимать, что новинок на всех не хватит.
— Насколько я знаю, все необходимое уже давно отгружено в вагоны, и с неделю как отправлено. Так что, Валериан Петрович, вопрос не ко мне, а к служащим Варшавской железной дороги.
На лице подполковника возникло такое кровожадное выражение, что князь даже немного посочувствовал будущим жертвам Рослякова. И еще больше — себе, так как ни сбежать, ни как-то иначе сократить свое участие в неотвратимо приближающихся бальных танцульках, был совершенно не властен.
— Господа!
Убедившись, что привлек к себе достаточно внимания, полковник Толкушкин намекающее поглядел на большие настенные часы, громогласно напомнил подчиненным, что бал начинается через каких-нибудь полчаса, и предложил дружно освободить столы. Но не просто так, а сходить в курительную комнату, подышать свежим никотином — так сказать, набраться свежих сил и здоровья перед танцами. Заметив, что князь Агренев убрал с колен салфетку и собирается присоединиться к остальным офицерам, начштаба негромко попросил не торопиться. Ротмистр Николаев, кстати, тоже никуда не ушел — наоборот, даже пересел поближе, и первым завел разговор.
— Князь, первым делом я бы хотел вас поблагодарить за ваши пистолеты. В смысле, за поставки с вашей фабрики. Редко какой офицер нашей с вами бригады не обзавелся Орлом или Плеткой. Некоторые так и тем, и другим, да-с!
— Право же, не стоит благодарности господа. Тем более что мне это почти ничего не стоило.
Ротмистр помялся, глянул на начальство (которое тут же отгородилось от него бокалом шампанского) и перешел к главному.
— Князь. Скажите, а нельзя ли их продолжить? Разумеется, уже на более выгодных для вас условиях?
Фабрикант слегка картинно округлил брови и с подобающим в такой ситуации недоумением ответил.
— Это вполне возможно. Но ведь вы сказали, что офицеры НАШЕЙ бригады пистолетами обеспеченны?
— Конечно, и от своих слов не отказываюсь. Но видите ли в чем дело. У нашего бригадного казначея появилась любопытная идейка. Суть ее в том, что…
Что офицеры в остальных пограничных бригадах (и прочих армейских частях), тоже желали приобщиться к новинкам оружейного рынка. Так желали, что время от времени в штаб бригады приезжали целые делегации от соседей, с просьбой поделиться десятком-другим самозарядных пистолей. Не бесплатно, конечно же. И так регулярно просили, с такой прямо-таки настойчивостью и экспрессией, что подумалось полковнику… пардон, конечно же бригадному казначею. А не организовать ли в своей части офицерское экономическое общество? С небольшой такой лавкой, исключительно для своих, так сказать — белой служилой косточки. В таком магазине все страждущие могли бы спокойно прицениться, повертеть смертоносные игрушки в руках, и даже пострелять в тире, расположенном в подвале собрания. После чего без малейших проволочек и от всей души потратиться на продукцию Сестрорецкой оружейной фабрики, причем по нормальным ценам. А возможно, что даже и в рассрочку — и им польза, и в кассу взаимопомощи что-то да упадет. Так, малость ничтожная: двугривенный с пистолета, или там пятачок со стандартной пачки патронов. И все довольны: господа офицеры покупкой, а бригадный казначей стабильным пополнением кассы… осталось только уговорить князя Агренева.
— Считайте, что уже уговорили. Что требуется от меня?
— То есть вы окажете нам свою поддержку?
— Разумеется! Более того, господа — я предлагаю несколько расширить идею нашего казначея.
Александр поглядел на начальника штаба, полностью поглощенного внимательнейшим изучением этикеток на бутылках, и подчеркнул.
— Очень, очень полезную и своевременную идею. Так вот я считаю, что одного магазина будет явно недостаточно, и очень даже к месту будет устроить несколько его отделений.
— А нельзя ли поточнее? Сколько именно?
— По числу пограничных бригад.
'Для начала. А потом, когда наладите дело, и захотите расшириться, опять придете ко мне, уговаривать и рисовать блестящие перспективы. Уговорите, конечно — и у меня появится еще один инструмент влияния'
Похоже, господа офицеры так до конца и не поняли всех перспектив того, что им предложил бывший сослуживец. Вернее того, во что все это может вылиться — если в каждой военной части будет отделение офицерского экономического общества. Поначалу Ченстоховского. А со временем, просто — Офицерского экономического общества Русской императорской армии.
— Разумеется, такое дело требует некоторых трат, но я с радостью возьму их на себя. Вы ведь не против?
Полковник Толкушкин, в течении всего разговора так и не отпивший ни одного глотка Рёдерера, тут же исправился, одним махом уполовинив бокал. После чего с большим облегчением признался.
— Не буду скрывать, Александр Яковлевич, некоторым образом мы на это и рассчитывали. Ну что же, нас ждут в курительной комнате?
* * *
Бал. Как много в этом звуке для сердца офицерского слилось, как много в нем отозвалось! Большая бальная зала Офицерского собрания, в обычные дни холодно-официальная и гремящая неуютным эхом из- под ног, казалась всем, кто по ней проходил, просто таки громадной. В дни праздничные — просто большой, но уже вполне уютной. И только один-два раза в году она заполнялась до упора: господами офицерами и приглашенными гостями, украшалась живыми цветами и приобретала ту неповторимую в обычные дни обстановку важного присутственного места, того самого, о котором помнят и через полжизни. Ах, этот бал! Мужественные офицеры в красивой парадно-выходной форме, время от времени подкручивая усы, перестреливались глазами с не менее красиво наряженными девицами и даже замужними дамами — пока их мужья глядели с вожделением на чужих жен и дочерей. Изящные фигуры танцоров в центре залы, нескончаемые разговоры и смешки по краям, и не менее нескончаемый флирт, придающий любому публичному мероприятию тот особый, незабываемо-пряный вкус настоящей светской жизни. Редко, очень редко свет от больших окон собрания лился на улицу всю ночь, проезд и все окрестности заставлялись экипажами, и любой желающий мог подойти к ограде и послушать едва слышный гул голосов и чарующую музыку вальса…
'Ну, еще полчасика, и можно спокойно отваливать! Хотя нет, остался еще последний танец. Тогда — час, и вся эта тягомотина наконец-то закончится'
Александр машинально поправил китель, привычным движением раскланялся с проплывающими мимо него дамами и стал потихоньку пробираться в сторону балкона — несмотря на открытые фрамуги, в
